Вперед в прошлое 11 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 7

У бабушки я сбросил балласт — отдал деньги на хранение, мама вручила ей лекарства, которые посоветовала Гайде и, пока я объяснял Каюку алгебру, а он показывал мне народившихся поросят, делала бабушке внутривенную инъекцию.

В спортзал я попал без пяти минут шесть, когда наших уже пустили в опустевшую школу, они разошлись по раздевалкам, а новенькая сторожиха — пожилая женщина с вороньим гнездом на голове — ждала с ключами, чтобы открыть спортзал, и ненавидела нас за то, что мы нарушили ее покой.

Надо будет этой бедолаге купить чаю и конфет — сразу к нам отношение изменится.

Когда я влетел в раздевалку, Димон Чабанов сходу спросил:

— Я деньги принес. Ну, с торговли. Тебе их когда отдавать?

— Давайте после тренировки. Здесь же в раздевалке и сочтемся.

Я осмотрел друзей. Тут были все, кроме ушибленных Памфилова и Мановара. Девчонки, понятное дело, находились в женской раздевалке.

Из-за того, что сторожиха не могла справиться с ключами, тренировка началась на пару минут позже — будь на моем месте отчим, он бы уже сожрал эту несчастную женщину.

Друзья построились по росту. Я осмотрел, оценивая как бойцов, а не как ребят, просто пришедших на тренировку. Занимаемся мы семь месяцев, и если сравнивать то, что было, с тем, что стало, это земля и небо. Тощие или с лишним весом, сутулые, неуверенные в себе подростки, изгои в своей школе, превратились в спортивно-подтянутых юношей и девушек. Из аутсайдеров мы выросли в лидеров. Нас уважают и на нас равняются.

Только голову подняли, и вот новое испытание, которое непонятно как закончится. Либо наши николаевские, которые в большинстве своем — гопота и будущие алкаши и наркоманы, сплотятся вокруг нас, либо от нас будут шарахаться, как от зачумленных.

— Сегодня у нас испытание на прочность и работа на пределе возможностей, — объявил я, прохаживаясь перед строем. — Если кто-то травмирован или неважно себя чувствует, лучше сразу сказать. Нужно проверить, что мы можем. Техники сегодня минимум, физухи — максимум. Примерно так тренируется спецназ. — Я достал из кармана часы. — Интервальная тренировка. Сорок пять секунд выполняем упражнение на пределе возможностей, в максимальном ритме. пятнадцать — отдыхаем.

— Надо магнитофон принести для жесткача, — прогудел Чабанов. — Рок или металл врубить. Он дает сил.

— Миа кульпа. То есть моя вина, — сказал Илья. — В следующий раз его возьму. И «Металлику».

— Лучше Эй-си/ди-си, — предложил Чабанов.

— Отставить! — прикрикнул я. — С музыкой разберемся. Итак, разминка. Повторяем за мной.

Я встал в начало строя, и мы начали с бега медленно, затем — ускоряясь, потом — поднимая колени и с захлестом, выпрыгиваньями и ускорениями. После — гусиный шаг, выпады. Перемещения в упорах на руках. Когда все разогрелись, начался ад.

В принципе, то же, что и всегда, но выше темп и интервалы для отдыха короче. Я сам еле держался, на последнем круге отжиманий готов был упасть лицом на мат, как это сделали Кабанов, Алиса и Лихолетова, но меня мотивировали маленький и упорный Ян и Гаечка. Ее лицо было красным, на носу повисла капля пота, руки дрожали, но она не сдавалась: отжаться — хлопок, отжаться — хлопок.

Рядом со мной лежали электронные часы с секундомером. Время вышло, я свистнул в свисток и объявил следующее упражнение.

Закончили мы на десять минут раньше, чем обычно, чтобы мне успели сдать деньги на закупку товара. Но нагрузки хватило с головой. Все, даже Рамиль, еле тащились в раздевалку, но у всех горели глаза.

— Круто, — подбадривал я друзей. — Думаю, в школе только мы так можем. И не только так. Если кто дорвется, хана ему. Мы — сила!

— Воля и разум! — в некоем подобии религиозного экстаза воскликнул Рамиль, все грянули хором.

Я продолжил накачку:

— Вспомните, какими мы были. Шарахались от каждой тени. А в сентябре пришли и…

— Раком всех поставили! — крикнул Рамиль. — Что нам какие-то заводские, они далеко.

Когда все переоделись, Димоны и Кабанов сдали деньги мне под роспись, я пообещал выдать им товар завтра на базе из того, что остался от Игоря, воссоединившегося с отцом. Потом постучались Алиса с Гаечкой, тоже сдали деньги, и мы выдвинулись из школы, поблагодарив сторожиху, которая, бормоча под нос, начала все за нами закрывать.

Школьный двор освещался единственным фонарем над входной дверью. Было пустынно и гулко. Обернувшись, я смотрел, как в стеклах галереи отдаляются от школы наши отражения.

Осталось взять куски арматуры, спрятанные в кустах сирени, преодолеть узкую дорожку, выскользнуть мимо курилки на дорогу — и мы разойдемся по домам.

Каково же было наше удивление, когда из курилки нам наперерез метнулись темные силуэты и преградили дорогу. Их было семеро. Меньше, чем нас, но они старше и мощнее, а у нас хороших бойцов шестеро, включая Гаечку. Борис, Алиса и Ян сильно легкие. Лихолетова ленивая и мало чему научилась.

— Ян, Алиса, Боря — назад, — распорядился я, сжимая прут арматуры.

Бросило в жар. Первая моя уличная драка. Но как заводские осмелились ночью сунуться в чужой район⁈ Выходит, свои нас списали?

От группы противника отделился двухметровый детина, шагнул вперед. Справлюсь ли с таким здоровяком? Если он подготовленный, то вряд ли, если обычный дворовый, шанс есть. Но главное, газовый пистолет против такой толпы неэффективен. Задвинув за спину Илью, я тоже сделал шаг навстречу, сгруппировался, приготовился отражать нападение. Позади полукругом выстроились наши.

И вдруг здоровяк примирительно поднял руки.

— Не кипешуй, пацан. Свои.

— Хрена се свои, — буркнул Рамиль, все стремящийся вырваться на передовую.

Здоровяк указал на него пальцем.

— Это твой косяк, черный, своих не знать.

В голосе здоровяка прозвучала обида. Я закрыл глаза, предвидя, что сейчас Меликов разорется, начнет оскорблять парламентера, и случится замес.

Но у Рамиля хватило ума не быковать. Здоровяк повернулся в профиль, и до меня дошло, кто это: Егор Алтанбаев. Самопровозглашенный смотрящий, кумир босоты нашего района.

— Егор, темно же ведь, и ты спиной к свету, откуда нам знать, что это ты.

Этого не было видно, но откуда-то я знал, что Алтанбаев улыбается. За спиной зашушукались, и я отдал арматуру Илье — в знак мирных намерений. Алтанбаев протянул граблю, я пожал ее, представился.

— Мартынов.

— Да знаю я, кто ты. Тот самый жирный, который Зяму нахлобучил. А я ему тогда не поверил.

Обернувшись, он дал подзатыльник самому мелкому, очевидно, Зяме. Я подумал, что раз ему с ментенышем ручкаться не западло, значит, братва признала, что менты отдельно, а наша команда отдельно. А может, на мой авторитет сработало, что отец ушел из семьи.

— По какому вопросу? — спросил я, хотя сам уже догадывался.

— На тебя был наезд, — предъявил Алтанбаев. — С хера ли на такого — наезд?

По идее, я должен был обидеться на его слова. Но мысли были о другом. Если знает он, то знают все, в том числе менты и мой отец, но — тишина. Почему? Может, они и причина наезда им известна?

— Я сам пытаюсь это выяснить. Как выясню — скажу.

Алтанбаев не ожидал такого ответа, и в башке у него заискрило, он почесал в затылке.

— Тебе ниче не предъявили? — удивился он.

— Предъявили беспредел.

Запрокинув голову, Алтанбаев заржал, указал на меня пальцем. Его прихлебатели поняли: можно, и грянули хохотом.

— В натуре? — Алтанбаев хлопнул себя по ляжкам.

— В натуре. Металлисты попытались выяснить, кто предъявил и почему. Огребли.

— Херово, блин, — констатировал он, обернулся к своей банде. — Не по понятиям на нашего наехали, так?

Все согласились. Алтанбаев подошел и положил руку мне на плечо, проговорил, дохнув застоявшимся сигаретным дымом:

— Вижу, пацан ты нормальный. Вижу, наезд гнилой. А мы своих в обиду не даем. Че за дела, когда гниды какие-то заводские будут почем зря наших, николаевских, щемить!