Выбери любимый жанр

Вперед в прошлое 11 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

Пока деньги можно хранить, что говорится, под подушкой. Банки еще не развиты, ячейки — тем более…

Опять мысль улетела от сути. А суть в том, что я собирался деньги менять, ничем не рискуя, выскочив из машины с рублями и вернувшись с баксами, а потом это должен был сделать отчим. Теперь же деньги придется либо возить с собой в рюкзаке, либо оставить дома и попросить отчима взять рюкзак, когда он заедет за мамой.

Сколько я заработал, Василий и так знает… Так, стоп. Его еще нет дома. Он поехал разведывать, где что есть в отдаленных колхозах, а значит, рюкзак с деньгами придется сдать на хранение маме, которая наверняка начнет перетряхивать тетради и проверять карманы.

Нет! Оставлю его Борису, попрошу передать отчиму. Да, так и сделаю. Только обязательно надо сложить деньги в пакет, обернуть бумагой и замотать, чтобы не смущали никого. Брат обыскивать рюкзак не станет, но мало ли.

В идеале, конечно, ждать Василия дома и никуда не дергаться, но к Мановару я не поехать не могу.

Дома мама, как обычно, хлопотала на кухне, Борис оккупировал письменный стол. Я нашел пакет из-под чипсов, которые втихаря съел Боря, вырвал пару двойных тетрадных листов, взял клей и отправился в туалет.

В пакет из-под чипсов деньги еле влезли. Обернув их сперва газетой, потом — тетрадной бумагой, я заклеил сверток, положил на дно рюкзака…

Только закончил дело, как зазвонил телефон. Мама и Боря прибежали к нему одновременно со мной, но я вскинул руку и снял трубку, сказав:

— Это точно меня.

— Мановар дома! — радостно отчитался Ден. — Нет, не так: мы все у него дома.

— Как он? — с некоторым облегчением спросил я.

— Жив, но потрепан. Ему говорить пока нельзя, он пишет, мы передаем. — Послышалась возня.

— Привет тебе, — прогудел Чабанов. — Трещины в ребрах, ушиб челюсти, жить будет.

— Менты, — напомнил о главном я.

После минутного молчания Ден сказал:

— Ему говорить нельзя. Мент посмотрел на него и отпустил.

— Спроси, знают ли менты про наезд на меня.

И опять тишина, а потом ответ:

— Он не сказал им. Больше никто не знает.

— Дай трубку Егору.

Снова возня. Из трубки донеслось:

— Ые!

— Привет, Егор, — поприветствовал его я. — Менты еще вернутся и будут тебя допрашивать. Твои приятели, конечно, рассказали, что наезд был на твоего друга. Так что и не надейся, что менты отстанут, им надо докопаться до правды и остановить бойню, устранив лидеров. Так что меня сдавай спокойно. Но ни в коем случае не говори про парней, особенно — про Рамиля.

— Эыам!

Переспрашивать я не стал, продолжил мысль:

— Если получится не сдать меня, вообще шикарно. Спасибо, Егор. Рад, что обошлось без серьезных травм.

— Аа!

Прерывистые гудки — видимо, Егор сказал «Пока». Так. Прекрасно, что не надо ехать с рюкзаком, набитым деньгами, через весь город! Я уселся на Наташкин диванчик на кухне, вытянул ноги. И задумался о том, как же без риска отловить Хмыря, о котором рассказывал Бузя.

Глава 3

Против всех

Василий Алексеевич Игнатенко, мой будущий отчим и действующий бизнес-партнер, был человеком крайней степени дотошности. Из тех людей, что живут по привычным схемам, и, если с рельс, то как поезд или в крайнем случае трамвай. Они просыпаются исключительно в 07 часов 09 минут. С 07.15 до 07.25 принимают душ, пять минут сидят на унитазе, и даже стул у них приходит по часам, с 07.30 по 07.45 завтракают…

Киллеру не составило бы труда его отследить и прикончить. Таким, как я, на ком часы не ходят, можно по нему узнавать время.

Сегодня Алексеевич обещал быть в 15.30, значит, ровно в это время он и появится.

Я засел за уроки, но на учебе сконцентрироваться не получалось. Мысли снова и снова возвращались к вчерашней потасовке и ментам. Прежний я утешился бы мыслью, что менты поверили в байку, будто металлисты не знают зачинщика и пошли кулаками махать просто так. Но я-взрослый отлично себе представлял, какие шаги нужно сделать, чтобы выяснить первопричину. Плевое дело! И то, что менты еще не здесь, означает, что они либо положили болт на проблему, либо ждут наших активных действий, чтобы взять на горячем и потрясти родителей.

Щелкнул дверной замок, сбивая меня с мысли.

Мама поняла, что ее муж — педант, и подстраивалась, как могла. Например, вот сегодня озаботилась тем, чтобы еда была готова к 15. 15. Ровно в это время явился отчим и набросился на наваристый борщ.

Из кухни донеслось:

— Пашка, ходь сюда, расскажу, шо узнал!

Мама что-то сказала, видимо, попросила его поесть спокойно, но Василию хотелось поделиться тем, что он разнюхал:

— Па-аш! — не унимался он.

Я закрыл геометрию и отправился к нему. Он ел очень шумно, давился едой и при этом спешил рассказать.

— Рис нашел, — отчитался он. — Сто писят километров отсюдова. Хотели четыреста рублей за килограмм, но сторговался за триста восемьдесят!

Отчим зачерпнул борщовой гущи, сделал несколько жевательных движений, проглотил, да не до конца. Когда он заговорил, изо рта вылетел кусок свеклы и повис на усе.

— А на рынке он тысячу стоит, — поддержала разговор мама, жестом показывая отчиму, чтобы убрал еду с усов.

Он понял и провел по рту предплечьем.

— Если по девятьсот торговать его, разлетится аж бегом! Дешевше, чем на рынке.

— А качество зерен? — уточнил я.

— Обычное. Как на рынке. Но то еще не все. В соседнем колхозе масло подсолнечное. Хотели тысячу шестьсот, я сторговал за полторы! Сколько оно на рынке?

Мама свела брови у переносицы, вспоминая цену.

— Я перед новым годом два литра купила по две семьсот за литр.

— Все дорожает, — напомнил я. — Через неделю, когда поедем за товаром, цены поднимутся на сотку минимум.

— Ты домой-то хоть возьми масло и рис, — попросила мама отчима. — А то муку возите, а я не видела той муки. Так пироги бы пекла.

Алексеевич с видом Зевса, спустившегося с Олимпа к смертным, выложил на стол десять тысячных купюр.

— Вот, возьми, что нужно.

Мама просияла и обняла его. Разошелся отчим, перья распушил, ходит раздувшись, как индюк. Ой, не к добру! Испытание огнем и водой человек выдерживает, потому что деваться некуда: или сдохнешь, или выживешь. Самое сложное — пройти медные трубы, то есть славу и почет, сюда же можно отнести и деньги. Алексеич копейки начал зарабатывать, а понтов вон уже сколько и сколько гордости.

— То еще не все! Я нашел курей! По тысяче за килограмм, а на рынке — три. Можно брать туши и продавать. А еще скупать свиней по дворам, уже разделанных.

— Холодильник нужен, — остудил его пыл я. — Это скоропортящийся продукт. Его за день надо продать. Лучше не связываться и не жадничать. Вот рис и масло — это хорошо.

Василий глянул на часы, залпом выпил стакан компота и схватил вафлю.

— Время. Оля, ты собрана? Пять минут до выхода.

— Да я вот. — Мама сняла фартук и осталась в костюме. — Помаду только подправлю.

Я отчитался:

— К труду и обороне готов. Когда выходим?

— Сейчас, — ответил он, моя свою тарелку и чашку.

Ровно в пятнадцать тридцать он завел мотор «Волги», и мы поехали за документами.

Если стоять в общей очереди, как все, то существовала опасность проторчать тут с утра до вечера, только чтобы узнать, готовы ли документы.

Пока мы с мамой стояли, подпирая стену и созерцая длиннющую очередь, Алексеич зашел к секретарше, она забегала по кабинетам, открылась нужная дверь, и маму пригласили войти под рев и проклятья граждан, которые тут стояли с утра. Сейчас каждый нас и ненавидел, и мечтал оказаться на нашем месте.

Впервые в жизни я почувствовал себя водилой-обочечником, и сделалось стыдно перед этими людьми. Самого несказанно бесит, когда кто-то пытается пролезть без очереди.

Когда мама вышла с бумагами, на нее налетели бабки, окружили и стали проклинать, одна начала толкаться, замахиваясь костылем.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы