Вперед в прошлое 11 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 20

— Попробую, но не факт, а у Леши-то работа, он заранее все планирует, а машину просто сдает в аренду. Но я попытаюсь.

И тут меня посетила интересная мысль:

— А что, если у него в аренду машину будете брать вы?

Судя по блеску в глазах, Василию идея понравилась.

— Было бы хорошо, но у него постоянный водитель. Вряд ли получится, мы просто потеряем по два миллиона за эти дни. Эх…

— А если эти два дня поработаю я… и напарник? — совсем обнаглел я. — Или не так. Или — мы поработаем за ремонт автомобиля в мастерской? То есть поездим бесплатно, но и отремонтируем бесплатно. Запчасти — с вас?

Отчим расхохотался.

— И тут бартер. А ведь круто придумал! Машина простаивать не должна. Лады. Забираю «КАМАЗ» вечером воскресенья… Вот только шо делать с разрешением управлять транспортным средством? Может, доверенность на твоего напарника какую сварганить? А то хлопнут гаишники — не отмашешься. Я смогу это сделать быстро, и на выходные. Так а шо напарник, надежный? Верить ему можно?

Я поручился за Каналью:

— Доверяю ему, как себе.

В этот момент мы выезжали из Васильевки, и я сказал:

— Поворачивайте назад, заедем к нему, это бабушкин сосед.

— А-а, тот самый Алексей? Который без ноги?

Алексеич включил левый поворотник, свернул на примыкающую дорогу, развернулся, и мы покатили назад.

Остановившись возле дома Канальи, я вошел в калитку, отметив, что забор починен, новые петли не скрипят. Дом оштукатурен снаружи, оконные рамы покрашены, на крыше наблюдались куски более нового, светлого, шифера.

Света, сочащегося из зашторенных окон, хватало, чтобы оценить отремонтированные дорожки, заново заасфальтированный двор. Весь хлам Каналья выбросил, обломанные ветки отнес в конец огорода, старые деревья спилил и порезал на поленья.

Я постучал в стекло.

— Напарник! Открывай! Это Павел.

Каналья отодвинул шторы, выглянул, метнулся к двери и впустил меня в дом. Я огляделся. И тут все оштукатурено, побелено, покрашено. Не роскошно, но можно жить.

В прихожей топилась печь. Мы уселись за стол, и разговор начал Каналья:

— Я нашел участок с ветхим домом рядом с нашей мастерской, возле дороги. Полторы тысячи. Я предложил тысячу, хозяева думают, уступать ли. Не загнули ли они цену? Дом там — вообще халабуда. Руины.

— Если место хорошее, за тысячу можно покупать, — согласился я. — Оформим пятьдесят на пятьдесят на тебя и бабушку. Или — на тебя и маму.

— Где ее, тысячу, взять, вот вопрос, — вздохнул Каналья. — Чтобы поучаствовать…

— У тебя сколько есть денег?

— Да понты, — скривился он. — Сто сорок баксов. То одно, то другое. Дом, видишь, в порядок привел. Кровать купил, шкаф, тумбы. Печь отремонтировал, крышу… Вроде по мелочи, а деньги, как в трубу. А на мастерской в среднем зарабатываю по десятке в день, это даже не десять баксов. Зарплату-то сотрудникам платить надо. Алишеру — пятерик минимум. Максу пока трешку. Сколько копить такими темпами?

— Я с предложением, как заработать, — улыбнулся я. — Сто тысяч в день. Два дня работы. Если не хватит денег, займу, отдашь в течение года.

— Ха. Кого-то закопать? Извини, нет.

— Водить «КАМАЗ» и изображать директора фирмы. Все. Остальное сделаю я сам. Два дня выходных ты же можешь себе делать?

Каналья подобрался, подался мне навстречу и с жаром проговорил:

— С этого момента поподробнее.

— Мы с отчимом на «КАМАЗе» оптом закупаем товар, продаем по деревням. Получается… Хорошо получается. Но он два или три дня занят, Андрюшу помогает хоронить. Ты нужен на его место, но нужно сделать доверенность на управление транспортным средством, чтобы гайцы не хлопнули, потому что они на нас прям охотятся. Давай я его приглашу, продолжим переговоры уже втроем. Только не драконь его, пожалуйста, хозяин грузовика — он. Он любит уважение к собственной персоне.

И тут до меня дошло, что есть одно препятствие: машина-то оформлена не на отчима! Если так, то будет сложно, придется прятаться от гаишников и терять кучу времени.

Оказалось, что у отчима генеральная доверенность с правом переуступки управления транспортным средством. Потому отчим в тот же день, несмотря на поздний час, договорился с нотариусом, чтобы заехать к нему с Канальей завтра в нерабочее время, с восьми до девяти вечера.

Так, одна проблема решена, Каналья будет легализован. Правда, выложить придется двенадцать тысяч на доверенность, их я сразу отдал Лёхе, но это мелочи в сравнении с открывшейся перспективой.

В итоге домой мы попали в начале десятого. Боря сразу же засел типа за уроки чтобы поменьше контактировать с отчимом, а когда тот уехал, давай прыгать по комнате и орать:

— Свободу попугаям! Свободу-у-у! Е-е-е!

О смерти двоюродного брата он не вспоминал.

Отчим и мама отсутствовали и в субботу. Боря боговал: развешивал одежду, где ему хотелось, копил посуду в раковине, чтобы помыть вечером, когда воду дадут, а не сразу же — поливая ее из кастрюли.

Я все утро провел за уроками, в обед позвонил Алтанбаеву, который оставил свой телефонный номер — дабы убедиться, что он не пошел по кривой дорожке, и попросил сопроводить меня в дом культуры, чтобы договориться об аренде помещения. Попросил Егора одеться поприличнее, потому что он был совершеннолетним, если и захотят решать какие-то вопросы, то только с ним.

Алтанбаев шел в сопровождении Крючка, в драной выцветшей куртке. Топали они так, словно что-то им мешало, их движения были, как у роботов.

— Пипец все болит, — пожаловался Егор.

— Ты зверь! — с восторгом проговорил Крючок.

Алтанбаев скинул куртку и отдал Крючку, демонстрируя старомодный пиджак, брюки и белую рубашку. Он даже ногти постриг и траурную кайму вывел.

— Ого, — оценил я. — Где такой прикид надыбал?

Егор улыбнулся, огладил пиджак.

— От бати. Батя у меня старый был, двадцать шестого года, помер уже. Мне одиннадцать лет было. А пиджак, вот. Не позорный?

Пиджак, конечно, был, как из ретро-фильма. Но зато демонстрировал серьезность намерений Алтанбаева.

— Крутой прикид. Директриса клуба сразу капитулирует.

— Чего-чего?

— Увидит тебя — и сразу влюбится. Только кепку сними, не катит.

— Че это? — Егор схватился за кепку обеими руками, словно ей угрожала утилизация. — Нормальный кепарик.

— Ее с пиджаком не носят, — подтвердил мои слова Крючок.

— Чейто? — не сдавался Алтанбаев.

— Это как… ну… плавки и шуба.

— Аа-а, тады на.

Отдав кепку Крючку, Алтанбаев пригладил ежик волос и обратился ко мне:

— Ну че, ходу. Я как, четенько?

Я показал «класс», и мы вошли в клуб. В пустынном холле никого не было и пахло уходящей эпохой: плиты из мраморной крошки на полу, на стенах — агитки в рамках и портреты разных деятелей: Ленин, Брежнев, Моцарт, Суворов, Александр Македонский, три богатыря и молодая Пугачева.

«Не пей — козленочком станешь», «скажем нет наркотикам и алкоголю», 'курить — здоровью вредить.

Второй этаж занимала библиотека, студии для чего-то там все время были закрытыми. На третьем какой-то алкоголик учил молодежь играть на гитаре, была секция скрипочки, вокала, театральный и танцы в просторном зале. На этот зал я и надеялся, там должны быть маты. Инвентарь купим со временем, а для начала можно набить опилками мешок и отрабатывать на нем удары.

Директорский кабинет нашелся на первом этаже, возле кабинета. Алтанбаев, хотя это на него не похоже, оробел. Прежде, чем постучать, я уточнил:

— Тебе ж восемнадцать есть?

Когда-то он учился вместе с Наташкой, вроде она говорила, что он дважды оставался на второй год. Но вдруг не дважды, я что-то перепутал, и ему семнадцать?

— А то! — гордо выпятил грудь он. — В сентябре стукнуло. Третьего числа.

Только бы Алтанбаев не прогремел и тут славой!

Я развернулся к двери и постучал. Дождался «Входите», сделал приглашающий жест, мы с Егоркой переступили порог, наперебой поздоровались с директрисой и по очереди представились ей. Это была темноволосая женщина лет пятидесяти, с печальными глазами, крупным носом, скошенным подбородком и шеей, похожей на зоб. Звали е Людмилой Николаевной.