НеТемный 7 (СИ) - Изотов Александр - Страница 16

Это уже шестое разведанное место, и я никак не мог найти свою телегу… Да ну сожри меня Бездна, она здесь должна была быть! Куда могла запропаститься⁈

— Лучники! — десятник поднял руку, готовясь отдать приказ на стрельбу.

— Десятник, — я вздохнул, отвлёкшись от занимательной копки, — Эти воины будут потом свидетелями, что ты мог спасти своих людей.

Десятник, поднявший руку, замер. С недоверием глянул на лопату в моих руках, потом осмотрел двор.

— О чём ты, бросское отродье?

— О том, что я тебя и твоих людей не трогаю. Пока не трогаю… Но клянусь твоими переломанными ногами, если вы сделаете ошибку, я никого жалеть не буду.

С этими словами я материализовал в руках Губитель. Воины вздрогнули и напряглись, но я спокойно перевернул его рукоятью вперёд и протянул десятнику. Тот, прищурившись, подошёл сам, явно не желая терять авторитет, и с опаской взял топор.

Потом так и стоял, рассматривая его и пытаясь понять, что он только что видел. Десятник явно был воином бывалым, должность получил не просто так, и поэтому что-то да понял.

Как и я прекрасно увидел, что этот вояка не предатель и верно служит кнезу, причём не за деньги, а по чести.

Задумавшись, десятник всё же бросил лучникам «отбой!» и опустил руку.

— Этой ночью несколько броссов убили охрану на северных воротах. Убили и прошли в эту сторону, их видели стражники со стены. Одного стражника они тоже, кстати, убили, метнув копьё.

Я махнул головой назад.

— Трое их было. Тела двоих из тех броссов найдёшь там, десятник.

Тот махнул рукой, отсылая несколько воинов. Потом спросил, показывая на меня моим же топором:

— А ты, стало быть, третий?

— А я, стало быть, говорить буду только с твоим кнезом, — ответил я и в этот момент бедная лопата с громким треском переломилась.

Несколько воинов вздрогнули, чуть отпрянув, а один из лучников всё же, не выдержав, спустил стрелу.

А потом все смотрели, как она пеплом осыпалась мне на плечо, сгорев в огненной пелене, окружившей меня. К счастью, напряжённый момент выдержали все, и больше никто не сорвался.

Мне даже не нужен был белый камень в Губителе, чтобы предсказать, что сейчас могло произойти.

Больше всего я боялся своего собственного гнева… Встреча с сородичами, которые предали и убивают в Бросских Горах свой собственный народ, пробудила в недрах моей души такую злость, что если она сейчас вырвется, то загнать её обратно мало кто сможет.

Если только Агата… Вздохнув и почувствовав неожиданное облегчение, я склонился, взял новую лопату и стал ковырять злосчастный валун. Где. Моя. Телега⁈

Десятник наконец опомнился:

— Я не понял! А тебе само его величество, царя Могуту Раздорожского, случаем, не прислать, рожа бросская⁈ — он бахнул кулаком по груди, — Кому сказано, падаль хорлова, брось… эээ… лопату!

Я уже не отвечал ему. Лишь мысленно уговаривал себя не злиться, не выпускать наружу гнев…

Агата, моя Агата! Надо бы снова нам инициацию пройти, мне необходимо расти дальше. Хотя постой-ка? Она магистр, и я уже магистр. Ну да и ладно, удовольствие от совместной инициации это не отменяет.

— Нас здесь с полсотни, и ещё дружина боярина в деревне, — десятник, заложив пальцы за пояс, сплюнул под ноги, — Я требую уважения, бросс!

Я промолчал. Это лишь воин, который делает своё дело — его долг бороться с любой опасностью, угрожающей Камнелому. Он и знать не знает о чародейке холода, приехавшей в Углеяр днём ранее, и которой служит бросс-телохранитель.

Он всего лишь ищет троих убийц, которые нарушили давний договор с Калёным Щитом. Поэтому я всё же решил, что и вправду стоит проявить уважение.

— Это чего⁈ — вдруг изумился десятник, когда Губитель исчез из его руки.

— Ну ты же не думал, что он у тебя будет вечно, — усмехнулся я, — А теперь слушай сюда, если хочешь, чтобы твои люди остались живы…

И, почувствовав вдохновение, рассказал ему как есть. Что следующей ночью на Камнелом готовится нападение.

Что Лучевия вот-вот может объявить войну, и что на юге в предгорьях неподалёку стоит целая армия, которую я пока остановил, завалив дороги.

Что та часть дружины, которая ушла с советником Германом по просьбе лучевийского посла, уже может быть мертва.

И что у броссов в горах тоже всё неспокойно, и оттуда тоже можно ждать нападения.

— И добавлю ещё одно, десятник, — закончил я рассказ, — Если среди твоих воинов есть люди боярина Игоря Рудничного, то опасайся их. Они предатели.

Дружинники зароптали, переглядываясь.

— Да как ты смеешь⁈ — десятник чуть не задохнулся.

— Я же не сказал тебе их хватать, — я пожал плечами, — Но головой сам думай. Если тебе суждено получить удар в спину, то я тебе открыл, откуда он может прилететь.

Покрасневший десятник тут же обернулся, глянув куда-то за ворота — там как раз послышался вскрик. Люди боярина Рудничного продолжали работу по зачистке деревни.

— Да, они зачищают следы, — устало облокотившись на лопату, продолжил я.

— Это серьёзное обвинение, бросс, — сказал один из воинов.

Дестник топнул ногой:

— Так, бросс, моё терпение на исходе…

Он снял с лошади моток верёвки и шагнул ко мне. Но так и не дошёл, остановившись в нерешительности… Хоть я и не смотрел на него, потому что был занят своим делом.

А вообще, по-хорошему, я мог бы и сам дойти до кнеза. Разрушить по пути половину Камнелома… Или нет, разнести все горные вершины вокруг, чтобы небо над городом надолго потемнело. Люди обожают такие божественные знаки, когда всё рушится, когда тысячи тысяч смертей.

Вот такой приход богов они уважают.

Разрушаешь стену крепости, выбиваешь главные ворота, и заявляешь: «В Камнелом идёт смерть!» Тогда все, кто выжил, поймут.

А когда избранный тихо и скромно стучит в городские ворота: «Тут вот… это… силы зла наступают, и грядёт неизбежное…». Такие знаки люди не любят. Потому как непросто отличить избранного от обычного городского сумасшедшего.

Десятник прервал мои размышления:

— Да ты с ума сошёл, бросс. Боярин сам в этой деревне сейчас, руководит спасением жителей… И ты обвиняешь его?

— Скоро сюда придёт главная свидетельница, госпожа Петра Слышащая, — спокойно ответил я, — Вот тебе и надо будет спасти её от боярина.

К несчастью, боги явно благоволили Камнелому в этот раз, потому что десятник попался с мозгами. Он сразу додумался, что все творящиеся дела ему явно не по рангу.

Задумчиво глянув на меня, главный отрядил несколько воинов обратно к кнезу, чтобы «молнией летели». Надежда у него была только на то, что кнез приедет сюда сам.

Затем он разделил отряд, выставив охрану у ворот, а вторую половину отослав по завалам навстречу группе спасённых жителей. Услышав, что там советница Петра, десятник всё же решил подстраховаться.

Теперь меня остались сторожить сам командир и одинокий лучник.

— Ну, смотри, бросс! — проворчал побледневший десятник, когда увидел, что его воины преградили путь дружинникам боярина.

Они как раз хотели заехать во двор, и теперь до нас донеслась громкая ругань. У ворот начиналась перепалка.

— Вы голов лишиться захотели⁈ — орал боярин в золотой кольчуге, сидящий на лошади, тоже прикрытой кольчужной попоной.

В руках у него был внушительный меч, и он, вытащив его из ножен, направил клинок в сторону преградивших дорогу дружинников. Несколько магов, вооружённые посохами, сопровождали боярина.

Воины десятник не обнажали мечи, потому как не имели право поднимать оружие на боярина. Но и не пропускали его.

Десятник, кинув на меня растерянный взгляд, скованной походкой двинулся к воротам. Со вздохом бросив лопату, я последовал за ним. Мои бросские мозги и без всякой магии предвидели, что сейчас будет.

— Господин, здесь странный бросс, — крикнул он из-за спин своих воинов, — И он говорит странные вещи…

— Так я его сам допрошу, грязную бросскую шваль! Ты видел, что они сделали с теми стражнкиами⁈