В сети (СИ) - Джокер Ольга - Страница 49

Но даже при этом — мне неспокойно.

Потому что даже тщательно выстроенная защита может развалиться от одного неожиданного поворота — заговорит кто-то лишний, произойдёт утечка в прессу, сменится судья. Что угодно.

Что. Мать вашу. Угодно.

Я отправляюсь к родителям на семейный ужин. Дорога проходит быстро, и, когда на горизонте появляется знакомый фасад дома, мне удаётся ненадолго переключить фокус внимания.

Как только я переступаю порог, в уши врезается крик сестры и громкий детский визг Макса. Коалёнок мирно спит у мамы на руках, и, глядя на него, я не могу не думать о том, что вскоре у меня появится уже свой.

От этого осознания внутри становится тепло, и хочется зажмуриться, чтобы никто не увидел, как в глазах блестит неуверенность вперемешку с безмерной нежностью.

На мне чёрное платье и бесформенный пиджак — благодаря им удаётся скрывать изменения в фигуре на работе. Вряд ли я протяну так до декрета: до него ещё целых десять недель. Но пока это мой единственный способ чувствовать себя в безопасности — без осуждений и догадок.

Вся семья, конечно же, знает. Несмотря на то что я крашусь, собираю волосы и одеваюсь почти как раньше, сестра сказала, что меня выдают смягчившиеся черты лица и какие-то необъяснимые внешние изменения.

У меня есть подозрение, что дело вовсе не в чертах. Просто в нашей семье мало кто умеет держать язык за зубами. Думаю, Ира узнала о моей беременности от мамы, когда мы вернулись из Кипра, — тем более что её визиты и просьбы посидеть с детьми вдруг резко сократились.

— Папа, как всегда, задерживается, — сетует мама, целуя меня в щёку и перемещаясь от плиты к холодильнику. — Сказал начинать без него, хотя у меня ещё мало что готово.

— Давай помогу.

Сестра ставит коалёнка на ноги и ведёт за руку по плитке, напряжённо следя, чтобы он не оступился.

Мама вручает мне досточку и нож и просит нарезать зелень для салата. Я снимаю пиджак, надеваю фартук и встаю рядом. На этой кухне — среди суеты, детского лепета и запахов еды — есть что-то родное и успокаивающее. В то время как за пределами всё по-прежнему зыбко.

Папа приезжает домой через час, когда на столе уже стоит рыба, гарнир и салаты, а мы обсуждаем магазины, где лучше покупать вещи для новорождённых.

Мне ещё рано, я не тороплюсь — даже родственникам запретила что-то дарить заранее. Но понемногу собираю информацию на будущее. К счастью, в моём окружении хватает опытных мам.

По очереди поцеловав нас в макушку, папа располагается во главе стола, расстёгивая верхние пуговицы рубашки. Я ёрзаю на стуле напротив него, как на иголках. Если сегодняшнее заседание окажется финальным и Саше вынесут вердикт — мне придёт сообщение.

Не было ни дня, чтобы этот мужчина не всплывал в моей голове. Мы поставили точку. Я удалила нашу переписку. Но почти дословно помню, с чего всё начиналось: лёгкий флирт, загадочные фото, полунамёки.

Плохие мальчики — беда хороших девочек. Не успеваешь оглянуться, как уже сидишь на семейном ужине, беременна, и ждёшь, когда огласят приговор.

— Как себя чувствуешь, Оль? — осторожно интересуется папа, проехавшись по мне взглядом.

Новость о моём положении стала для него шоком. Знаю, он хотел для меня другого: мужчину со статусом, стабильностью. Без криминального шлейфа. Но в жизни, как известно, не всё идёт по плану.

Первое время мы даже не разговаривали. Игнорировали друг друга, избегали острых тем. Всё изменилось в прошлом месяце, когда во время пикника на природе у меня разболелся живот, и пришлось вызывать скорую.

Как бы там ни было, папа давно озадачился тем, что детскую площадку на заднем дворе нужно расширить — добавить качели, горки. Может быть, батут. Он не умеет говорить о чувствах вслух, зато отлично умеет показывать их поступками.

— Нормально… Тебе положить салат?

Вернувшись на своё место, я перекладываю салфетку с одной стороны на другую, проверяю телефон и бегло читаю входящее сообщение от помощницы судьи с кратким отчётом о том, как прошло заседание.

Итог — условный срок: три года с испытательным на полтора. Большой штраф. Без ограничения на ведение бизнеса. Суд учёл сотрудничество, положительную характеристику и возмещение ущерба.

Ощутив резкий прилив жара к щекам, я почти подрываюсь со стула и, под любопытные взгляды, уношусь на кухню под предлогом достать десерт.

Сердце клокочет, воздуха не хватает. От участившихся в животе пинков по всему телу расходится щекотка, и только тогда я осознаю, как сильно была напряжена.

Я хватаюсь за край столешницы, делаю глубокий вдох-выдох — и в груди, наконец, что-то отпускает. Это облегчение не громкое, не триумфальное. Но оно настоящее.

— Хочешь уехать? — интересуется папа, внезапно появившись за моей спиной. — К нему?

В голове проясняется, когда я делаю плавный разворот через плечо.

Спрятав руки в карманы и насупившись, отец сканирует меня, и я не могу разгадать, что зашифровано в этом взгляде — разочарование, тревога или попытка защитить.

Несмотря на неодобрение моего выбора, я прекрасно знаю, что отец тоже следил за процессом через свои каналы.

И, как мне кажется, ему самому было интересно, как Устинов попытается выбраться. Какими ходами. С кем договорится. На что пойдёт. Это — про характер. Сам факт того, что Саша первым инициировал моё отстранение, когда понял, что заигрался, стал, пожалуй, единственным моментом, когда папа выключил категоричность.

— Просто вышла подышать…

Пауза между нами почти осязаема. Она сгущается в воздухе, бурлит и оседает на плечи, придавливая к полу.

— То, что твоему схемщику удалось избежать максимальной ответственности за свои преступления, — ещё не значит, что ему удастся избежать ответственности за ребёнка, — строго отчеканивает папа, кивая в сторону моего живота, а затем взмахивает рукой к выходу: — Иди. Десерт я подам сам.

Александр

Я соскучился по хорошей ресторанной еде и устал от долгого нахождения дома, поэтому первое место, куда мы с Игорем и моим замом Олегом едем отметить достаточно удачное завершение судебного процесса — ресторан грузинской кухни на набережной.

Как только я выхожу на улицу из суда, вокруг даже воздух становится разбавленным. Свободой. Лёгкостью. Чистой совестью. Я дышу глубже, чем за последние месяцы, направляясь к автомобилю.

Сбрасываю куртку, швыряю телефон на приборную панель и еду по прямой, ощущая, как плавно отпускает напряжение.

Условный срок — это не оправдание. Но с учётом масштаба — подарок. Это, блядь, подарок, если сравнить с тем, к чему всё шло.

Впереди полтора года испытательного срока, когда любое неверное движение может обнулить результат, но сегодня я предпочитаю не думать о плохом.

Адвокат сказал, если в течение испытательного срока не будет нарушений и я выполню все возложенные судом обязанности, судимость погасится автоматически. Это хорошая новость. Ещё одна хорошая на сегодня.

Игорь подзывает официантку, делая заказ без предварительного просмотра меню. Я прошу стейк средней прожарки. Из выпивки полагаюсь на безопасника — он выбирает дорогой коньяк для особого случая.

Оказывается, особый случай — это когда ты не в СИЗО и не смотришь на мир через решётку, а ужинаешь в комфортном ресторане со своими людьми.

Напряжение окончательно отпускает с первым глотком алкоголя. Плавит остатки злости, сбрасывает внутренний тонус до минимума. К этому тонусу я был привязан больше четырёх месяцев, и он до сих пор звенит в костях.

— Ну что, немного передохнул — и надо браться за дела, — говорит Олег, упираясь локтями о стол. — В первую очередь добить контракт с агрохолдингом. По зерну — нормальный объём, объездные маршруты согласованы. Они просят авансовый график и расширение по фурам.

Это последнее, что мне сейчас хочется слышать. Мозг ещё не переключился в активный режим. Пока шло следствие, работать становилось всё сложнее. Большую часть обязанностей я перекинул на Олега — из-за невозможности регулярно появляться в офисе и следить за автопарком. Но со дня на день собираюсь возвращаться в график. Да и вообще — ко многому.