В сети (СИ) - Джокер Ольга - Страница 25

— А мороженое?

— Мама сказала, что до лета мне мороженое нельзя, — мгновенно находит ответ Макс, подпрыгивая выше моей головы.

— Когда это ты стал таким послушным?

— Я тренируюсь быть взрослым.

Прилипнув к сетке, я старательно придумываю более безопасное развлечение в парке.

Мне нравятся качели с ограничителями, медленные паровозики по кругу и раскрашивание гипсовых фигурок за столиком. Всё, где никто не носится, не падает и не рискует заехать тебе ногой в висок.

Жаль, что у Макса совсем другое мнение. Он с горящими глазами указывает на мини-картинг, где дети водят как сумасшедшие, с визгами и восторгом врезаясь друг в друга.

Я дружелюбно, но твёрдо сообщаю, что гонки у нас отменяются. Хотя бы до шестилетия. Или до получения прав.

Попивая лимонад из трубочки и стоя в тени, я мысленно подгоняю время и сестру. Она, похоже, интуитивно чувствует, когда у меня намечается встреча с Лексом, и именно в эти дни щедро нагружает меня многосложными задачами. Дети — из этой категории. Я готова быть ответственной тётей, но не в режиме квеста на выживание.

Это утро началось с того, что Саша вежливо поинтересовался, может ли он забрать меня вечером. Он вообще очень вежливый и внимательный. Даже в сексе. Не знаю, какой он в быту, и, возможно, причиной такого поведения является пока не угасшая заинтересованность мной, но если это эффект новизны — я не против ещё немного им насладиться.

На предложение я ответила, что приеду сама в заранее обозначенное время. Он прислал адрес. Я прекрасно знаю этот ЖК — один из самых дорогих в городе, с закрытой территорией, дизайнерскими подъездами и идеально выстриженной зеленью вдоль дорожек.

Это какой-то новый этап наших не-свиданий. Уже не в нейтральном месте в отеле, как раньше. Это его дом. Его район. Его настоящая жизнь, в которую он вдруг впускает меня — будто так и должно быть, хотя изначально мы договаривались совсем о другом.

— Хочу пить, — заявляет Макс, остановившись буквально на секунду. Запыхавшийся и с красными щеками.

— Отлично, давай сходим в ближайший ларёк.

— Я тебя здесь подожду.

— Э, нет, милый. Я тебя тут не брошу. И не доверюсь твоей пятилетней самостоятельности.

Взяв племянника за руку, я медленной походкой прогуливаюсь по переполненному парку, разглядывая лица родителей, катящиеся мимо коляски, яркие шарики и уставших аниматоров в ростовых костюмах.

Мне удаётся ненадолго отвлечь Макса: мы пьём воду, перекусываем карамельным попкорном и приводим себя в порядок у умывальника. После этого он с новыми силами бросается обратно — только теперь не к обычным, а к надувным батутам в виде джунглей: с пальмами, лианами и хищно улыбающимся тигром на входе.

— Будь рядом, — строго предупреждаю племянника. — Пожалуйста, так, чтобы оставался в поле моего зрения.

Как бы там ни было, мне всё равно приходится бегать по периметру, выглядывать его между прыгающими телами, ловить по цвету футболки и проверять — точно ли это мой, а не такой же худощавый мальчик-близнец.

Когда мне звонит Ира с чудесной новостью, что за сыном уже подъезжает Гриша, я испытываю облегчение и тихую радость.

Перед тем как отправиться в гости, я планировала сходить с подругой на расслабляющий массаж и, возможно, заглянуть в салон. Мне ещё никогда не хотелось быть такой красивой для мужчины. Видеть, как Саша прожигает меня взглядом прямо с порога — особый вид удовольствия, который определённо вызывает зависимость.

— Ма-акс! Собирайся, за тобой скоро приедет папа! — как можно громче выкрикиваю в толпу и, бросив телефон в сумку, осознаю, что не вижу племянника.

Это заставляет меня стремительно снять кроссовки и забраться на край надувного батута — туда, где лучше обзор. Детей вокруг — море. Все визжат и мельтешат, и от попыток выцепить среди них Макса начинает рябить в глазах.

Мой крик тонет в общем шуме.

Я поднимаюсь выше, балансируя на мягкой поверхности, и всматриваюсь в толпу, пытаясь различить знакомую светлую макушку.

Это не помогает, поэтому я делаю шаг вперёд, заглядываю за пальму — и в этот момент кто-то из подростков с разбега пролетает мимо, задев меня плечом. Я не успеваю среагировать и теряю равновесие.

В щиколотке что-то хрустит. Нога подворачивается резко, с тупой, мгновенной болью, от которой спирает дыхание.

Я инстинктивно хватаюсь за выступ, замираю и тут же опускаюсь вниз. Сесть на батут — единственный выход, потому что стоять на ступне просто невозможно.

Дальше всё происходит молниеносно. Я звоню сначала сестре, потом Грише. Вместо того чтобы ждать нас на парковке, он заходит прямо в батутную зону. Макс меня жалеет, а муж Иры помогает надеть кроссовки.

Но единственное, что меня по-настоящему тревожит по дороге в травмпункт — намеченные планы, кажется, летят к чертям.

***

В травмпункте гораздо больше людей, чем я ожидала, и в какой-то момент мне хочется уехать домой — несмотря на то, что боль в ноге не стихает и несмотря на то, что всю дорогу от парка Макс жалел меня без остановки.

Из-за гула в тесном коридоре я не сразу считываю раздражение Гриши, который пытается урезонить изрядно уставшего сына. Я понимаю, что со своей травмой тут ни к месту, ни ко времени, поэтому желание перетерпеть, просто закинувшись обезболивающим, с каждой минутой становится всё сильнее.

Не могу сказать, что у нас с мужем сестры отвратительные отношения или что мы друг друга недолюбливаем, но между нами всегда стояла подчёркнуто-холодная дистанция, а сглаживать неловкость с чужим мужиком, который ещё и торопится, — то ещё испытание.

Я чувствую себя жалкой и никому не нужной. Это ощущение только усиливается из-за того, что Гриша постоянно поглядывает на часы и томно вздыхает, едва очередь перестаёт двигаться. Мне хочется сорваться и сказать, что его здесь никто не держит, но я прикусываю язык, потому что одной справиться будет непросто.

— Оль, тебе очень больно? — гладит меня по колену племянник.

— Терпимо.

— Почему ты не плакала?

— Потому что взрослые девочки не плачут, — жму плечами.

— И ругаются по-взрослому.

Макс срывается с места и начинает бегать по коридору из угла в угол, таща за собой воздушный шарик, который купил ему отец на выходе из парка. Он никому особо не мешает, но создаёт в помещении атмосферу лёгкого, непредсказуемого хаоса.

— Угомонись, — качает головой Гриша. — Сын, пожалуйста, угомонись…

Строгое лицо покрывается бордовыми пятнами, когда Макс с разбега врезается в медсестру. Всё происходит настолько неожиданно, что я не успеваю предупредить племянника. Женщина едва удерживает равновесие, бросает на мальчишку строгий взгляд, а затем переводит его на отца.

— Я кому сказал угомониться?! — Григорий перехватывает пятилетку за локоть и со всей силы дёргает. — Сядь и не двигайся — пока я тебе не разрешу.

От этого тона даже я вжимаюсь в стену. Он режет по нервам, будто кто-то резко сдёрнул с них кожу.

Воздух в коридоре густеет. Макс замирает, прижимает шарик к груди, садится на скамейку и начинает быстро болтать ногами. Приходится прижать его к себе, чтобы выразить молчаливую поддержку, в которой он явно нуждается.

И хотя до встречи с Лексом в запасе где-то три часа, я решаю написать ему заранее — чтобы не ждал, не готовился и не надеялся.

Настроение испорчено вхлам. К глазам подступают слёзы. Даже пульсирующая боль в щиколотке кажется не такой заметной — на фоне чувства бессилия и чужой агрессии.

«Извини, я не смогу приехать», — печатаю и отправляю, не особо подбирая слова.

Вместе с оживающей очередью оживает и мобильный телефон, но у меня приём у травматолога, поэтому я прячу его в сумку и прохожу в кабинет, рассказывая о симптомах. В детстве я ничего не ломала, поэтому слабо представляю, что происходит дальше.

А дальше — врач осторожно ощупывает ногу, нажимает на разные участки, и я вздрагиваю в одном-двух местах. Он хмурится и направляет меня на рентген. Где, как назло, — длинная-длинная очередь.