Аксиома Эскобара: всегда занимай высоту (СИ) - Артюхин Сергей Анатольевич - Страница 49

Барби ухмыльнулся. Вряд ли борцы с местными коммуняками будут возражать, если старик захочет поразвлечься. Мало того, они ведь ещё и поделиться опытом, небось, попросят… А он не откажет.

Клаус уже предвкушал, что именно он будет делать с «красношкурыми», когда шею что-то укололо, причем довольно больно.

— Шшайзе, — нацист попытался было прихлопнуть насекомое, за укус которого он и принял укол, однако ладонь нащупала лишь иглу.

— Какого… — он попытался встать, однако сознание вдруг поплыло, а доски террасы резко прыгнули навстречу.

А буквально через несколько минут беднягу уже грузили в машину скорой помощи врачи. Сосед, Эмиль Демайо, как раз выезжал из ворот своего дома, когда увидел эту картину. Не то, чтобы он прям так часто общался с пожилым мужчиной из дома напротив, но случалось. И он не мог не спросить, что случилось.

— Инсульт, видимо, — дюжий медик, на широкой груди которого белый халат удерживался в застёгнутом состоянии не иначе как чудом, пожал плечами. — Ещё и упал, бедолага, голову разбил.

— Ох, какая беда, спаси нас Святая Мария, — покачал сеньор Демайо головой. — А сеньор Альтман хоть сможет восстановиться? Шансы есть?

Так-то Барби действительно был довольно везучим — в той реальности его судили аж в 1987-ом. Зачем было опять судить, когда на этом чудовище, лично совершавшим просто невообразимые преступления, висело три смертных приговора? Хотелось бы, наверное, знать.

Так или иначе, тогда он получил пожизненное. И, отсидев четыре года, умер от старости. Четыре года срока — не очень большое наказание за как минимум семь тысяч убийств…

— Кто ж знает, — врач полез в машину. — Глядишь, повезёт, и, несмотря на возраст, выкарабкается.

Простой оперативник из эскобаровской службы специальных операций понятия не имел, зачем руководству потребовался этот старик, и зачем его живьём надо было доставлять в колумбийские джунгли.

Но весь его опыт не говорил, а кричал: нет, не выкарабкается.

Сознание к Барби возвращалось урывками. Сначала тьма сменилась чутким сном и какой-то дерганой дремотой и лишь затем, какое-то время спустя, получилось прийти в себя.

Когда это произошло, нацист сразу всё понял. Кто конкретно его похитил: русские, французы, евреи или местные коммуняки — было неважно. Эсэсовец сразу осознал, что из нынешнего помещения не выйдет, чего бы ему не обещали и не говорили. Личная история на это мягко намекала.

Комната, в которой он был прикован к кровати, оставалась пустой ещё час. Пытались создать давление, вызвать стресс? Не на того напали… Да и насчет воды, еды и туалета он не особенно переживал: в конце концов, даже если его решат запытать голодом — долго изношенный организм все равно не протянет. Хотя, стоило признать, что хотелось и есть, и пить.

Ждать появления действующих лиц пришлось недолго, минут тридцать максимум. Два здоровяка споро отцепили его и скрутили. Работали профессионально: руки назад-наверх-сковать, тело согнуть в три погибели…

«Наверное, жиды, — раздраженно подумал эсэсовец. — Точно не французы».

Раздражал надетый на голову мешок. Так может хоть удалось бы что-нибудь понять про место, куда его притащили. Впрочем, в своей способности убежать нацист вполне адекватно сомневался.

Привели в другую комнату, где приковали к стулу.

— Боитесь старика, ссыкуны? — со смешком отреагировал Барби, когда его ноги оказались в кандалах. Не получив ровным счетом никакой реакции, он окончательно убедился в том, что похищали его профи, а не какие-нибудь леваки из боливийских профсоюзов.

Громилы сняли мешок, и он осмотрелся. Никаких окон — к сожалению. Только несколько ламп дневного света в забранных мелкоячеистой решеткой нишах, еще один стул напротив и глухая дверь. Пол металлический, стены до потолка отделаны гладкими панелями.

Понятно — всё для простоты уборки.

Должен был накрывать ужас, но Барби много лет жил с ожиданием того, что рано или поздно это может произойти — особенно после того, как его разыскали журналисты — и, почему-то, оставался удивительно спокоен. Чем-то поразить его было сложновато.

Но Барби оказался неправ. В комнату вошел человек, которого он не включил бы в список подозреваемых в принципе. Ну, точно не в топ-100.

На стул перед ним, благоухая кофейным ароматом, спокойно приземлился Пабло Эскобар. Замшевые кеды, бежевый льняной костюм из брюк и рубашки с коротким рукавом, дорогие часы. Казалось, джентльмен на минутку отлучился от игры в бридж.

Барби знал Эскобара. Нет, не лично, конечно, но колумбиец становился персоной всё более и более известной (как минимум, в Южной Америке), и, к тому же, поделился некоторым количеством средств для переворота за какие-то совершенно незначительные преференции. И зачем ему надо было похищать Клауса Альтмана — нацист ответить не мог.

Эскобар же смотрел на старого нациста молча, с совершенно нейтральным выражением лица. Старик, правда, не обманывался: знавал он в своей молодости ребят, способных разделать человека на кусочки не улыбаясь, не хмурясь и вообще не показывая каких-либо эмоций.

— Знаете, сеньор Барби, никогда не видел военного преступника вот так близко, — немецкий у Эскобара был весьма неплох. В сочетании с хрипловатым голосом даже акцент не так, чтобы чувствовался. — И вот смотрю на вас, довольно яркого представителя. И даже немного интересно, что же вами двигало. Обычная психопатия, чувство безнаказанности и власти, ещё что-нибудь? Может, сочетание…или обычный карьеризм и вам было просто наплевать?

Эсэсовец ничего отвечать не стал. Просто не видел смысла. Очевидно, что колумбиец чего-то от него хочет, так что осталось лишь дождаться предложения сделки.

— Видите ли, ещё недавно я про ваше существование понятия не имел, — Эскобар, тем временем, продолжал. — Так, случайно наткнулся, когда изучал, с кем именно мне предлагает работать мой дорогой партнёр. И каково же было моё удивление, когда я наткнулся на такую мощную, так сказать, личность.

Эскобар замолчал, явно о чём-то задумавшись. Затем, кивнув каким-то своим мыслям, продолжил:

— К своему стыду, я далеко не так хорошо знаю историю Второй Мировой войны. Или, точнее, детали Холокоста и военных преступлений нацистов в Европе. Про СССР и Югославию знаю гораздо больше, но вот Европа как-то не очень. Не то чтобы совсем мимо, но глубины нет совсем. А тут вот выдалась причина поизучать…И знаете, будучи довольно далеким от святости человеком…

«Вот оно, — мелькнула мысль у Барби. — Сейчас подведёт к сделке».

— … не могу сказать, что от моих действий не страдали невинные. И семьи в целом, и дети в частности. И страдали, и продолжают страдать, причем в довольно заметных количествах. Но даже мне было довольно неприятно читать про то, что делали вы. И эта история, про детей из Изьё…скажем так, меня расстроила. Вот прямо-таки очень расстроила… И порадовала…о, вы удивлены.

Дети из Изьё — одна из обычных и, к сожалению, самых проходных историй Второй Мировой войны…Сколько таких было, не пересчитать. В том же Советском Союзе…Дети, потерявшие родителей и содержавшиеся в приюте, прячась от нацистов — ибо в данном конкретном случае это были дети-евреи — в организованной Барби облаве оказались схвачены и отправлены в Освенцим, откуда ни один из нескольких десятков живым не вернулся. Совершенно рядовое военное преступление нацистов…

Эскобар неприятно оскалился, а взгляд изменился. Если секунду назад он был спокойным и холодным, то сейчас в нем явно проглядывали нотки безумия.

— Знаете, американцы имеют такое выражение, take a high road: выбирай высокую дорогу. Или, если расшифровать, «выбирай моральную высоту», то есть «поступай правильно», «поступай морально». И часто под этим подразумевается ещё и «не опускайся до уровня соперника». А не хочется выбирать «высоту», знаете ли. Уж не всегда, по крайней мере.

Меня всегда удивляло, как много подонков из Вермахта и СС совершенно никак не ответило за свои преступления. Десятки тысяч мразей, убивавших и пытавших мирное население просто так, для развлечения. Или даже для каких-то «вроде как рациональных» целей…но это ничего не меняло: они совершали военные преступления и потом за это не ответили, спокойно прожив свои жизни. Кто-то, вроде вас, скрываясь и живя под другим именем, но огромное количество — нет. Торговали сраными марципанами в какой-нибудь не менее сраной Вене…