Весна в моем декабре - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 8
- Предыдущая
- 8/10
- Следующая
Я видел её боль. Видел, как она ломалась. Но никогда не жаловалась. Никогда не просила. Это я понял сразу: если начнёшь просить – тебя сломают.
Никто не должен видеть, что тебе больно. Никогда.
Я рос в этом дерьме, сжимая зубы и клянясь, что не останусь там, где начинал.
Я таскал коробки на складе, пока другие мои ровесники гуляли с девчонками. Работал в мастерской, покрытый машинным маслом, пока они тусили в барах. Я зарабатывал себе не только деньги – я вырывал своё будущее, чёрт возьми.
Учёба? Да, я вкладывал туда всё. Каждый вечер я засиживался над учебниками, каждое утро вставал раньше, чем хотелось. Лучший на курсе? Да похер. Мне не нужны медали, мне нужна жизнь. Нормальная, человеческая жизнь.
Бедность – это когда ты засыпаешь под крики соседей за стенкой. Когда у твоей матери всегда грубые, потрескавшиеся руки, потому что она драит чужие полы, чтобы выжить. Она не плакала, никогда. Только молча снимала обувь в коридоре, бросала потрёпанные туфли в угол, а потом сидела в темноте на кухне, держась за чашку с дешёвым чаем.
Я смотрел на неё и ненавидел всё, что нас окружало. Этот маленький убогий дом. Стены с облупившейся краской. Чёрт, я даже ненавидел ту посуду, в которой мать разливала суп, сваренный на остатках крупы.
И тогда я поклялся себе: я не стану таким, как все эти люди вокруг. Никогда.
Когда ты работаешь в мастерской, это становится частью тебя. Масло въедается в руки, в одежду, в твои сны. Ты часами стоишь над машиной, сжимаешь гаечный ключ, пока пальцы не начинают ныть, а спина не просит пощады.
Я ненавидел это. Но я знал, зачем я здесь. Это не работа. Это мой шаг вверх. Каждый заработанный рубль – это кирпич в фундамент того, кем я собираюсь стать.
Клиенты думали, что могут орать, хамить, бросать деньги, как подачку. Иногда хотелось им сказать: "Да пошли вы на хрен". Но я молчал. Работал. Терпел. Потому что у меня был план.
На факультете я был лучшим. Не потому, что умнее всех. А потому, что знал, зачем мне это. Я смотрел на этих богатых сынков, которые приезжали на дорогих тачках и думали, что весь мир у их ног. Они шли в юристы, чтобы продолжить папочкины династии. А я шёл в юристы, чтобы вытащить себя и свою мать из этой ямы.
Когда они шли пить кофе или жаловались, что преподаватели задают слишком много, я читал. Учился. Дышал этими законами, запоминал каждую строчку. Они даже не понимали, что их жалеют. А меня – нет. Я был для них просто бедным пареньком, которому повезло.
Но, чёрт возьми, я обойду их всех.
Я увидел её в тот вечер, и всё, что я знал о себе, просто сгорело нахер. Все эти планы, контроль, хладнокровие – всё обрушилось в одно мгновение, как только мой взгляд зацепился за неё.
Она сидела у барной стойки, держась так, словно её здесь быть не должно. Чёрное платье подчёркивало её фигуру, но это было не главное. Её взгляд. Эти зелёные глаза смотрели сквозь людей, как будто она давно утратила интерес ко всему, что её окружает. Как будто весь мир превратился для неё в какую-то пустую декорацию.
Я не знал, что её сломало. Но я хотел узнать.
Каштановые волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкие пальцы, сжимающие бокал. Она выглядела так, будто хотела раствориться, стать невидимой.
И это меня бесило.
Какого чёрта ты делаешь вид, будто тебя нет? Какого хрена пытаешься исчезнуть, когда я вижу тебя насквозь?
Я не мог просто уйти. Мне нужно было больше.
Когда я подошёл, она вздрогнула. Её взгляд встретился с моим, и я почувствовал, как это напряжение между нами, эта невидимая струна натягивается до предела.
– Можно вас угостить?
Её губы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.
– Вы? Серьёзно?
Она пыталась выставить щит. Холодность, лёгкая усмешка. Но я видел, как её пальцы чуть сильнее сжали бокал.
– А что? Вам не часто делают такие предложения?
Я не отводил взгляд, наблюдая за её реакцией. Она подняла бровь, чуть усмехнулась, но я видел, как эта усмешка трескается.
– Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать.
Её слова были сухими, колючими. Она хотела оттолкнуть меня этим. Но я только улыбнулся.
– А я младше? Я не заметил.
Я видел, как её щеки слегка порозовели. Она отвернулась, но я знал, что зацепил её. Она могла делать вид, что ей всё равно, но её тело говорило другое.
Это была борьба. И я собирался её выиграть.
Когда я взял её за руку, она не сопротивлялась. Её ладонь была тёплой, чуть влажной. Я чувствовал, как её пальцы напряжены, но она не выдернула руку.
Мы оказались на танцполе. Музыка оглушала, свет бил в глаза, но я видел только её. Её зелёные глаза, которые смотрели на меня, как будто я был для неё опасностью.
Она была напряжена, как натянутая струна.
– Ты слишком напряжена, – сказал я, склонившись к её уху.
– У тебя глаз-алмаз, – бросила она, но её голос дрогнул.
Я усмехнулся. Этот дрожащий голос, её слабое сопротивление только подстёгивали меня.
Моя рука легла на её талию. Она напряглась, но не отстранилась. Я чувствовал её дыхание, рваное, частое, как будто она не могла справиться с собой.
Она боялась. Но она хотела.
Когда я притянул её ближе, её тело дрогнуло. Её руки на секунду коснулись моей груди, и я видел, как она борется с собой.
– Ты ведь тоже этого хочешь, – сказал я, глядя ей прямо в глаза.
– Ты ошибаешься, – выдавила она, но её голос был слишком слабым, чтобы звучать уверенно.
Я наклонился ближе, наши лица разделяли считанные сантиметры.
– А ты лжёшь, – прошептал я.
Я не помню, как мы оказались в том коридоре. Узком, плохо освещённом, где стены казались слишком близкими.
Она шла за мной, её шаги были почти неслышными, но я чувствовал её. Её присутствие обжигало.
– Ты зачем так смотришь? – вдруг спросила она, и её голос дрогнул.
Я остановился, обернулся к ней.
– Потому что ты красивая, – сказал я.
Её глаза вспыхнули злостью. Или болью.
– Это не так, – прошептала она, но её голос звучал слишком хрипло, чтобы быть убедительным.
– Ты лжёшь.
Мои пальцы скользнули по её щеке, по шее, ниже, к ключице. Её дыхание стало прерывистым, но она не отстранилась. Я видел, как её руки слегка дрогнули, как она сжала губы, пытаясь удержать контроль.
Но она уже сдавалась.
Когда наши губы встретились, она замерла, но лишь на мгновение. Потом её руки схватились за мою рубашку, её дыхание стало горячим, обжигающим. Она двигалась ко мне, как будто не могла иначе.
Я не знаю, что это было. Адреналин? Страсть? Желание доказать что-то самому себе? Когда я прижал её к стене в этом узком, тёмном коридоре, реальность растворилась. Осталась только она.
Её тело дрожало под моими руками, губы были горячими, дыхание прерывистым, как будто она задыхалась. Её ногти впивались в мою спину, царапали кожу, оставляя жгучие следы, но я не мог остановиться.
Я трахал её. Жёстко, настойчиво, так, будто хотел забрать всё, что она пыталась скрыть. Она выгибалась подо мной, стонала, срывалась на хрип, и это сводило меня с ума.
Её волосы растрепались, выбиваясь из идеально уложенного пучка, как будто даже они сдавались перед этой хаотичной энергией. Я чувствовал её жар, её тело, которое прижималось ко мне, и не мог думать ни о чём другом.
Это был не просто секс. Это была война. Её сопротивление, её желание, её попытки удержаться на краю – всё это смешалось в один дикий коктейль, который взрывался с каждым моим движением.
Она обвивала меня ногами, как будто боялась, что я уйду. Её стоны становились громче, напряжение между нами нарастало до предела, пока всё не рухнуло в один момент.
Это был самый яркий, самый бешеный секс в моей жизни. Ни до, ни после никто не выводил меня из себя так, как она.
И чёрт возьми, я знал, что теперь всё пропало.
Когда я в последний раз толкнулся в неё и почувствовал, как её тело вздрагивает от разрядки, меня накрыла волна. Непередаваемая смесь злости, желания, отчаяния. Я прижался лбом к её волосам, тяжело дыша, и знал: она сломала меня.
- Предыдущая
- 8/10
- Следующая