Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах - Клугер Даниэль Мусеевич - Страница 31

Но только в «Убийстве в Восточном экспрессе» основой произведения стало не предполагавшееся, а реально совершенное преступление, за два с лишним года до того взбудоражившее всю Америку: похищение, а затем и убийство сына Чарльза Линдберга — прославленного летчика, национального героя США. Похитители потребовали выкуп — 50 тысяч долларов. Вскоре сумма была поднята до 70 тысяч и выплачена золотыми сертификатами (важная деталь, ибо срок действия именно этих купюр вскоре истекал, их нужно было обменять в банке на новые). Несмотря на получение выкупа, мальчик не был возвращен преступниками. 12 мая 1932 года, через два с половиной месяца после похищения, его полуразложившиеся останки полиция обнаружила в нескольких милях от поместья Линдбергов.

Собственно, никакой другой информации на момент написания и издания романа писательница не имела. Да ей и не было нужды в каких-то дополнительных сведениях — Агата Кристи писала не судебный очерк, а детективный роман о преступлении и возмездии, и дело о похищении и убийстве Чарльза Линдберга-младшего сыграло роль отправной точки, дало толчок фантазии писательницы — не более того. Из деталей следствия в книгу вошла трагическая история 28-летней служанки Линдбергов, медсестры Вайолет Шарп. Девушка путалась в показаниях относительно своих занятий в роковой день похищения. Полицейские сочли это подозрительным и решили сымитировать арест мисс Шарп, в надежде, что она не выдержит этого испытания и расскажет правду. Она же, не справившись с собой, просто отравилась жидкостью для чистки серебра (в состав жидкости входил цианистый калий). Оказалось, что путалась девушка из-за того, что не хотела компрометировать своего женатого любовника.

Вот что говорится в романе о самоубийстве няни из семейства Армстронг (у Агаты Кристи вымышленное семейство Армстронг, до известной степени, литературное отражение реальной семьи Линдберг):

«— <…> Насколько я знаю, погиб и еще кто-то?

— Да, несчастная нянька, француженка или швейцарка. Полиция была убеждена, что она замешана в преступлении. Девушка плакала и все отрицала, но ей не поверили, и она в припадке отчаяния выбросилась из окна и разбилась насмерть. Потом выяснилось, что она никак не была причастна к преступлению»^[189].

Через несколько месяцев после выхода «Убийства в Восточном экспрессе», весной 1934 года, детективы арестовали некоего Бруно (он же — Ричард или Рихард) Гауптманна, нелегала из Германии, попытавшегося обменять в банке крупную сумму «золотых сертификатов». Номера сертификатов совпали с номерами купюр, переданных в качестве выкупа. Несмотря на упорное отрицание Гауптманном своей вины (по его словам, деньги он получил от своего бизнес-партнера из Германии, некоего Изадора Сруля Фиша, который внезапно умер от инфаркта незадолго до ареста Гауптманна), он был признан виновным, приговорен к смертной казни и окончил жизнь свою в апреле 1936 года на электрическом стуле. Но это уже не могло войти в роман.

И тем не менее был еще один неожиданный аспект случившегося, который, как мне кажется, повлиял на сюжет в немалой степени. Аспект этот — обстоятельства преступления, описанного в романе. Убийства, совершенного в экзотической обстановке «Восточного экспресса» и раскрытого гениальным сыщиком Эркюлем Пуаро.

Двенадцать судей

Итак, что же происходит в романе?

Ночью, когда «Восточный экспресс» вынужден остановиться, так как железнодорожные пути занесло снегом, кто-то убивает богатого американца по фамилии Рэтчетт, ехавшего в одном из купе первого класса в спальном вагоне. Убийство совершено чрезвычайно жестоко:

«…Убийца, должно быть, стоял тут и наносил ему удар за ударом. Сколько ран вы насчитали?

— Двенадцать. Одна или две совсем неглубокие, чуть ли не царапины. Зато три из них, напротив, смертельные»^[190].

Выясняется, что следы преступления ведут в прошлое, так как убитый, настоящая фамилия которого Кассетти, был когда-то замешан в деле, связанном с похищением и убийством маленькой девочки, дочери полковника Армстронга. Разумеется, Пуаро раскрывает преступление, в которое замешаны все пассажиры экспресса — они связаны с семейством Армстронга и таким образом решили покарать ушедшего от правосудия злодея. Кассетти был усыплен подмешанным в питье наркотиком и затем получил по удару кинжалом от каждого из двенадцати мстителей.

Эркюля Пуаро наталкивает на разгадку этой жуткой истории не только связь каждого из подозреваемых с давней историей похищения и убийства ребенка, но и число их, совпадающее с числом присяжных в суде. Таким образом, двенадцать убийц рассматривают себя как двенадцать судей:

«…Тут уже просматривается не случай, а умысел. Я вспомнил слова полковника Арбэтнота о суде присяжных. Для суда присяжных нужно двенадцать человек — в вагоне едут двенадцать пассажиров. На теле Рэтчетта обнаружено двенадцать ножевых ран…

<...>

…И я представил себе… суд присяжных из двенадцати человек, которые приговорили Рэтчетта к смерти и вынуждены были сами привести приговор в исполнение. После этого все встало на свои места»^[191].

Вот она! Вот она разгадка таинственных двенадцати ножевых ударов. Оказывается, «присяжные» — а присяжных было двенадцать, в полном соответствии с численностью так называемого «малого» жюри присяжных — именно таким образом как бы реализовали свое право принимать решение о виновности или невиновности «подсудимого».

Хотя… Позвольте, позвольте!

Разве присяжные — это судьи? Вроде бы они не приговаривают, а выносят вердикт: виновен подсудимый или невиновен. А приговаривает, то есть определяет наказание, — судья. Один, не двенадцать. А приводит в исполнение приговор — палач. Опять-таки, не двенадцать палачей.

Откуда же взялись двенадцать судей-палачей в романе?

На этом вопросе я и «завис» — тогда, в купе № 2 музейного экспоната-поезда. Почему? Откуда?

Даже в «Книге мертвых», воспоминание о которой пришло мне тогда в голову (Восточный экспресс — гробница Тутанхамона — суд в мире мертвых), боги, перед которыми оправдывается умерший, не выносят приговор, не награждают и не наказывают покойника. Выносит приговор «председатель» суда — Осирис, казнит (в случае обвинительного приговора) — чудовище с головой крокодила.

Кстати, «завис» не один я и не я первый. Точно так же «зависли» создатели знаменитого телесериала «Пуаро Агаты Кристи», точнее — четвертой серии 12-го сезона, представляющей экранизацию «Убийства в Восточном экспрессе». Сценаристу Стюарту Харкроуту и режиссеру-постановщику Филиппу Мартину пришлось внести некоторые изменения в сюжет, чтобы как-то прояснить эту странность. В фильм до начала основного действия включен эпизод, когда Пуаро в Стамбуле оказывается свидетелем казни женщины, — побивание камнями за измену мужу. Такой вид казни в прошлом как бы снимал ответственность с отдельных участников расправы, поскольку считалось, что нельзя с уверенностью определить, кто именно из палачей-добровольцев нанес роковой удар. Тем самым убийство в романе словно бы проясняется дополнительным убийством из пролога фильма. Я пишу «словно бы», потому что на самом деле ничуть не проясняется: показана стихийная расправа, без всяких присяжных и без всяких судей. Еще хуже (в смысле объяснения этой детали, только в этом смысле!) обстоит дело с экранизацией 2017 года, поставленной Кеннетом Браной (он же сыграл Эркюля Пуаро). У Браны введено несколько объясняющих (опять-таки — якобы объясняющих) эпизодов, а кроме того, в уста действующих лиц вложены несколько моральных сентенций, фактически дело лишь запутывающих, добавляющих тексту мнимой значительности и ложной глубокомысленности. Одно дополнение так и просто сводит на нет идею самой Кристи: княгиня Драгомирова в этом фильме, после разоблачения, вдруг говорит Эркюлю Пуаро, что это она придумала всё, это ей принадлежит идея инсценировки суда и коллективного убийства… Господа, но ведь это признание сводит на нет главную мысль — об анонимности, неопределенности убийцы. Если есть организатор — он-то (она) и будет нести ответственность, он-то (она) и будет главным обвиняемым. С ее признанием рушится вся символика романа: и без того весьма искусственная, она становится просто никчемной.