Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 36

Ладно. В общем из-за того, что весною был Боровой в походе, то думал, что теперь привить себе оспу не сможет. Как-то читая про прививку, сделанную Екатериной, Артемий Васильевич натолкнулся на комментарии, что зря матушка — императрица настоящую оспу привила себе, нужно было коровью. И переносится легче, и иммунитет потом от обеих осп возникает. Прошёл по сноскам и потом ещё в википедии почитал про коровью оспу. Там говорилось, что весною у молодых коров сыпь на вымени появляется, а доярки заражаются, когда доят.

Вот! А теперь уже август. Прохладно в Калуге, но точно не весна. Уже маленькие яблочки вполне созрели. А чего, за спрос денег не берут, решил Юрий Васильевич, и отправил все два десятка выделенного ему поместного войска по окрестным сёлам, деревням и городкам искать доярок, ну просто крестьянок, с сыпью оспенной на руках. Ежели кто такую тётку обнаружит, то хватать её, вязать её и тараканить её в Кондырево. Это не преувеличение. Добровольно бросить хозяйство женщина вряд ли захочет. Там муж не кормлен, скотина не доена, куры не кормлены тоже. А дети ещё голодные… Ну, дети ладно, они всегда голодные.

Люди разъехались, как сыновья царя, когда он их послал жён себе искать, на все четыре стороны света, а Юрий Васильевич рассказал татарскому лекарю, как прививали оспу Екатерине Великой. Имён, естественно, не называя. Просто действия перечислил. Взяли нитку обычную, провели её через язву и потом эту же нить через разрез на теле у… тётки одной. Она заболела, но в слабой форме и вскоре выздоровела, и больше никогда вариолой — оспой не болела.

Сидят они ждут, пождут, а доярок сисястых им не везут. Может не тот маршрут? Может он не так и крут? Может двинули в Бейрут? Может девки заревут? Стихи начал Боровой корявые от нетерпения сочинять. А потом ратники стали возвращаться. Нетути. Были демоны, но они самоликвидировались. Так и есть, болячки на руках были, но тётки те уже выздоровели. А здоровых не было команды вязать. Уже шестнадцать человек вернулось, а результат пока нулевой. А вот семнадцатый — боярский сын? Боярский детина привёз переброшенную через коня крестьянку. Девке лет двадцать и титьки у неё мокрые под сарафаном, то есть, кормит ребёнка. Молоко текло пока её транспортировали.

Медлить не стали, Юрий Васильевич себе и всем тридцати потешным надрез на предплечье велел сделать. Заодно и все его новые слуги привезённые из Казани надрезы получили. Исса Керимов провёл ниткой по оспине на руке у орущей девки и стал народ заражать. Скоро оспины на пальцах у доярки кончились, её раздели и всю общупали. Но больше оспин не нашли. Тогда недостающим по второму разу оспины использовали. После чего девку одели назад. Хлопнули по заднице, всучили флорин золотой и тот же ратник — мордатник повёз её домой. Рожица у девки, когда ей князь Углицкий золотую монету сунул была впечатляющая. Как можно плакать, ржать и стонать одновременно? А у неё получилось. И еще хотела ноги Боровому облобызать. Но тот мужественно сбежал в горницу.

После этого всех заражённых поклали чуть не штабелями в казармы и народ отогнали от них. Даже оцепление выставили. Карантин, вашу мать, неча тута вам гулять.

Инкубационный период? Нет, Юрий Васильевич про него не забыл. Все потешные… А вот мало кто знает, что отец и сын Димсдейлы, перед тем как Екатерину привить, сначала тренировались на кошках. Сперва заразили всех кадетов под руку подвернувшихся, потом их же по второму разу, но методом шоковым, так сказать. Делали серьёзную рану и туда вкладывали корпию, пропитанную жидкостью из оспенного пузырька. И когда после второго раза кадеты не заболели, старший Димсдейл ниткой от одного из кадетов перенёс жидкость в ранку на плече Екатерины.

Так вот, Боровой читал, что на пятый день у императрицы поднялась температура, заболела голова и даже язвочки появились, правда, которые быстро затянулись. Лечилась Екатерина глауберовой солью и чаями смородиновыми. Чем ей та соль могла помочь? А вот чай — это жидкость. Это и помогло, наверное.

Соли нет. Зато лекарей в Кондырево целое медучилище. Семнадцать бывших ратников, получивших увечья незначительные и десять молодых пацанов из крестьян. Уж отвары из листьев смородины смогут сделать.

Прошло пять дней, а температуры и головной боли Юрий Васильевич не почувствовал. Прошло шесть дней. Температура из сорока почти заряжённых только у одного поднялась.

И все сдохли на восьмой дней. Шутка. Чёрная. На восьмой день температура поднялась почти у всех. И голова заболела. Всю смородину запасённую истратили. Боровой им сказал теперь ростки малины заваривать и кору ивы. Там природный аспирин. Даже жевать принялись молодые побеги малины. Колючие гады!

Через три дня в основном все уже стали выздоравливать, а через пять возобновили тренировки пока в щадящем режиме. У Юрия Васильевича только два маленьких пузырька на плече образовалось, которые исчезли вскоре практически без следа. Можно признать эксперимент успешным и теперь братика заразить… Пусть сдохнет… Пусть сдохнет каждый, кто не поверит в прививку.

Событие пятьдесят третье

Считай, весь август в холостую прошёл. Единственное, чем в инкубационный период занимался Юрий Васильевич, а потом, когда болел ещё и выздоравливал, так это шахматами. Играл с пацанами. Учил новичков играть в шахматы и шашки. Даже турнир провёл четырёх коней. Ну, это ладно, это для души и отдыха, но ведь ещё и работал всё это время, Юрий Васильевич переработал книгу по шахматам португальца и дополнил её интересными партиями с разборами, которые вспомнил. Боровой всё это записал и зарисовал. Нет, не манией величия заразился. Просто к нему в Кондырево приехал-таки первый на Руси книгопечатник. Ясное дело — немчин. Немец. Это суфикс такой — ец. Пловец, жнец, на дуде игрец.

Сразу в омут с головой Вальтер Шваб не бросился. Он затребовал русский алфавит. Выдал ему брат Михаил. Немец работал над шрифтом две недели. И принёс листок с русскими буквами под готику искривлёнными.

— Ты, мастер Вальтер, красивые, конечно, буквы нарисовал. Слов нет. Такой шрифт нужен. Будем им подарочные открытки печатать. Но для книг нужно совсем другое, — и Боровой ему обычные печатные буквы из двадцатого века нарисовал.

Немец кинул листок на землю и топтаться на нём начал. Нет, конечно. Только вот рожу веснушчатую, с рыжими патлами, не знавшими никогда расчёски, скорчил такую, что лучше бы бросил и потоптался. Презрение не презрение, скорее жалость к умственно неполноценным русским. Варвары. Дегенераты, ничего в красоте не понимают. Думкопфы бляйбены. Свинячьи собаки.

— Шрифт должен быть красивым. Книгу должны люди выбрать за красоту и купить. Книга дорога, и люди чтобы купить должны оценить и красоту обложки, и красоту шрифта, и… — Вальтер махнул рукой, чего это он решил перед свиньями жемчужины кидать.

Юрий Васильевич дождался перевода рукописного и кивнул. Вот не знает толком немецкий. Опять же чёрт его знает на каком диалекте Шваб говорит. Швабия — это юг Германии. Бавария. Там вообще все немцы ругаются, что баварцев не понимают. Но тем не менее, не зная баварского Юрий даже не по губам, а по глазам отповедь и сам прочёл.

— Вальтер, давай сделаем, как я написал, без завитушек один комплект литер, а второй ваши — готический. Какие книги я скажу будем печатать моим шрифтом, а для подарков Великому князю или митрополиту будем печатать красивым шрифтом. Устроит тебя такой компромисс?

— Это много работы. Долго…

И опять Боровой понял, чего там немец рожу в очередной раз скуксил.

— Херня вопрос. Я дам тебе в помощь парочку кузнецов, одного ювелира и тридцать пацанов. Руссо экономисто — работаем быстро.

Выделили Вальтеру Швабу дом, что построили для Тимофея Ляпунова. Не сказочный терем, но дом в два поверха с летней кухней, чтобы в доме едой не воняло, и ватерклозетом. Трубы все, правда, керамические, но никто и не предлагал их на прочность молотком проверять. Жильё мастеру понравилось. Как и обеды, что для него Юсуф — повар хана Сафа-Герая готовил пока. А чего, готовит на десять человек, включая Борового, теперь на одиннадцать будет.