Бойфренд для Цесаревны (СИ) - Ростов Олег - Страница 4

— Цесаревна Ольга Николаевна, прошу меня извинить. Но у него при себе найдены фальшивые деньги, фальшивые документы несуществующей страны и средства связи. Вот он, сотовый телефон, видите, лежит на столе. Причём написано «Самсунг» по-английски. Но такой фирмы не существует. Вы уверены, Ваше Высочество, что нападение на Вас не было инспирировано иностранной разведкой и к Вам его специально не подвели, чтобы он втёрся к Вам в доверие? Мы сейчас пытаемся выяснить англичане это были, они мастера на такие штуки или это германская военная разведка.

У меня начиналась тихая паника. Да мать вашу!

— Что? Вам мало того, что на меня навешивают кучу диких статей, грозят каторгой лет на двадцать и виселицей, а тут ещё шпионом меня пытаетесь выставить? Одуреть! Ну давайте. Чей я там шпион? Уверен, что вы докажите, что я агент разведки Гондураса и до кучи Папуа-Новой Гвинеи.

Все пятеро, включая пигалицу, молча на меня смотрели. Я заткнулся.

— А молодой человек с юмором. Он тут нам такое наговорил, что я даже не знаю. Цирк какой-то. — Усмехнулся дядька из уголовки, вернее из сыскной полиции. Меня достала вся эта хрень. Куда я попал, явно в дурку! Зло посмотрел на сыскаря.

— Вот именно, цирк какой-то тут развели. Ага, как же нет такой страны, как Россия. Я так и поверил. И ещё, Кеннеди грохнули в 1963 году в Далласе. И он был не 36, а 35 президентом. А убийство повесили на Ли Харви Освальда, сделав из него крайнего. Об этом все знают, а Вы мне тут лажу какую-то лепите.

— О чём это он? — Спросил генерал чела из уголовки. За него ответил тот, который был в форме.

— Ваше сиятельство, молодой человек утверждает, что 36 президент Северо-Американских Соединённых Штатов Джон Фицджералд Кеннеди был убит в 1963 году. В Далласе, как оказывается.

— Однако!

Ко мне шагнула девчонка. Посмотрела на кадра в цивильном, который их превосходительство.

— Господин полковник, я понимаю, что есть протокол. Но наручники снимите с него. И это не обсуждается.

— Хорошо, Ваше Императорское Высочество. — Меня тут же освободили. Я встал со стула, растёр запястья. Она смотрела мне в глаза.

— Мы не успели познакомится. Как тебя зовут?

— Андрей. Самарин Андрей.

— А меня Ольга. — Она протянула мне свою ладошку. Я её аккуратно пожал. Брови у девушки удивлённо изогнулись. Не понял? Я что опять косяк какой допустил? Посмотрел на сопровождающих её. Генерал покачал осуждающе головой.

— Высокородной даме, а тем более Цесаревне, принято целовать ручку.

— Правда? — Я смотрел удивлённо на генерала. Тот кивнул. Перевёл взгляд на девчонку. — Ну извини, подруга. Я не обучен придворному политесу. Наверное, во мне высокородности не хватает. Но я могу поцеловать, мне не в лом.

Она улыбнулась, ручку свою убрала.

— Спасибо, Андрей, но достаточно и пожатия.

Но если она смотрела на меня с любопытством, то весь мужской кагал, бывший в комнате, глядел на меня, как на врага народа. Твою душу, стоит ей уйти, как меня, сто пудово, ногами пинать будут.

Ольга обратилась к генералу.

— Граф, я очень надеюсь, что во всём разберутся и выяснят, что Андрей не виноват. Всё это, по моему мнению, простое недоразумение. И ещё, — на этот раз она взглянула на цивильного, — я надеюсь, очень надеюсь, господин полковник, что Андрея больше пальцем не тронут. Я знаю, что Корпус Жандармов много не церемонится и Ваши подопечные применяют недозволенные методы допроса. Я закрою глаза на то, что произошло, но если ещё раз такое случиться…

— Цесаревна, мы разберёмся с этим вопиющим случаем. Обещаю, что Самарина не тронут.

— А он случаем не из этих Самариных? — Вдруг спросил генерал. — Фрол Некодимыча, купца первой гильдии, промышленника и, так называемого, оружейного барона? Больно этот молодой человек на старшего внучка его похож.

— Я тоже это заметил. — Ответил полковник. — Но старшего внука зовут Владимир. Это я точно знаю. Есть ещё Павел и Игорь. Андрея среди Самариных нет. Мне по долгу службы приходится общаться с главой их семьи.

Ольга посмотрела на меня.

— Андрей, я очень надеюсь, что ты ни в чём не виноват. И когда ты освободишься, то хочу пригласить тебя к себе в гости. После завтра у меня День Рождения. — Я заметил, как у мужчин округлились глаза.

— Но Ваше Императорское Высочество, это нарушение… — Начал генерал, но Ольга его перебила.

— Нарушение дворцового этикета? Бросьте, граф. Мы живём в 21 веке, а не в средневековье. Не в 19 веке и даже не в 20. И если я пригласила Андрея к себе на День Рождения, значит он имеет право туда прийти. А вы с господином полковником позаботитесь об этом. И ещё позаботитесь, чтобы с Андреем какого несчастного случая не произошло, чтобы не упал случайно, ногу себе не сломал или ещё что. Вы меня хорошо поняли, граф? — Она смотрела на генерала. Тот кивнул, заверил её, что всё будет хорошо. — Господин полковник? — Теперь уже смотрела на, как я понял, главу Корпуса Жандармов, это тех боевиков, которые меня упаковали.

— Не беспокойтесь, Ваше Императорское Высочество. Раз Вы пригласили Самарина на свой День рождения, значит он там будет.

Прежде чем покинуть комнату, она ещё раз взглянула на меня, улыбнулась и вышла. Генерал и полковник, бросив на меня ну очень хмурые взгляды, тоже отвалили. Остались те двое, которые изначально меня допрашивали. Они оба перекрестились, выдохнули облегчённо. Потом уставились на меня. Я сделал физиономию кирпичом и выдвинул нижнюю челюсть. Если это не глюк и не разводка, то, по ходу, я заполучил очень мощную крышу.

— Извините, граждане начальники, а сколько лет исполняется… — Я замолчал, глядя на них.

— Её Императорскому Высочеству, Ольге Николаевне исполняется 22 года.

— Как 22? Я думал ей 16, максимум 17! — Они молча глядели на меня. — Ладно, 22, значит 22. — Немного помолчал, потом ухмыльнулся. — И всё же Кеннеди грохнули в Далласе, в шестьдесят третьем. И не гоните мне пургу…

— Тяжёлый случай. — Покачал головой Пётр Иннокентьевич. Он собрал все мои вещи, сложил их в полиэтиленовый пакет с надписью: «Вещественные доказательства». — Пойдёмте, Вениамин Иванович. А Вы, молодой человек, посидите здесь. — Сказал он мне.

— И сколько я буду тут сидеть? Мне надо душ принять, поужинать. Как я понимаю, уже вечер? А я с утра не жрамши.

Вениамин Иванович усмехнулся.

— Удивительно, как сочетается в этом молодом индивиде образованность, наглость и быдлячество.

Эти двое вышли. Я сидел, потом встал и походил. Прошёл примерно час. Я постучался в дверь.

— Эй! Я долго ещё здесь буду сидеть? — А в ответ тишина. Вот уроды. И дверь закрыта. Ещё походил. Потом лег на стол, закрыл глаза. Пытался понять, что со мной произошло? Куда я попал? Стал машинально напевать песню, которую слышал недавно. РеволюциЁнную. Почему её, сам не мог понять:

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт.

Меня мое сердце

В тревожную даль зовёт.

И так же, как в жизни каждый,

Любовь ты встретишь однажды, —

С тобою, как ты, отважно

Сквозь бури она пройдёт.

Не думай, что всё пропели,

Что бури все отгремели.

Готовься к великой цели,

А слава тебя найдёт!

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт.

Меня мое сердце

В тревожную даль зовёт.

Двери открылись. Я в это время лежал на столе на спине, закинув ногу на ногу и покачивал ей в такт песни. В комнату для допросов зашёл Пётр Иннокентьевич. С ним был какой-то старик, в нехилом костюме. Пиджак, брюки, явно не дешёвые, я в этом разбирался. Рубашка, галстук с золотой заколкой и бриллиантом. Туфли, тоже явно не с шанхайки. На безымянном пальце правой руки широкое обручальное кольцо. На безымянном пальце левой руки серьёзный перстень с приличным рубином. В руках у старика была трость с золотым набалдашником. Я убрал ноги и встал со стола.