Инженер Петра Великого 3 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 9

— Заряжай! Живее, мать вашу! — орал Нефедов, мечась вдоль траншеи и подгоняя солдат крепким словцом.

Я уже на автомате все делал. Порох в ствол, пыж следом, пулю туда же, шомпол достать, прибить заряд, шомпол на место. Курок взвести. Секунды тянулись, как резиновые. А шведы все ближе и ближе. Уже и рожи их можно было разглядеть — молодые, старые, злые, сосредоточенные.

Снова бабахнули! Залп еще жиже первого. Осечки, чтоб их! Не у всех же есть охтинские фузеи. Вижу, солдаты рядом отчаянно щелкают замками, дуют на полки, чертыхаются. Моя, слава богу, сработала снова. Я старался бить наверняка, выцеливал офицеров или тех, кто знамя тащил. Еще один синий хмырь завалился на землю.

Когда передние ряды шведов дошли до замаскированных «волчьих ям», которые мы успели вырыть перед бастионом, несколько десятков их солдат провалились, посеяв сумятицу в атакующих порядках. Тут же по команде ударили наши картечницы — легкие полевые пушки, заряженные картечью, буквально выкосили передние шеренги наступающих.

Но шведы были не из тех, кто после первой же плюхи хвост поджимает. Подгоняемые офицерами, они упрямо перли вперед, перешагивая через убитых и раненых товарищей. Вот уже до самого редута добрались. Вот уже лезут на земляной вал, вот блеснул первый враг над бруствером.

— Штыки! В штыки! — заорал Нефедов, выхватывая шпагу.

Началась рубка. Короткие, злые тычки штыков, треск прикладов, хрипы, стоны. Перезарядиться я точно не успевал. Схватил свою фузею за ствол, как дубину. Рядом со мной двое наших отбивались от трех шведов. Один из наших упал, с дырой от штыка в пузе. Второй отмахнулся прикладом, но швед увернулся и полоснул его трофейным штыком по руке. Кровь так и брызнула фонтаном.

Я лихорадочно соображал. Рядом с разбитой пушкой валялся неразорвавшийся картечный заряд — холщовый мешок, набитый мелкой чугунной дробью. А у самого бруствера тлел фитиль, брошенный кем-то из пушкарей. Недолго думая, я рванул к мешку, подхватил его (тяжеленный, зараза!), добежал до края, где перли шведы, чиркнул фитилем по шнуру, что торчал из мешка, и со всей дури швырнул этот импровизированный «гостинец» в самую гущу атакующих.

Рвануло! Не то чтобы сильно, не бомба, конечно, но порох пыхнул, разметав картечь да горящие ошметки мешковины. Несколько шведов, что были ближе всех, завыли от боли, хватаясь за обожженные хари. Другие шарахнулись назад, ничего не поняв. Этого минутного замешательства и хватило.

— Ура! Вперед! Бей шведа! — закричал Нефедов, и наши, воспрянув духом, со злостью кинулись на врага.

Я тоже в стороне не остался. Шпага, которую я как кондуктор имел право таскать, была при мне. Выхватил ее. Чувствовал себя неуклюже, но в крови заиграл азарт. Прямо передо мной вырос здоровенный шведский гренадер с перекошенной от злости рожей, замахнулся на меня тесаком. Я на автомате выставил шпагу вперед. Клинок со скрежетом чиркнул по его тесаку, и я, не целясь, ткнул вперед. Острие вошло куда-то в синий мундир. Швед захрипел, его глаза остекленели, и он мешком повалился мне под ноги.

Бой был короткий. Шведов от редута отогнали. Они отступили, оставив на склоне и у бруствера целую кучу своих трупов и раненых. Наши тоже потеряли немало народу. Тишина, наступившая после боя, аж в ушах звенела.

Я тяжело дышал, опираясь на шпагу, клинок был липким от чужой крови. Смотрел на это месиво вокруг, на тела в синих и зеленых мундирах, на грязь, перемешанную с кровью, на разбитые пушки. Руки подрагивали от усталости. Я, инженер из XXI века, только что укокошил человека. И не одного. Смастерил «гранату» из чего попало. Махал шпагой.

В траншеях раздались радостные крики. Еще бы, отбить атаку знаменитой шведской пехоты — это дорогого стоило! Но радоваться было рано. Я внимательно наблюдал за шведским лагерем.

Перегруппировка у них заняла немного времени. И то, что я увидел дальше, заставило меня крепко задуматься. Шведы не полезли напролом во второй раз. Вместо этого они, к удивлению многих наших офицеров старой закалки, принялись копать землю.

От своего лагеря к нашим позициям потянулись зигзагообразные траншеи — апроши. Они явно решили перейти к планомерной осаде, постепенно подбираясь к нашим укреплениям под прикрытием земляных валов. Более того, их гранадерские команды, похоже, получили приказ активно использовать гранаты для «выкуривания» наших солдат из передовых траншей.

— Вот те на, Яков Вилимович, — сказал я Брюсу, когда мы обсуждали новую тактику противника. — Учатся, сукины дети. Быстро схватывают. Похоже, наши «потешные» игрища да слухи о них даром не прошли. Да и шпионы ихние хлеб свой не зря едят.

Брюс нахмурился.

— Это все меняет, Петр Алексеевич. Если они начнут вести правильную осаду, обороняться будет куда как сложнее. Нам нужно что-то противопоставить их «кротовьей» тактике.

Я кивнул. Противник оказался умным, способным быстро перестраиваться. Это означало, что наша оборона, какой бы продуманной она ни была изначально, тоже должна быть гибкой. Просто отсиживаться за брустверами уже не выйдет. Нужно было готовиться к позиционной войне, к вылазкам. Игра становилась сложнее и опаснее. Первый раунд мы вроде как выиграли, жаль шведы не собирались сдаваться и готовили свой ответный ход.

Глава 4

Недели потекли вяло. Шведы, хлебнув горюшка при первом штурме, взялись за осаду по всем правилам. Их траншеи-апроши подползали все ближе к нашим передовым позициям. Пушки гремели день и ночь, не переставая. Мы отвечали, как могли, порох приходилось считать — обозы из тыла пробивались с боем, и каждая бочка была на вес золота. Наши вылазки кусали шведов, правда остановить их медленное, но верное продвижение они не могли. Усталость валит солдат с ног. Но держались из последних сил, на одном упрямстве.

А потом случилось то, чего мы боялись больше всего. После особенно лютой артподготовки, которая длилась почти сутки, когда земля ходила ходуном, а воздух стал густым от порохового дыма и запаха гари, шведам таки удалось проломить одну из наших внешних линий обороны на северо-западном участке. Они кинули туда свежие полки, и наши, измотанные донельзя непрерывными боями и бессонными ночами, не сдюжили. Сначала посыпались донесения о прорыве, потом в крепость хлынул поток отступающих, раненых, вперемешку с теми, кто еще пытался огрызаться.

План «Б». Да, был у меня и такой, на самый черный день. Оборона внутри города. Удержать внешний периметр против превосходящих сил и мощной артиллерии — дело почти гиблое. Поэтому, еще когда только планировали, я настоял, чтобы Нарву подготовили к уличным боям. Каждая улица и перекресток, каждый более-менее крепкий дом должен был стать опорным пунктом.

Мы с Брюсом вылетели на улицу. Картина была не для слабонервных. С окраин доносилась ожесточенная пальба, крики, лязг железа. По улицам метались солдаты, тащили раненых. Но паники, которая любое войско в стадо баранов превращает, не было. Офицеры, выхватив шпаги, пытались навести хоть какой-то порядок, сбивали отступающих в команды, гнали их на заранее подготовленные позиции.

— Командуй, «кондуктор», — Брюс дышал тяжело, как загнанная лошадь. — Ты эти баррикады тут нагородил, тебе и знать, как их оборонять. Я чем смогу — помогу.

Я кивнул. Времени на раздумья не оставалось ни секунды.

«Огненные ежи» — это была одна из моих затей для городской драки. Огромные, просмоленные бревна, связанные крест-накрест и утыканные железными штырями, или просто бочки, набитые горючей смесью из смолы, пакли и пороховой мякоти. Их предполагалось поджигать и скатывать с крыш на узкие, мощеные улочки Нарвы прямо на головы атакующим шведам. Дешево и сердито, но, как я надеялся, сработает.

Уже через полчаса город превратился в настоящий лабиринт из баррикад. В ход шло все, что под руку попадалось: телеги, бочки, обломки мебели, камни из мостовой. Дома, которые выходили на главные улицы, стали маленькими крепостями — окна первых этажей заложили, в стенах пробили бойницы. Солдаты, немного пришедшие в себя после первого шока от прорыва, занимали позиции, готовые продать свою жизнь подороже.