Фрэнк на вершине горы (СИ) - Алатова Тата - Страница 27

— Не, — безмятежно отозвался Гастингс, макая кусок печенья в чай, — интересно же, какой она завтра придумает повод для жалоб.

— Когда он выпьет, — ухмыльнулся бездельник Эллиот, — то становится даже приятным человеком. Мэри Лу, крошка, может тебе каждое утро капать Йену бренди в кофе?

Зануда в костюме раздраженно схватил Ноя в охапку и вылетел прочь с таким видом, будто ему хвост прищемили.

***

Эмиль вел машину молча, не готовый обсуждать произошедшее. Однако Ною приспичило потрепаться.

— Что ты напишешь в отчете? — спросил он, борясь с приступом полупохмельной икоты.

— Напишу, что пора списать Тарлтон на берег, — коротко ответил Эмиль.

— А про поляну с трупами что?

— А про поляну ничего, — буркнул он, крайне недовольный собой.

Не то что бы он собирался прикрывать Тарлтон с ее нелепыми понятиями ложного гуманизма, а просто где-то глубоко внутри тревожно билась предательская мыслишка. А вдруг эта странная женщина все же права, и орденские установки о том, что все чудовища однозначно подлежат уничтожению, не совсем верны?

Крамола ржавчиной расползалась по нейронам.

***

У Фрэнка ныло все тело. После массового захоронения они с Тэссой долго принимали горячий душ и терли друг друга мочалкой, но все равно ему казалось, что запах кислоты преследует его.

Огонь они развели в старой железной бочке на заднем дворе, и искры улетали в темное небо. Холли помедлил, прежде чем отдать ему свою душераздирающую картину. Потом он, решившись, бросил холст в пламя и нырнул в объятия Тэссы за утешением. Она крепко обхватила его одной рукой, другой начала гладить растрепанные светлые волосы.

— Страшная штука — искусство, — вынес свой вердикт Фрэнк. Ему было жалко, что Холли пришлось расстаться с картиной, которая так увлекла его в последние дни.

— И не говори, — простонал тот.

— Вот, например, табурет. Сколотил — и пользуешься. А тут столько трудов, и все в огонь.

Холли вскинул голову, глядя на то, как языки пламя с треском сжирают еще влажные краски.

— Нет, это не зря, — ответил он задумчиво. — Я написал, что хотел сказать, разве не в этом смысл?

Может, и в этом, подумал Фрэнк, наблюдая за тем, как Тэсса целует Холли, и он тоже тянется к ней. Может, этот страшный зубастый цветок пророс на холсте лишь за тем, чтобы Фрэнк заглянул внутрь себя и увидел все без прикрас. То, кем он был, или то, кем он мог бы стать и кем становиться совершенно не хотелось.

С этим самым искусством вечно одна и та же штука: каждый считывает лишь свое, тревожащее, мучительное.

Любовь, шпарящую по венам, невозможно уговорить потерпеть, усадить на короткую цепь, попросить подождать. Не сторговаться с ней о смирении, понимании.

Ее можно только принять со всей болью и счастьем, которая она приносит тебе каждый день.

— Шли бы вы в дом, замерзнете, — посоветовал Фрэнк, когда Холли принялся стягивать с Тэссы футболку.

И отправился готовить ужин. Что-то ему подсказывало, что эти двое вскоре проголодаются.

Мэлоди кусала себе локти: в Нью-Ньюлине были сразу два новых инквизитора, а она обоих прохлопала с этой дурацкой онлайн-учебой! А ведь было бы так круто завести новые полезные связи в ордене, раз уж она твердо решила однажды вступить в него.

Разозленная и разочарованная, Мэлоди вышла из дома, крикнув Джулии, что пойдет прогуляться. В ответ тетушка что-то залопотала про ужин, но кто бы ее стал слушать.

Эта история с тем, чтобы каждый вечер они втроем собирались за одним столом и, блин, беседовали, сидела в печенках. Мэлоди понятия не имела, о чем беседовать с Джулией и Лагуной. Они обе были слишком правильными, слишком занудными, читали разные книжки и всякое такое. Сама Мэлоди в последнее время активно увлеклась анатомией, изучала бестиарии и настойчиво подкатывала к громиле Фрэнку, чтобы он потренировался с ней в боях без правил. Тот пока отказывался, но Мэлоди уже придумала, как уговорить его — через Тэссу, конечно. Все вокруг знали, что Фрэнк с ума от нее сходит и ни за что не откажет.

Мэлоди отошла подальше от дома, села на берег, скрестив ноги и обратилась к Моргавру. Наверное, ей надо было перестать сливать на это подводное существо свое плохое настроение, но когда-нибудь потом, не сегодня. Слишком все бесило сейчас.

— Как ты мог их выпустить отсюда? — завопила она. — Неужели так трудно было задержать этих чуваков еще на несколько дней? Ты издеваешься, что ли? Ты ведь сам меня сюда притащил, а теперь тупо сливаешься…

Из моря будто выстрелила мокрая лазоревая рука, сгребла Мэлоди в охапку и зашвырнула прямо в воду. Заорав, она ушла с головой на глубину и сразу же захлебнулась.

***

— Это как обнуление. После той страшной картины мне просто необходима была встряска. И много любви, — сказал Холли, неодобрительно разглядывая сендвич с арахисовым маслом, который явно не соответствовал его эстетическим вкусам. Фрэнк не особо умел и любить готовить, поэтому ужин получился аскетическим. Помимо сэндвичей на столе еще были яблоки и малость подгоревшая запеканка из картофеля и фарша.

— Почему ты так заморачиваешься? — вздохнула Тэсса, без колебаний подвигая себе и запеканку, и сендвичи. — Секс это просто секс. Способ отлично провести время.

— А вот и нет, — возразил Фрэнк. — Секс это способ понять истину.

Они замолчали, глядя друг на друга. Тэсса засмеялась первой.

— Очевидно, каждый из нас воспринимает это по-своему, — заметила она чуть растерянно. — Начнем с тебя, Холли. Тебя воспитывали ревностные католики или типо того?

— Я вырос в дорогой частной школе для мальчиков, — ответил он надменно. — Никто не ставил нас на колени за рукоблудие и не стращал гиеной огненной за сластолюбие. Это вообще никак не связано с тем воспитанием, которое я получил. Просто мой гений требует всего меня без остатка, и я долго верил, что если начну растрачивать себя налево-направо, то мир не досчитается многих моих шедевров.

— Вот тут и кроется корень наших противоречий, — кивнул Фрэнк. — Я от тебя наполняюсь, Тэсса, а Холли — пустеет.

— Уже и нет, — приободрился тот. — Это пройденный этап. Я успел осознать, что готов принять все грани бытия, просто… мне не хотелось бы злоупотреблять. Ну вроде как ты всегда самое вкусное съедаешь сразу, и тут тебя можно понять. В тюрьме только так и выживешь. А я коплю впечатления, чтобы потом — бах! И фейерверки.

— И никого из вас не смущает, — хмыкнула Тэсса, — что вы говорите обо мне как о побочном средстве собственных загонов?

— Прости, — смутился Фрэнк, — возможно, мы оба воспринимаем тебя в некотором роде как сосуд. Типа это отголоски чего-то языческого, древних инстинктов, которые человечество никак не изживет. Культ поклонения Исиде, все такое.

— Ну какие вы сложные, — пожаловалась она. — Зачем вы придаете некое сакральное значение обыденным вещам?

— Давай поговорим о тебе, — ехидно предложил Холли. — Почему ты, лапочка, так все упрощаешь? Нет, я помню, что орден учил тебя отбрасывать эмоции и не позволять себе глубоко чувствовать, но ведь ты больше не обязана следовать его постулатам?

Тэсса раздраженно закатила глаза. Холли не уставал во всем обвинять орден.

— Потому что у меня нет внутреннего переключателя, — тем не менее, пояснила она. — Я не могу по щелчку пальцев забыть все, что в меня вложено.

— По крайней мере, — сказал Фрэнк, — в ближайшие годы нам скучно не будет. Пока мы распутаем все наши узлы…

— Не надо меня распутывать, — нахохлился Холли. — Запутанность — признак выдающейся личности!

— Ты же понимаешь, — спросила Тэсса, наклоняясь к Фрэнку через стол и дотягиваясь до его щеки кончиками пальцев, — что ты тот самый, самый прочный узел, который связывает нас воедино? Мы с Холли не стали бы продираться через сложности, не будь у нас такого надежного и чудесного тебя?