Уинстон Черчилль - Костюченко Ирина - Страница 11

— Поблагодарите жука! Если бы он не замер на пару минут у трещины, как вы четыре года назад, не решившись пригласить меня на танец, я бы уже паковала вещи, — с показной строгостью сказала девушка.

— Какой еще жук? — растерялся Уинстон.

— Вот! Вы на него чуть не наступили, когда на колено становились! Его спасло чудо! — пояснила Клементина, показывая на подол белого платья.

Уинстон снял жука и посадил на открытую ладонь.

— Какой красавчик! — в его голосе звучал искренний восторг и уважение к жуку. — А давайте… Только не смейтесь! Давайте его усыновим! Пусть живет у нас в банке — сколько ему отпущено! И я вам обещаю — это будет самая счастливая жизнь, которой когда-то жил жук!

Прямо по лужам, не разбирая дороги, они пошли к Блэнхеймскому дворцу. Влюбленные крепко держались за руки, в которых была зажата коробочка из-под кольца. В ней сидел счастливый жук.

— Мы будем сражаться во Франции. Мы будем бороться в морях и океанах. Мы станем воевать с нарастающей яростью в воздухе. Любой ценой мы будем защищать наш остров.

Недавно назначенный премьер-министр Великобритании чувствовал страшную жажду. Его речь длится вот уже двадцать минут, в горле пересохло. Но по реакции замершего зала парламента, по той звонкой тишине, которую вспарывал его собственный хриплый голос, премьер-министр знал — нельзя пить, нельзя облизать губы, нельзя вытереть лоб, нельзя даже глубоко вдохнуть.

— Мы будем сражаться на пляжах. Мы будем сражаться на побережьях, мы будем сражаться в полях и на улицах. Мы будем сражаться на холмах…

Он почувствовал, что прямо сейчас, если он хоть раз произнесет слово «сражаться» — он не сдвинется дальше первого слога, начнет заикаться, как когда-то в детстве. И ему стало жутко от этой мысли, а пот по спине и лицу заструился еще сильнее. «Король… Король смог победить заикание, чтобы говорить с нацией. И я смогу!» — он сжал кулак так, что ногти впились в кожу.

— Мы никогда не сдадимся, — не воскликнул, а отчеканил Черчилль с чисто британским спокойным упрямством. Далее он говорил уже без пауз. — И даже если случится так, во что я ни на минуту не верю, что наш Остров или его значительная часть будет захвачена, а мы будем умирать от голода, то наша Империя за морем, вооруженная и под опекой британского флота, сможет продолжить борьбу. До тех пор, пока в благословенный Богом час Новый Свет со всей своей мощью не отправится на спасение старого мира.

Пока зал аплодировал, Черчилль смог наконец вытереть лицо и выпить воды. «Возможно, это была лучшая речь из всех провозглашенных мной», — мелькнула у него самодовольная мысль. Он еще раз поклонился, окидывая зал внимательным взглядом.

«Теперь наши любители сделок с дьяволом поймут, что у них ничего не выйдет. А если попытаются — придется научиться говорить еще лучше», — рассуждал он, спускаясь с трибуны.

— На военный совет. И побыстрее, пожалуйста, — бросил премьер-министр водителю. — И пока мы будем там болтать, покормите собаку.

Черчилль часто брал с собой домашних любимцев. Вот и сейчас в машине, кроме секретаря и водителя, сидел один из его бульдогов. Черчилль потрепал зверя за уши и почесал ему живот.

— Здесь ехать несколько минут. Не успеваю я, — и, заглянув в черные собачьи глаза, Уинстон вздохнул. — Прости. Проклятая война. Ты понимаешь это лучше многих двуногих. В том числе и тех, к кому я сегодня обращался, но которые готовы «договариваться»!

Что произошло с этими умными дипломатами, с полными чувства собственного достоинства лордами, с британским народом? Почему все готовы были заключить контракт с дьяволом — и только Черчилль стал последней надеждой тех, кто не окончательно утратил веру, надежду, готовность к сопротивлению?

Он, человек, поражавший своей отчаянной уверенностью, не раз спрашивал себя об этом — и не находил должного ответа. Когда же это началось?

Возможно, первого сентября прошлого года, когда нацистская Германия атаковала Польшу? Тогда Великобритания вместе с Францией, имея международные обязательства перед этой «далекой» страной, были вынуждены отправить ультиматум Гитлеру: либо вы выводите войска из Польши, либо война. И что? Ультиматум был проигнорирован, поэтому британское правительство растерянным голосом лорда Чемберлена объявило: «Вынужден сообщить, что мы находимся в состоянии войны с Германией».

В сентябре 1939 года Черчилля, единственного, кто давно кричал об опасности со стороны Гитлера, о невозможности договоренностей с ним, пригласили на пост Первого Лорда Адмиралтейства. Однако на активные действия на континенте британское правительство так и решилось — беззащитную Польшу Германия проглотила в течение месяца, а еще кусок страны откусил другой «внезапный друг» Гитлера — Сталин. Прошло еще шесть месяцев «странной войны» с учениями и почти без военных действий — топили корабли, немного «постреливали».

Но два месяца назад маховик событий завертелся с бешеной скоростью. С тех пор что ни день, то какие-то новости, преимущественно плохие, очень плохие или ужасные.

В апреле Германия атаковала Данию и Норвегию. Войска свободных стран потерпели поражение. Через месяц Гитлер вторгся в Бельгию, Нидерланды и Люксембург. В этот же день, 10 мая, король Георг IV назначил на пост премьер-министра именно его, Черчилля, — единственного, кто имел волю к сопротивлению и был готов взять на себя ответственность. И опять военное поражение, хотя нет, на сей раз даже катастрофа!

Через несколько дней, серпом обойдя французскую оборону, так называемую линию Мажино, Вермахт напал на Францию. В течение всего двух недель северные части самой мощной европейской армии и британский корпус, пришедший на помощь дружественной стране, были разбиты, рассечены и прижаты к узкой полосе берега в Дюнкерке. Лишь благодаря чуду британцам удалось морем вывезти оттуда свою армию и многих французов, сотни тысяч солдат! Остальные остались во Франции, пытаясь продолжить сопротивление. Но удастся ли это им?

Об этом и многом другом он будет говорить на сегодняшнем совещании — с британскими военными, с дипломатами, с министрами… Еще должны прибыть представители французского командования, вспомнил он. «Пользы от них никакой, но может хоть свежие новости привезут», — размышлял Черчилль.

Он подготовил для них сюрприз. Эта мысль пришла ему в голову ночью, когда он грелся в ванне. Идея казалась фантастической, и согласятся на нее британцы, готовы будут ее рассматривать французы? Сработает ли? Не слишком ли поздно?

Когда еще юный Черчилль воевал в далекой Индии, он участвовал в дискуссионном клубе. Там, изнемогая от скуки и жары, офицеры обсуждали разные вопросы. Уинстон хорошо запомнил одну тему: всегда ли войны имеют четкие причины. Тогда он доказывал — да. Есть стороны, есть их интересы, есть конфликт между этими интересами. И существует момент, точка невозврата, когда конфликт интересов провоцирует конфликт между народами или группами общества. И возникает война. А теперь? Что он сказал бы сейчас, когда прошло почти полвека, переполненного войнами, столь же жестокими, сколь и бессмысленными…

Может эта точка невозврата называлась «Мюнхенским сговором», который имел место осенью 1938 года? Тогда Гитлер потребовал отторжения части Чехословакии, так называемой Судетской области, где издавна проживало немало немцев. Великобритания и Франция также имели обязательства перед этой страной. Но правительство в Лондоне тогда решило — это так далеко, на континенте; при чем здесь мы? «Почему британцы должны носить противогазы и рыть траншеи, если два народа поссорились из-за вопросов, на которых мы не разбираемся?», — говорил тогда премьер-министр Чемберлен.