Выбери любимый жанр

Преддверие войны (СИ) - Птица Алексей - Страница 40


Изменить размер шрифта:

40

Но как он мог познакомиться с какой-то мещанкой, когда рядом есть она? Мог же подойти к ней и поговорить, добиваться её, преследовать, всячески показывать свои чувства. Ан нет, тут же, как понял, что ничего ему не светит, нашёл себе другую, говорит ей любезности, а то и целует. От последних мыслей Женевьеву всю передёрнуло, и она в ярости вскочила, напугав дремлющую возле неё белую ангорскую кошку.

Кошка вздрогнула, распушила свой хвост от испуга и сиганула прямо со стула, где изволила почивать в полудрёме, на пол. Приземлившись, кошка оглянулась и, не увидев рядом никакой опасности, с укоризной глянула на хозяйку. А та фыркнула от смеха, на минуту отвлёкшись от своих мыслей, и вновь опустилась в кресло, задумчиво глядя с террасы на прекрасно ухоженный сад.

Несколько раз Женевьева порывалась посоветоваться с матерью, но поразмыслив, сама находила все ответы на так и не заданные матери вопросы. Тогда зачем спрашивать, всё равно ведь легче не станет, и мать не поможет. А у отца спрашивать — ещё хуже. Отец, в лучшем случае, скажет, что это дурь девичья, а в худшем — примет меры для её изоляции.

К сожалению, у неё нет близких подруг, а рассказывать той же Марфе — себя не уважать, она потом эти сведения втридорога продаст. Бояться, конечно, станет, но всё равно продаст. Знала она, рассказывала о том Дарья. Купеческое слово крепкое, а женское купеческое, наоборот. А какие взятки с женщины? Сама виновата…

А пока Дегтярёв находится в военно-полевом лагере вместе со своим другом Биттенбиндером, и при отъезде его никто не провожал. Откуда она это знает? Дело в том, что её сердце не выдержало, терзаемое ревностью, и через сыскное агентство она наняла человека, который проследил за отъездом Дегтярёва и доложил обо всём ей письмом. Стоило это недорого, всего двадцать пять злотых, включая почтовые расходы, времени заняло немного, и поэтому отчёт пришёл очень быстро.

Прочитав его, Женевьева удовлетворилась тем, что отношения Дегтярёва с этой мещанкой пока ещё не зашли слишком далеко. Теперь стоило узнать, куда он поедет после военных сборов, чтобы окончательно всё понять о нём. Да, об этом она тоже узнает и сделает вывод, но позже, а пока остаётся только ждать.

Женевьева ещё некоторое время поразмышляла о предмете своей любви, и так, и этак его коверкая и представляя, потом вздохнула и поняла, что эти зелёные глаза и честный прямой взгляд просто невозможно забыть. Ах, какой она могла стать счастливой, если бы её не связывали узы аристократических правил. А ведь Дегтярёв уже её достоин, он за полгода поднялся от мещан до личного дворянства, без всяких связей и протекционизма, имея от роду восемнадцать лет, такое немногим доступно.

Конечно, подобным фактом можно убедить отца, но, к сожалению, этого мало, её жених должен иметь высокий личный достаток, чтобы содержать семью, и приличный чин в каком-нибудь министерстве. На такие условия указала ей мать, но это нереально! Юноша, возможно, и найдёт деньги или заработает их, но получить весомый чин или должность — нет! На это уйдут долгие годы, за которые её всё равно выдадут замуж, как бы она ни упиралась. Это просто блеф, и мать прекрасно о том знала, рассказав его.

Поэтому их сердца соединятся только в двух случаях: либо она совершит какое-то безумство, будучи абсолютно уверенной в том, что Дегтярёв женится на ней, либо Дегтярёв каким-то непостижимым образом заработает те самые десять тысяч злотых и совершит какой-то поступок, в результате чего получит весомую должность или чин.

В любом случае, оба варианта не могут реализоваться раньше того времени, когда они закончат академию. Получается, ей остаётся только ждать и надеяться, и… контролировать процесс. Вот как бы помочь ему? Но в голову ничего не шло, и вскоре Женевьева прекратила мучительные размышления, отдавшись созерцанию красивого парка и слушанию пения птиц, доносившихся из него.

* * *

Третья неделя военных сборов прошла в том же темпе, что и вторая, мы принимали в себя новые знания, да каждый день стирали под холодной водой гимнастёрки, пытаясь оттереть от соли. Ничего из ряда вон выходящего больше не происходило, и все спокойно занимались военной учёбой. Ну, как спокойно, просто без происшествий.

Третье воскресенье, как мы с Петром и планировали, повели в палатке, отдыхая и потребляя домашние продукты, купленные у крестьян, и ничего не делали весь день.

Наступила четвёртая, заключительная неделя сборов в военно-полевом лагере. На неё был запланирован полёт на военном дирижабле, нас собирались не учить, а просто показать его внутреннее устройство, вооружение, возможности при сражении и тому подобное.

Первые дни мы смотрели на него лишь со стороны, а полетать удалось только в среду. Дирижабль оказался огромным, намного больше того, на котором я катался, и, уж тем более, больше Свинцового цеппелина. Его гондола даже на первый взгляд выглядела очень грозно, особенно, когда у неё открывались порты, и из них высовывались тупые рыла станковых пулемётов.

Сама гондола и весь корпус дирижабля были окрашены в грязно-коричневый цвет, с редкими чёрными пятнами, разбросанными в вольном порядке по всему корпусу. Не знаю, зачем это понадобилось, но выглядел такой окрас весьма внушительно. Оба двигателя, висящие под баллоном, оказались забраны в бронированные ящики, да и сама гондола имела бронирование, сделанное не из металла, а судя по всему, с помощью человеческих рук, обладающих даром.

Это вызывало уважение, да и стоимость такой гондолы сразу возрастала многократно. Всё же, немногие умели изменять свойство материала из хрупкого в непробиваемый. Дирижабль прилетел к нам в понедельник и все дни то взлетал, то опускался, наворачивая круги над местностью. На ночь он улетал к месту стоянки, а утром вновь прибывал к нам.

И вот наступил, что называется, наш день, когда мой взвод в полном составе направился исследовать военный дирижабль. Не взяли только одного из нас, Амбросова, а то, мало ли, но это не моё дело. Ему ещё повезло, что под суд не отдали, не найдя злого умысла, так что…

Дирижабль вмещал в себя экипаж, состоящий из двадцати человек, и небольшой десант из тридцати человек, большее количество людей он поднять не мог. Этого оказалось достаточно, чтобы вместить весь наш взвод. Внутри дирижабля всё оказалось обшито железными пластинами, защищающими от пуль и осколков, задрапированными тёмной тканью. Больших иллюминаторов в нём не имелось, лишь только узкие щели-бойницы для ведения огня сверху. Возможно, в рубке управления иллюминаторы и стояли, но внутри десантного отсека их мы не обнаружили.

На корме и носу дирижабля располагались станковые пулемёты, и ещё по два ручных пулемёта стояло с каждого борта. Никаких пушек смонтировано в гондоле не было, дополнительно стоял лишь один огнемёт, и то, он находился снаружи гондолы, а управляли им с рубки. Вот, собственно, и всё вооружение.

По бортам дирижабля также располагались узкие откидные бойницы, для стрелкового вооружения, но мне показалось, что прицельный огонь с них вести очень сложно, да и неудобно, а в остальном всё оказалось почти таким же, как и в гражданском дирижабле. Та же рубка управления, только намного больше, те же двигатели, только мощнее, сходные размеры гондолы, но стены бронированные.

Десант в гондоле располагался стоя, если заполнял её под завязку, или сидел на полу и откидных стульях, если позволяло место. Для оружия стоял оружейный шкаф, и пулемёты торчали со всех сторон. Мы заходили в дирижабль по одному отделению, чтобы не толпиться и спокойно осмотреть всё внутри, остальные студенты в это время бродили снаружи, рассматривая тупоносые пулемёты, торчащие из своих гнёзд, да огнемёт, выдававшийся вперёд на носу.

Зайдя внутрь, мы сразу окунулись в колоритную атмосферу воздушного транспорта.

— Итак, господа студенты, начнём ознакомление, — сказал высокий и статный летчик в кожаной куртке и кожаной фуражке, на которой красовалась эмблема военно-воздушного флота Склавской империи — летящая сова на фоне дирижабля.

40
Перейти на страницу:
Мир литературы