Стажер магического сыска 3 (СИ) - Гладкая Юлия Борисовна - Страница 17

Сразу же повисла гнетущая тишина, нарушаемая только скрипом столовых приборов по тарелкам.

— Что-то обстановка за столом мрачная такая, будто на поминках, ну право слово! — сказал Мартынов и неловко хихикнул.

— Как знать, возможно этот ужин и станет в самом деле моими поминками, — произнес не без бравады Лазарев-старший.

— Не стоит шутить с такими вещами, как смерть, — ледяным тоном произнесла госпожа Апрельская.

— А я и не шучу, — отозвался Лазарев, смакуя вкус осетрины.

— Не говорите так, Алексей Степанович, — тут же подал голос Мартынов. — Вам ещё жить да жить!

— Только кому-то это не нравится, что я зажился на белом свете, — сказал Лазарев. — Представляете, дамы и господа, какая оказия? Прислали мне тут давеча одну записочку интересную. Дескать, убьют меня сегодня ночью, во время этого самого ужина.

После таких слов Глеб ожидал, что начнется сущий кавардак. Однако заявление это было принято на редкость холодно. Роман даже не оторвался от еды, чета Апрельских забубнила какие-то безэмоциональные возмущения, словно сетуя на плохое обслуживание в магазине. Один только Мартынов вскочил и начал громко кипятиться, распыляя проклятия и угрозы в сторону анонимного посланника, да и тот быстро замолк и сел обратно, пока его жена, уткнувшись носом в тарелку, что-то шептала, по всей видимости молитвы.

Глеб мысленно ругнулся. Он и сам не знал, чего ожидать от гостей, кто из них и как себя должен выдать, но вот только только заявление Лазарева и реакция присутствующих ясности тоже не внесла. Если бы это был не обеденный, а карточный стол, стоило бы подумать над тем, чтобы пойти играть куда-то ещё, тут ловить нечего. Оставалось только ещё раз мысленно выругаться, что его дар в том, чтобы считывать эмоции при прикосновении, а не потаённые мысли по выражению лица.

Нужно было как-то раскачать ситуацию.

— Ну почему же, — сказал Глеб, — кому-то вот показалось очень смешной шутка, пугать Алексея Степановича подобными записульками. Угроза смерти, подумать только. У кого-то ведь поднялась рука. Как думаете у кого из нас бы хватило на это дерзости?

— Не стоит шутить с такими вещами, как смерть, — снова холодно бросила Апрельская.

— Думаю, мне можно. Однажды я уже был мертв.

— Вы слишком болтливы для мертвеца, — буркнул Иван.

— А что? Лично мне очень интересно, — снова оживился Мартынов. — Уверен это очень интересная история.

— Не слишком интересная и уж совершенно точно не для ужина, — отрезал Глеб и снова сделал вид, что сосредоточился на жарком, исподтишка разглядывая реакцию гостей. Тщетно. Жизни в них было столько же, сколько в истуканах на острове Пасхи.

— Постойте, а ваше лицо мне кажется очень знакомым, — сказал Мартынов. — Где-то я вас уже встречал.

— Это вряд ли, — буркнул Глеб и снова опустил глаза в тарелку.

Остальная часть ужина прошла действительно будто на поминках. Иногда вспыхивающие короткие разговоры тут же затухали, а все попытки Мартынова вбросить какую-то шутку повисали в воздухе. Лазарев потягивал виски, его сын сосредоточился на ужине, остальные старались не поднимать друга на друга взглядов. Только неугомонный Порфирий всё время просил Еремея то подать ещё осетринки, то интересовался насчет ножки индейки.

По настоянию Глеба Еремей приносил напитки только в закрытых бутылках. Хотя старый слуга так и не сказал за весь день ни слова, будто немой, по его лицу явно читалось желание хоть сейчас выступить добровольным дегустатором алкоголя на предмет ядов.

Лазарев достал из кармана жилета золотые часы на цепочке, щелкнул крышкой, взглянул на время.

— А вот и полночь, дамы и господа, — объявил он. — Кажется, пережил я сегодняшний день, кому бы там иного не хотелось.

Глеб продолжал следить за реакцией гостей, не выдаст ли себя кто выражением лица. Тщетно.

— Еремей! — крикнул Лазарев. — Сходи-ка в гостиную, там в стеклянном шкафе возьми да принеси мою любимую бутылочку шотландского виски. Шестьдесят лет выдержки в бочке, господа, вы такого не пробовали, на весь мир десять бутылок, ей-богу. Открыл её один раз, как в отставку вышел, да оставил. Всё берёг-берёг её для особого случая, да вот он и настал.

По лицу старого слуги читалось, что хоть глоточек старого виски, но по пути случайно да «испарится». Кивнув он ушел, а Лазарев, тем временем, окинул гостей самодовольным взглядом.

— Вот так, любезные мои, кто бы ни был тот таинственный автор записки, он крупно ошибся. Ужин минул, а я всё ещё жив! Меня не запугать просто так.

— Истинно так, Алексей Степанович, — угодливо поддакнул Мартынов, — долгих лет вам жизни.

— Куда там запропастился Еремей, лентяй окаянный? — Лазарев поднял голос. — Еремей! Еремей! Пошевеливайся, старый пень! Моложе меня на два года, а глухой уже, как тетерев. Еремей…

Старик отбросил стакан, вскочил с кресла и побежал в зал. Глеб, уже сердцем чувствуя, что за картину он там увидит, рванул за ним.

На красном персидском ковре, рядом с открытой бутылкой виски лежал бездыханный Еремей. На синюшных губах его засыхала серая пена.

— Выехать отсюда невозможно, — сообщил Роман Алексеевич, стряхивая с мундира налипший снег. — Сугробы намело такие, что пока не пришлют на выручку роту рабочих с лопатами или парочку толковых магов, умеющих подчинять огонь, чтобы растопить все это к чертовой матери, тут и до весны можно проторчать.

Почти за полные сутки, это была самая длинная реплика, что услышал от него Глеб.

— Телефонная линия тоже неисправна, — доложил Мартынов. — Вероятно из-за снегопада оборвало провода. Не знаю, что и делать, господа…

— Поздравляю, мы застряли в одном доме с покойником, — в голосе Апрельского слышалось столько же сочувствия к чужой смерти, сколько бывает тепла от айсберга.

Майор растер озябшие ладони, взял не глядя бутылку со столика, сделал несколько глубоких глотков, шумно выдохнул, присел рядом с камином, вытянув руки к огню.

— Вы бы были поосторожнее, — сказал Глеб, — кто знает, что тут ещё может быть отравлено.

— Кто-то да знает, — буркнул майор. — Кто-то из присутствующих.

— Вы на что намекаете! — вскинулся Апрельский. — Я не потерплю…

— Не намекаю, а говорю прямо. Кто-то из присутствующих отправил виски. Если бы не этот остолоп Еремей, позарившийся на господскую выпивку, отравился бы мой отец!

— Не смей его так называть! — рявкнул старик.

В одно мгновение обстановка накалилась так, что вот-вот готова была взорваться. Повисла мучительная тишина, когда казалось что сейчас всё сорвется в драку, но вдруг напряжение разом схлынуло.

— Я его знал дольше, чем тебя! — тихо сказал Лазарев всхлипнул. — Хороший был человек. Достойный. Отец его ещё у самого Люмэ служил. Это были достойные люди. И я не позволю, чтобы их память оскорбляли. Он за меня яд принял, пулю поймал, для меня предназначавшуюся.

Тыльной стороной ладони он вытер слезу, громко вздохнул, схватился за сердце. Пошатываясь сделал пару шагов, его тут же взял под руку Роман и помог опуститься в кресло.

— Алексей Степанович, — тут же залебезил Мартынов, — если вам дурно, то Настенька моя помочь может, она ж у меня умница, медсестрой была.

— Уйдите прочь от меня все.

— Отец, у тебя есть какие-то таблетки? что-то принести от сердца?

— Не думаю, что это хорошая идея, пить сейчас хоть какие-то таблетки, — мрачно сказал Глеб. — Увы, у нас есть гарантий, что неизвестный не отравил тут всё вокруг.

— Замолкните, — рыкнул майор. — Не видите, моему отцу плохо.

— Роман, успокойся, — старик погладил сына по руке. — Он прав. Мне надо просто немного отдохнуть, отдышаться. Не хочу я ничего принимать. Меня, может, и заждались на том свете, но черта с два я буду помогать отравителю ускорить свою встречу с создателем.

Глеб вздохнул, взъерошил волосы. Всё произошедшее надо было как следует обдумать, затем не помешало бы расспросить каждого, кто что видел, кто что думает, но обстановка к этому не располагала. Майор вел себя так, будто в любую секунду мог кинуться в драку. Его, конечно, можно было понять — отец на миллиметр разминулся со смертью, но находиться с таким человеком в замкнутом помещении далеко не самая приятная вещь.