Аландский крест (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 22

Увы, с той поры он успел не только постареть, но и почти оглох, едва не потеряв к тому же и голос. По сути, перед нами была лишь бледная тень былого человека, способного как на великие, так и на низкие дела [2]. Под стать ему были и многие другие члены этого важнейшего в Российской империи государственного органа. Старики, помнившие не только «нашествие двунадесяти язык», но и «времена Очакова и покоренья Крыма». Вышедшие в тираж государственные деятели прежней эпохи, генералы, забывшие, а то и никогда не знавшие запах пороха. И такие, как Меншиков…

Взгляды, то и дело бросаемые на меня советниками, были полны сдержанной неприязни и скрытой враждебности. Да, заниматься большой политикой в России образца 1855 года для меня будет непросто. Предстоит тяжелая борьба. Ну да мне не привыкать. Уступать не намерен. Господа, я принимаю вызов.

[1] В 1874 году Николай Константинович оказался замешан в истории с пропажей трех бриллиантов из оклада фамильной иконы. Есть версия, что молодого и перспективного члена правящего дома подставили, чтобы ослабить позиции его отца.

[2] Александр Иванович Чернышев на следствии по делу декабристов настоял на осуждении своего дальнего родственника Захара Чернышева, рассчитывая завладеть его имением.

Надо отметить, что далеко не все «почтенные старцы» смотрели на меня осуждающе. Все же немалое количество их сделали свои карьеры не в дворцовых передних, а на полях самых настоящих сражений. Это они почти полвека назад встали грудью на защиту Отечества и дошли от Бородинского поля до Парижа. Не щадя ни своих, ни чужих жизней, били шведов и турок, усмиряли поляков и венгров. Для них я, возможно, и мальчишка, но все же наследник их воинской славы. А что до либеральных воззрений, так ведь они и в молодости практически поголовно были якобинцами или масонами…

Между тем, государь почти закончил свою речь. По большому счету смысл ее сводился к простой как лопата формуле. Если мы побеждаем, стало быть, на нашей стороне сам Всевышний, а если с нами Бог, то кто же против? Последние слова были встречены, что называется, громкими и продолжительными аплодисментами, переходящими в бурную овацию.

Что, в общем, вполне понятно. Если мы побеждаем, значит, в государстве все хорошо, молодой император милостив, и почти наверняка скоро последуют награждения. В первую очередь, конечно, старым и заслуженным деятелям, на которых, собственно, и держится государство. Кому орден, кому алмазные знаки к уже имеющимся, кому драгоценную табакерку или портрет с бриллиантами…

Но все же под конец Александр смог всех нас удивить. И в первую очередь, как ни странно, меня.

— Ради сохранения спокойствия и всеобщего благоденствия сочли мы за благо объявить, что в случае нашей кончины или болезни регентом при несовершеннолетнем цесаревиче Николае [1] будет возлюбленный брат наш — великий князь Константин! [2]

Этого от Сашки явно никто не ожидал, а потому в зале на какое-то мгновение воцарилось гробовое молчание. Он же, явно довольный собой, закончил, внимательно оглядывая ряды почтенных старцев, как будто ища среди них оппозицию. Где там! Все, разумеется, выразили всеобщий «одобрямс» и расплылись в верноподданнических улыбках.

— Что ты творишь? — едва слышно прошептал я брату.

— Так надо! — столь же тихо ответил он мне.

Боже, кажется, мой бедный Сашка и впрямь решил, что стал мишенью для наших врагов, даже не подозревая, что именно он их вполне устраивает. И если они и осмелятся на решительные действия, целью их буду я…

Впрочем, если подумать, ничего из ряда вон исходящего не случилось. После смерти отца мы с Александром самые старшие в роду. Низзи погиб, Мишка еще совсем мальчишка, так что без меня, если бы случилось непоправимое, в опекунском совете не обошлись. Другое дело, что там еще должны оказаться две императрицы. Александра Федоровна и Мария Александровна, а также канцлер и кто-нибудь из генералитета. И все решения принимались бы ими. А теперь, шалишь, регент назначен, и в самом скором времени ему предстоит выдержать свой первый бой. На заседании комитета министров, случившемся сразу же после Государственного совета.

— Ваше величество, — скорбным голосом начал Нессельроде, — позвольте еще раз выразить глубочайшие соболезнование по поводу кончины вашего незабвенного родителя и величайшего из императоров…

Говорил он долго, витиевато и при этом невероятно нудно, так что и сам государь, и внимательно слушавшие его министры едва не заснули. Всего их было 13 человек. Военный блок представляли князь Долгоруков и ваш покорный слуга. Правоохранительные органы — министр внутренних Дмитрий Гаврилович Бибиков, шеф корпуса жандармов граф Алексей Федорович Орлов, управляющий делами Третьего отделения Леонтий Васильевич Дубельт и генерал-прокурор граф Виктор Никитич Панин. Иностранными делами заведовал сам канцлер Нессельроде. Расстроенными вконец финансами руководил Петр Федорович Брок. За просвещение отвечал сменивший умершего в прошлом году князя Ширинского-Шихматова Авраам Сергеевич Норов. Министерство государственных имуществ — граф Павел Дмитриевич Киселев. Министерство Двора — граф Адлерберг. Министерство путей сообщения — граф Петр Андреевич Клейнмихель. Еще одним членом комитета министров был главноуправляющий Вторым отделением граф Дмитрий Николаевич Блудов.

— Мы все очень рады высокому назначению его императорского высочества великого князя Константина Николаевича, неоднократно прославившего русское оружие на полях битв, но… не следовало ли оставить до поры это назначение в тайне, чтобы не возбуждать в народе ненужных слухов. Ведь его величество, благодарение Господу, весьма здоров и полон сил?

— Незабвенный дядюшка Александр Павлович в свое время именно так и сделал, — достаточно громко, чтобы все слышали, заметил я. — Что в итоге и привело к печальным событиям 14 декабря 1825 года. Как по мне, одного этого обстоятельства вполне достаточно, чтобы не напускать таинственность там, где она не только не нужна, но даже и откровенно вредна! Впрочем, в любом случае, что сделано, то сделано, и я не вижу ни единого повода обсуждать здесь волю моего государя. Посему предлагаю перейти к более насущным делам.

— Согласен, — усмехнулся в бакенбарды Саша.

— И для начала предлагаю выбрать председательствующего в нашем совете министров с тем, чтобы он вел собрание и следил за порядком.

— И на это нет возражений, — снова поддержал меня император.

— Какие будут кандидатуры?

— Карл Васильевич самый старший и самый опытный, — попытался подать голос Клейнмихель, однако, наткнувшись на откровенно неприязненный взгляд Александра, стушевался и замолчал.

— Председательствуй ты, Константин, — велел царь, и все решили, что его неудовольствие относится к канцлеру, хотя на самом деле он терпеть не мог министра путей сообщения.

— Как будет угодно вашему императорскому величеству, — поклонился я в сторону брата, после чего продолжил. — Господа, наш кабинет собрался в весьма непростое для нашей родины время. Идет война с целой коалицией государств, каждое из которых, кроме, собственно, Турции, может сравниться с Россией по числу подданных и кратно превосходит по возможностям промышленности и экономики.

— Что не помешало им быть битыми! — звонко выкрикнул граф Блудов.

— Чтобы выработать действенную стратегию, нам необходимо понимать политическую ситуацию в Европе в целом, для чего предлагаю заслушать графа Нессельроде. Прошу тебя, Карл Васильевич, не стесняйся.

Никак не ожидавший такой подлянки низенький граф был вынужден подняться со своего кресла, отчего стал еще немного ниже и растеряно откашлялся.

— Как ни прискорбно мне об этом говорить, — заскрипел он, — идущая сейчас война едва не привела к политической изоляции России. И только благожелательное отношение Венского и Берлинского кабинетов позволяет нам доносить свой, увы, весьма ослабленный теперь голос до Европы. Большинство государей настроено по отношению к нам негативно, и лишь некоторые продолжают сохранять нейтралитет…