Опора трона (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 39

Согласно строгому придворному протоколу организацией приватных аудиенций ведала неизвестная мне обер-гофмейстерина. Исчезнувшая, как и прочие фрейлины, из дворца с моим появлением. Скатертью дорога! У нас все попроще, по-московски. Почиталин, а то и кто-то из бодигардов, мог запросто доложить: «имеряк просит встречи!» И услышать в ответ: «Заводи!»

Перфильев и в этом не нуждался. Имел от меня разрешение заходить в любое время без церемоний. Вот и сегодня заглянул в кабинет вместе с Бесписьменным, оторвав меня от тяжких дум.

Я пол-утра провел, размышляя, как из Питера перетащить в Москву все важные ведомства с их оравой чиновников. Пока выходило слабовато. Вообще не складывалось! Нет ни нужного количества присутственных мест, ни квартир в достаточном количестве. Не говоря уж про рестораны-аустрии, дабы в неофициальной обстановке важные делишки обкашлить. Нет мест для досуга. Ничего нет! Я даже продпайка в нужном объеме дать не могу — система продовольственного снабжения старой, вернее, уже новой столицы не готова к наплыву полков, из крапивного семени состоящих. Не кормить же госчиновников высокого ранга с помощью полевых кухонь!

А быстро не вытащу, застряну. Засосет питерское болото. В текучке закрутят, в отнекиваниях завертят…

— Петр Федорович, мы к тебе!

Канцлер мой был взволнован, хоть и пытался скрывать. А явившийся с ним Бесписьменный эмоций не прятал. Вылитый Миронов с его «шеф, все пропало, гипс снимают, клиент уезжает!»

— Что стряслось⁈ — напрягся я не на шутку.

— Насчет государственных финансов! Беда!

— Совсем беда⁈ Мне же была депеша, что Ассигнационный и Заемный банки захвачены, золотой запас в хранилищах не разграблен.

— Банкиры разбежались, фискалы тоже. Но это малая досада. Новых наберем. Тут в главном нужно решать.

После недолгих расспросов выяснилось если не страшное, то грозящее в скором времени «полной задницей», как было принято говорить в моем прошлом-будущем.

Государственная система денежного обращения основана не на золотых запасах, не на огромных земельных владениях, монополии на важнейшие природные источники, типа соли, таможенных сборах и прочих источниках богатства — она зиждется на доверии населения. И с этим у нас проблемы. Ожидаемые проблемы. Неизбежные, когда государство восстает из смуты.

Еще Катька подсуропила. Провела денежную реформу, ввела ассигнации. Это потом историки, плохо понимавшие суть дела, начнут трясти седыми кудрями от восторга. Как же, бумажные деньги стране подарила Великая! Подарить-то подарила, но и грабануть податное население не забыла. На что меняются ассигнации? На серебро, на универсальное платежное средство средневековья? Как бы не так! На медь! Один бумажный рупь равен ста медным копейкам. А один серебряный — ста копейкам серебряным. Две параллельные валюты в стране — есть отчего сойти с ума!

И ведь как ловко все устроили! Переплавили медные пушки Петра Первого на монету, и только с этого поимели десять миллионов рублей!

Я, конечно, не знаток популярных экономических теорий XVIII века и в эмиссионных вопросах ни бум-бум, но чутьем потребителя, чутьем терпилы 90-х XX века понимал: в скором времени получим такую девальвацию с инфляцией, что ее не разгрести и за столетие. Попытался донести эту мысль до Бесписьменного. Того, бедного, окончательно переколбасило.

— Что ж нам делать, царь-надежа⁈

Задумался.

Отчего вся финансовая система так крепко привязана к серебру? Отечественные рудники, по словам Перфильева, истощены. Завозим из заграницы. Из той же Богемии. А у нас тем временем растет золотой запасец. Добычу отечественного золотишка поднимаем и будем поднимать. А не ввести ли нам золотое обращение? Подготовиться. Накопить монеты. И резко поменять дырку от бублика в виде меди, но вполне себе реальную ценность — на золото. Свое золото, следует отметить. Меняльные банки есть, пооткрывали в стране для обмена ассигнаций на медь, осталось лишь выиграть немного времени.

— Почему так все резко стало плохо? Из-за внутренней войны?

— Нет, государь. Еще с турецкой все началось. Война — дело затратное. Где найти серебряную монету, чтобы вернуть доверие населения? Без серебра нам затык.

Надо вызывать Рычкова в Москву. На Урале и без него справятся с добычей золота — дело запущено. А мне без министра финансов никак. И без директора Госбанка, который еще нужно создать. Боже, какой бардак в финансах Романовы развели!

— Это внутренняя война затратная. Или та, которая ведется на твоей территории. А ежели ты к противнику в тыл залез, отчего же не пошуровать в его закромах? Кажется, у нас тут война со шведом идет, нет? В таком случае, други мои, расскажу я вам сказку. Про то, что такое реквизиции, контрибуции и репарации…

Усталая карета катила себе по осенним дорогам, поскрипывая на колдобинах и качаясь. Внутри сидели двое — отец и дочь. Оба в дорожных платьях и в дорожных разговорах.

— В прошлый мой визит в Дрезден, остановилась я в гостинице «Россия». И только, представь, папа, на стенах висели картины, изображавшие победу пруссаков над русскими. Ну я им и устроила! Купила красок и вместе с посольскими, запершись в комнатах, взяла да перекрасила мундиры…

С раннего детства Екатерина Дашкова, по ее собственному признанию, жаждала любви окружающих и хотела заинтересовать собою своих близких. С годами это желание преобразовалось в невероятное самомнение. Ей казалось, что во вселенной все крутится исключительно вокруг ее персоны. Если случались какие интриги, то непременно супротив нее, от зависти к ее талантам. Если ей говорили комплименты, она принимала их за чистую монету. Когда ее принимали при иностранном дворе, она уверяла потом всех знакомых, что еще никогда в подлунном мире никому не оказывались такие почести. Во всю эту чушь она верила искренне и готова была с пеной у рта доказывать свою правоту всем и каждому.

Откуда что берется? Ведь неглупая женщина, если покопаться. И талантами в отличие от сестры Елизаветы не обделена. Да и внешностью бог не обидел. Не иначе как бесовские соблазны.

Лизка и Катька, две противоположности. Одна ленива до невозможности, другая своей энергичностью с ума может свести. Первая бессеребренница, а вторая цену копейке знает — если ссудит кому из родни рубль, при возврате непременно посчитает процентик. И вот парадокс: обе служат самозванцу. Лизка спятила вконец — отчий московский дом превратила в противуоспенную станцию. В святые решила податься? Такие слухи по первопрестольной уже пошли. А Катька сбежать решила за границу не по зову души, не из желания новому царю угодить. Всегда расчетливая, она захотела лихое времечко пересидеть в Европе за государев счет. Ее и уговаривать не пришлось Роману Илларионовичу, когда он предложил поездку — холопы дочкины ее чуть не порвали, припомнив ей все обиды. Как она решала, кому из крепостных девок за кого замуж выходить.

Мысли о дочерях не шли из головы графа Воронцова все дорогу до Берлина. Сначала на почтовых до Риги, потом на нанятых лошадях. Ждать, пока санный путь установится, не решились. Приказ Петра Федоровича иного прочтения не имел — немедленно отправиться к европейским дворам. Немедленно!

Добрались до Варшавы.

Странное впечатление вызвала столица Речи Посполитой и многие обиды. Все те польские сановники, кои раньше искали протекции, смотрели как на вшей на бывших благодетелей. Иные и дверь не открыли. Неуютно чувствовали себя сбежавшие из России дворяне среди шляхты, которая наводнила столицу и отчего-то снова возомнила о себе невесть что. Будто и не было Барской конфедерации и побед над ней русского оружия. Вечно с поляками так: от заискивания до гонорно задранного кверху носа — один шаг!

Посетили гробницу Екатерины. Чудные дела творятся: вместо Петропавловского собора — склеп католический. Дашкова постояла у временного мавзолея и, ни слова, ни слезинки не проронив, развернулась и ушла. Жила в ней обида великая, считала она себе незаслуженно отстраненной от двора императрицей. Она! Та, которая была сердцем заговора, вынуждена была клянчить подачки, не прошло и года после воцарения подруги. Поведи себя Фрике иначе, не лежала бы в земле чужой, оплакиваемой лишь бывшим любовником.