Джунгли, Секс и Чипсы! (СИ) - "Focsker" - Страница 34

Дед умолк, на лице его я видел чистое опасение и даже лёгкий испуг.

— С твоей позиции, бать, это и вправду выглядит как вселенский заговор, работа спецслужб. Да только, подними взгляд в небо, — пальцем указал на вход. — Видишь солнце, что тускнее нашего, и две луны, что даже полуслепой человек может кратеры разглядеть? Добрыня, в небе два огромных лунных контура, звёзды. Вряд ли обычный самолёт, без оборудования, учёных, без неебического космического челнока, по собственному желанию решил отправить в какой-то неизвестный мир, через хуй пойми какие, невидимые пилотам врата. Это ведь не логично, неадекватно, и вообще, с этими уровнями, хуй пойми что за залупа… Человеку построить такие декорации и устроить столь грандиозное шоу невозможно.

Старый смолк, кивнул, как я и просил, поглядел в сторону входа, молчаливых кошек, что смотрели на нас как на умолишённых. О таких темах мы могли говорить с ним в голос, спокойно, они вообще ничегошеньки не понимали.

— Я не знаю, бать, во что верить. — Говорю, что думаю.

Всё вокруг и вправду выглядит странно: убей другого, получи уровень, сделай нечто абсурдное — стань сильнее. В нашем мире такое попросту невозможно, иначе сильнейшие давным-давно превратились бы в богов и превратили наш мир в бесконечное поле боя. С другой стороны, был ли в нашей истории хоть один год, когда на земле не бушевала война? Мне почему-то верится, что такого времени нет и не будет. Потому хочется верить, что мы в другом мире, что здесь нечто большее, чем проекция в каком-то секретном проекте, экспериментах, где специально для нас вырастили каких-то человекоподобных животных и создали две луны огромных размеров на небе. И ладно, я поверил бы, если бы здесь, с нами, летели какие-то в рот неебенные учёные, или инженеры каких-то неебических космических технологий. Но, блять, студенческая волейбольная команда, курьер, дед-военный в отставке и ещё толпа офисного планктона, что даже посрать на улице без слёз не могли. Мне, кстати, в первый раз это тоже трудно далось. Нет, мы даже на роль подопытных плохо подходим.

Дед разогнал очень странную тему. Даже не знаю, какую херню он в жизни пережил, и в данной ситуации, словив паническую атаку, даже спрашивать не хочу. Сейчас трудно думать о собственном быте, о том, как запастись лекарствами, как поступать в случае травм. Если мы ещё и подопытные, то, скорее всего, нас вскоре начнут убивать, травить, как испытуемых крыс, проверяя на нас какие-то страшные штуки. Не, в пизду, не хочу думать о себе как о подопытном, страшновато. Уж лучше обо всём думать как о игре, о квестах, о достижениях во благо для строительства ещё большего блага.

— Бать, честно сказать, мне не кажется, что это какой-то Паразит… или как ты его назвал. Больше верится, что мы все мертвы, погибли и переродились в каком-то странном мире. А уровни — это так, ерунда, которой местные боги наградили нас для отвлечения внимания от самого главного, от момента, как мы сюда попали.

Дед глядел на меня, молчал, я глядел в ответ на его и так же просто кивал головой. Наш разговор зашёл в тупик, и у никого нет ни единого доказательства для опровержения теории другого.

— Вы ошибаетесь, уважаемый Агтулх Кацепт Каутль. — Когда я подбирал слова, почти приблизился к цели ввести солдафона в мир привычных ММО, влезла одна из кошек. — Легенда гласит, что уровни есть божье проведение, через которое слабые и немощные могут прийти к силе, сравнимой лишь с силой богов, познать путь бога. Ваш приход, Агтулх Кацепт Каутль, есть ничто иное как приход проводника святого. Вы небесное знамение, вы ничто иное как перерождения мира и начало Нового божественного воскресения, от прихода коего начнётся царствование Кетти. Мы…

Вы фанатики, — подумал я про себя.

— Вы фанатики, — говорит прямо в глаза кошкам Батя. Старик недоволен, его религиозность под большим сомнением. Потому, как и каждый неверующий, переживший много дерьма за свою жизнь, он говорит:

— Покажи мне своего бога. Можно я спрошу у него, за что умирают дети, почему на свет появляются мертворождённые, из-за чего начинаются войны, и почему, закончившись раз, они начинаются вновь? Покажи мне этого бога-ублюдка, создавшего такой мир. Дай я кое-что спрошу о героях. И не о тех, кто оружие взял, а о тех, кто от рождения своего калеки, немощны. Я хочу спросить у него о людях, что убивают одних и под риском смерти на плечах своих из огня выносят товарищей. Кошка, ты не знаешь, о чём говоришь.

Нижняя губа Добрыни задрожала. С жёсткостью, ненавистью и болью в голосе он сжал кулаки и продолжил:

— Я знаю случаи, когда детям втайне скармливали убитых родителей, жрать нечего было. Видел на касетах, как ослеплённые верой взрослые расправлялись с немощными детьми, насиловали, резали. Думаю, этот урод, тот, кого вы называете богом, не найдёт, что мне ответить, как всегда промолчит. В лучшем случае, уступит права голоса кому-то более компетентному. Ха-ха-ха…

Взявшись руками за голову, дед опустил взгляд на пол. Шатёр заволокла тишина, что сдавливала горло и заставляла сердце дрожать. Это ужасающий опыт Добрыни, это то, каким в прошлом, да и в настоящем, являлся мир, который сми от нас целенаправленно скрывали.

— Извини, милая, ты тоже, Лёш, того доброго бога нет. Либо он в отпуске с момента сотворения всего. Да он же чертов псих! Простив огромное количество грехов всё ещё живых, ублюдков, запачкавших руки кровью, их не карают сразу, а когда те умрут не своей смертью — всё, ведь убиенных щадят, балуют раем… И почему же, почему каждого умершего своей смертью он готов сослать под землю, скинуть в ад за то, что тот не вовремя почистил зубы? Когда убиенных тварей, непременно возьмётся чествовать, а грехи их прощать, не понимаю.

Старому военному явно есть, что предъявить богу, хватает тем, о чём с ним поговорить.

— Лёх, я своё слово сказал. А ты дальше сам думай… О, и это, что у тебя с этим, ну, твоими уравнениями? Или…

— С уровнем, у меня теперь тоже второй, — с трудом натянув улыбку, ответил я.

— Теперь и твоя совесть запачкана, да? За что дали, тоже кого-то убил?

— Пока не понял, — быстро ответив, спрашиваю: — Бать, ты я так понял, в бога вообще не веришь, а в дьявола и ад, значит…

— Да верь я, верю, — тоже улыбнулся Добрыня, что сильно удивило.

— И в какого?

— Конечно же в 152-миллиметрового, вот он-то бог, ещё и нихуя себе какой реальный. — Дед от моей разочарованной реакции расхохотался. — Если разобраться, по вашему, я вообще язычник, ведь верю ещё и в 122-мм, и даже в новомодный 5.45, хотя, как по мне, 7.62 поинтереснее. Хоть воду в вино не превращают, но, молодой, поверь старику, иногда такие чудеса творят. — Дед смеётся ещё громче. — И коленки на ноги поднимаются, и неправедных, запутавшихся, в верующих превращают. В общем, мой бог — это оружие, тебе я тоже настоятельно рекомендую в этого бога верить…

Похлопав меня по плечу, Добрыня выходит и уже откуда-то из-за шатра кричит:

— Поднимайся, трутень, и дуй на пляж, там сейчас такое шоу, охренеешь!

Восторженные, эмоциональные речи деда заставили подняться. Я думал, что там апокалипсис, вторжение, пришельцы, но увиденному удивился не меньше. По пляжу, в чем мать родила, щеголяла добрая половина нашей волейбольной команды. Девки совсем с ума посходили: без трусов и лифчиков, тряся всем тем, что так старательно прятали, они играли в пляжный волейбол. Ради честности, не все были голыми: половина, словно окаменев, став статуями, расселась под пальмами, укрывшись тонкой, легкой, продуваемой морским ветром одеждой. Они чего-то ждали.

Как выяснилось, меня. В числе последних, более-менее адекватных и всё ещё одетых оказалась Мария. Дождавшись меня у спуска с холма, она кинулась в нашу сторону с обезумевшими глазами. Кошки сдержали её, грубо оттолкнув, зарычали. Чё здесь происходит…

— Лёш, у нас проблемы, нужно поговорить с глазу на глаз, — вновь кинувшись ко мне и повиснув на копье Кетти, говорит Мария.