Джунгли, Секс и Чипсы! (СИ) - "Focsker" - Страница 17

— Мне бы эту блестяшку!

— Ты об упаковке?

— Упа-ко-вка… — Выпучив глаза, с открытым ртом, глядя на неё как загипнотизированная, повторила кошка. — Вау… как она шелестит, как блестит, хочу упа-ко-вку… дай, дай, дай!

— Не так сразу. — Выставив руку и ладонью уперевшись ей в лицо, что было слишком близко ко мне, сердито отрезал, — ты мне жареное мясо и рыбу, я тебе упаковку.

— Скоро принесут! — Вытянув свои руки, а затем лизнув мне ладонь, пробормотала кошка. — Мы забыли о еде, сейчас всё принесут. Глупая ошибка.

И вправду, глупая. Высыпав все чипсы в панцирь с жирком, отдаю упаковку, всё так же таращась на пляж, замечаю в воде блеск второй поднимающейся луны. Той, которая была красной. Её свет, отражающийся от воды, казался неприятным и опасным. Пробуждая что-то внутри, какие-то смешанные чувства, он заставлял кровь в жилах стыть. С другой стороны, на встречу красной луне, но только выше неё, шла большая белая луна. Их размеры превосходили размер нашей луны стократно. Они находились так близко, что без телескопа можно было разглядывать кратеры, изгибы проходивших некогда на них рек, или возможных морей, пустынь.

Шелест за спиной, хихиканье, а после и вовсе довольное мурчание кошки отвлекли от наблюдения за небом. Меня пугало столь близкое нахождение к нам других планет. Пугали их размеры, масштабы и те кратеры, оставшиеся, словно после планетарной бомбардировки.

— Какая классная, шумная штука, эта твоя упа-ко-ва! — Я не знаю, как, но эта кошка умудрилась вывернуть на изнанку продырявленную с двух сторон пачку, засунуть в неё голову и оставить на своей шее в виде блестящего украшения. — Ну как, красиво, скажи красиво⁈ Всё так блистит, мр-мр-мр, подарок от Агтулх Кацепт Каутль, уверена, я даже от него одного забеременею!

— Не забеременеешь. — Сдерживая улыбку, глядя на дурочку, говорю я.

— Ну, сегодня, может, нет, а вот когда случится Агохлу и Онохо, точно забеременею. — Выдала пару ничего не значащих для меня слов стражница. — Слушай, Каутль, а тебе что, не нравится мех Кетти? Я видела как ты кривился, когда лизал Старшему Воину. Тебе противен наш мех?

— А… нет. — Чуть повременив с ответом, задумавшись, говорю я. — Просто там, где нужно использовать язык, мех… как бы, неприятен. Он может уколоть, может вонять…

— Лжёшь, мех Кетти не может вонять, мы вылизываем его, следим за чистотой! — В мгновение настроение кошки изменилось, она буквально обиделась на мои слова и ощетинилась. Волосы её, те, что покороче, как под магнитом, стали дыбом.

— Извини, не хотел обидеть. Лобок и вправду не пах, но мне всё равно не нравилось.

— А… ясно, не извиняйся, Агтулх, это мне нужно извиняться, что накричала. — Опустила уши кошка, а после перевела взгляд на свой пушок между ног. — Значит, тебе не нравится наш мех… но только между ног? Или волосы тоже нужно брить?

— А? Что? Нет, у вас прекрасные чёрные волосы! — Когда та поднесла остриё копья к локонам, остановил я кошку. — Мне мех между ног не нравится… и подмышки. — Видя огромный кустарник у той под рукой, неуверенно добавляю. Стражница расплылась в улыбке, засмеялась:

— И всё? Это всё, что тебе не нравится в нашем мехе? Ха-ха-ха, какая ерунда, это я мигом, это мы быстро!

Голыми руками вырывая остриё копья из древка, девка тут же усаживается на мою кровать, берётся брить лобок. Сказать, что я испытывал какое-то омерзение от такой картины, значит соврать. Мне, если честно, даже интересно стало. Её гибкость, как она без проблем вытягивала ногу в шпагате, как гнулся её позвоночник, позволяя губами касаться интимного места, смачивая его языком. Боже… за чем я только наблюдаю… но, сука, это так интересно, так… необычно! Будь у неё член, она бы себе без труда сама и отсосала!

— Ну как? — Глядя на меня большими, полными радости глазами, спрашивает кошка, закончив со стрижкой.

— Очень хорошо, классно. — Слегка смущаясь, таращусь на её открывшиеся от закинутой за голову ноги, влагалище. — Да ты потрогай, потрогай! — Весело кричит кошка. — Гладенькие, как попка младенца. Тебе такое нравится? — Когда я, извращенец, таки решился их коснуться, схватила меня за руку кошка и притянула к своему лобку. Она улыбалась во все белые тридцать два, ждала от меня реакции, а я… у меня, сука, встал!

— Да, очень нравится, ты молодец, смелая воин Кетти. — Вырывая руку, отворачиваюсь. — Теперь, не могла бы убрать ногу из-за головы?

Моей просьбы кошка толком не поняла, угукнула и быстро приняла нормальную позу, поднявшись с кровати.

— Ай-ай, недобрила, колется…

Хватит меня провоцировать своими террадами. Я же сейчас не сдержусь и… сам начну насиловать! И с тем, как вы быстро кончаете, одной тебя мне будет мало. Ещё чего, до смерти затрахаю, потом оправдывайся за убийство.

— Слушай, а кто такие Агохлу и Оноха? — Вернув взгляд на небо, спрашиваю я.

— Агохлу — это богиня чрева, красная Агохлу! — Подойдя поближе, указала пальцем на красную луну кошка. — А Оноха — это самец, это бог семени, белый Оноха. Раз в четырнадцать дней красная Агохлу подставляет свой пышный, большой зад брату Оноха, происходит небесное сношение двух божеств. Страшное и болезненное время для всех живых, включая нас, Кетти. Нам приходится ласкать себя с ночи и до самого рассвета, а счастливыцы, старшие девы племени, используют самцов. В эти ночи только самцы способны остудить пылающую кровь самок. Агохлу с закатом посылает на мир яд, Оноха, поднимая корень самца, даёт противоядие. В эту ночь, если зрелая самка не станет себя удовлетворять, яд Агохлу может даже убить тело или травмировать душу. — С внутренним страхом, трепетом, говорит кошка.

То есть, иными словами, если баба не подрочит, то может умереть? Серьёзно? Глядя в небо, держась за голову, пытаюсь ещё раз всё переварить. Правильно ли я понял сказанное, и… как теперь это объяснить нашим, драгоценным, целомудренным бабам?

Во мраке закрытых глаз мелькали едва заметные тени. Пробуждая от приятного, крепкого сна звенели молодые, приятные уху женские голоса:

— Смотри, смотри, твёрдый…

Снизу меня кто-то пальцем тыкнул в член.

— Да, как камень… ой, ещё и дёргается так…

В член опять тыкнули пальцем, раздался едва слышный женский смех.

— А его кто-то кусал, или сам?

— Сам!

— Да тише ты, не разбуди. Если упадёт, нас отругают…

Шептание кошек с утра пораньше нервировало. Я чувствовал периодическое касание к своему телу их хвостов, длинных, очень колючих кончиков волос. Задрали, дайте поспать…

Что-то влажное, словно я обоссался, ощутилось снизу. Блин, только не это! — С лёгким испугом, боясь опозориться и реально обоссаться, открываю глаза. Кошки от внезапности чуть ли не на стенки попрыгали. Поразлетались в разные стороны, к стенкам вигвама и с наивной детской непричастностью поотворачивались. Их тут не две, даже не три… четыре, пять, шесть, семь… что они все здесь забыли⁈ Ещё и у входа несколько. В музей пришли, блин⁈

— Вижу, ты открыл глаза, жертвенный Каутль. Хорошо, пора вставать, выбирать дев на соитие, тебе предстоит нелёгкий труд. Жизнь, пот и кровь, всё на конце твоего корня, от него зависит, будет ли у твоих дев новое начало. Жить, или быть принесёнными в жертву двум ночным светилам, тебе решать, как нам поступить с безхвостыми! — Говорит женщина-кошка, застывшая на пороге шатра. Её лицо прикрывал платочек, небольшая шкурка с прорезями для глаз, на шее висели бусы с когтями, переплетённые красными перьями. По телу, слегка обвисшей груди и хвосту, на котором проступила седина, я мог определить, что она достаточно возрастная кошка. Хотя внешние данные, как и у всех остальных местных женщин, головокружительные. Сильные руки, подтянутое тело, очень длинный пушистый хвост, всё прямо выглядело шикарно. Единственное, что смущало, костяной пояс и кинжал-коготь, выполненный из кости и куска чёрного железа или камня.

— А можно без жертв и новых начал? Просто покажите, кто в очереди… — Солнце встало и во всю жарило на улице, я видел это по мокрым от пота телам кошек. Мне не хотелось никуда идти, здесь, где мой шатёр, есть тень от пальм, да и внутри от земли кровать не особо греется, температура идеальная, а ноги мои до сих пор гудели. Вчера взял на себя слишком много, кожа на заднице и в паху, там, где была потертость, чувствовалась очень натянутой, резкое движение — и порвётся.