Джунгли, Секс и Чипсы! (СИ) - "Focsker" - Страница 15

— Тогда раскопайте могилы! — воскликнул я.

— Никто не смеет рыть могилы! — воспротивилась кошка. — Это табу, грех, смертельный, что несет за собой бесплодие и ненависть семян, никто не посмеет откапывать могилы.

— Тогда дайте я. — продолжаю настаивать, а пленительница лишь смеётся.

— Зачем мне трупы и козни богов, когда есть живой, обязанный мне самец? Ты ничего рыть не станешь, — заключила Ахерон. — К тому же, если любишь своих жён, заставь их быть послушнее, иначе я заставлю тебя их собственноручно пороть.

В голосе кошки слышалась угроза, вот только я не понимал, о чём она.

— О, ты, похоже, не знаешь, несколько твоих подруг отказались выносить отходы. Сказали, что это не… хе-хе-хе, не женская работа. Мы выпороли их, хорошенько проучили, и теперь мои самки ждут ответа: если выносить отходы не женская работа, то чья? — Глядя на меня, спрашивает Ахерон. Она не шутила, не стебалась, во взгляде её чувствовалось столкновение двух совершенно противоположных миров.

Что будет, если я скажу, что в нашем мире отходы откачивают мужчины? И что будет, если она воспримет это неправильно? Мол, не мы самостоятельно и добросовестно делаем эту работу, а наши женщины вынуждают нас заниматься ею. Есть риск, вполне реальная угроза жизни, поэтому мне следует в очередной раз стать щитом.

— Это работа чистильщика, ассенизатора, их нанимают за деньги, другие услуги, — говорю я.

— Хм… — задумчиво протянула Ахерон. — Звучит как работа для самца, мне не нравится. Агтулх Кацепт Каутль, не может носить отходы! — воскликнула она возмущенно. — Это святотатство, это грех, табу, тот, кто принуждал его…

— Стой-стой-стой… подожди, никто его не принуждал…

— Значит, ты не смеешь отрицать, что Агтулх Кацепт Каутль — это ты? — На мои слова с улыбкой, с щенячьей радостью отреагировала она.

— Отрицаю, я не бог, я… ну…

Рука кошки заползла ко мне в штаны.

— Ты Агтулх-врун, я чувствую, твой корень твёрд, скоро созреет. Можешь не врать, я всё чувствую своими пальцами!

Ты чувствуешь, потому что хватать мужчину за член — это ненормально!

— Не злись, Агтулх, мы видим, как ты защищаешь жён предзнаменований, — вдруг заговорила вторая и, неся какую-то чушь, громогласно заключила: — Именем вождя племени, клянусь, жёны Агтулха Кацепт Каутля станут сестрами Кетти, а сами Кетти примут сестринский постриг. Во имя семени постригут пушок…

О, боже.

Мне хотелось разбить себе лицо ладонью. Только и шевельнуться без кошачьего надзора не удавалось. Каждое движение ног, шевеление рук чётко контролировалось. Я даже в сторонку отойти и пернуть без контроля не мог, так тщательно за мной следили.

— Девочки, красавицы, ну поймите, поверьте, есть ещё один мужчина, самец, по-вашему. — Настаиваю я. — Зовут Максим, он где-то рядом, просто поверьте!

— Не верим. — Когда мои аргументы иссякли и вынудили меня перейти на повышенный тон, появилась она. Кошка, высокая, стройная, накачанная, с красным пером в смолянистых чёрных волосах, с подтянутой грудью, ремешком на поясе и покрытым чёрным мехом лобком на показ. Она категорически отрицала присутствие какого-либо другого мужчины, говорила о каком-то боге, предзнаменовании, о союзе, договоре, короче говоря, о всём, кроме нас, пришельцев.

— Судьбоносная звезда подарила нам божественный цветок, — схватив меня за член, голосом пророка говорит кошка, — и я чувствую, ощущаю упругость его цветения.

Ясен пень, так сжимать, кровь-то не циркулирует! Ну, в какой я дурдом попал. Ощущение, что меня вот-вот вновь начнут насиловать, пришло вместе с появившейся Марией. Черноволосая лидер поселения, в одном лифчике, своих чёрных стрингах и повязкой поверх бёдер, выходит вперёд. Она резка, смела и неожиданно дерзка. Становится напротив главы кошачьего племени, вытянув руку, практически тыкнув указательным пальцем в нос главной воительницы племени, требует:

— Отдайте нам Лёху!

Воительница хватает её за палец рукой, притягивает к себе и выкручивает руку в суставе. Мария кричит, пищит и тут же начинает молить о пощаде. Идиотка!

— Опусти! — дёрнулся я. Тело моё заблокировали десятком когтистых лап.

— Тише-тише, юный Агтулх Кацепт Каутль. — В тебе вся сила рода, тебе мы не можем вредить, — говорит самая высокая, мускулистая и сильная самка. Она без труда крутит руку Марии, заставляет её пищать от боли.

— Хватит, остановитесь, — напираю я, но чужие руки, как и ранее, плотно держат, останавливают. Сила, которой владели эти кошки, не шла в сравнении с той, что была доступна человеку. Здоровенная кошка с красным пером в волосах улыбалась, чувствуя своё доминирование, начала сдавливать голову Марии, стюардесса закричала:

— Больно!

— Отпусти! — В ответ на писк соотечественницы взмолился я, и кошка смилостивилась.

— Целуй. — Свободной рукой указала она на землю. Ладно, это не страшно… Губами коснулся земли, и зубастая рассмеялась. — Целуй мои нижние губы! Быть может, тогда я пощажу эту заносчивую суку.

Поглядев на Марию, вижу её слёзы, кровь, сочащуюся из носа. С ними не церемонились. Били, презирали, их нахождение здесь вообще считалось обузой и проблемой. Местные кошки ненавидели их и только искали предлог избавиться от чужеземок.

— Помоги… — дрожащим голосом, едва слышно, взмолила Мария. Она не хотела умирать из-за подобной ерунды. А ерунда — это, видимо, моя честь. Я… я же просто должен был унизиться перед этой жестокой женщиной! Мерзость, но что ещё я могу?

— Я сделаю это… — отказавшись от сопротивления, губами двигаюсь к смуглой, воинственной и пугающей меня, женской плоти…

Этот плотный мех вокруг её складок выглядел мерзко и неприятно. Пусть все мужчины, которых я знал, были частично или полностью озабоченными, многие чурались подобного, куни… Даже в нашем мире это считалось слабостью, признаком коблука, под который, собственно, мы сейчас все и угодили. Да простят меня все истинные мужики мира…

Лицо моё касается густого меха, губы прикасаются к складке сомкнутых половых губ. Кошка, заурчав, берёт меня за голову и вдавливает в своё лоно.

— Жарче, целуй жарче, используй язык! — Даже вздохнуть под её давлением оказалось сложно. Я думал, запах ударит в нос, думал, меня стошнит, но внезапно никакого противного запаха не последовало. Напротив, ощутился аромат цветов… нет, стоп, шампунь⁈ Запах был слишком приторным, нашим. — Ну, я сказала, целуй! — Получаю подзатыльник, языком проскальзываю сквозь её щелочку, от чего главарша тут же застонала. Я не знал, что делать, вообще не понимал принципа и чего от меня ждут, потому двигал языком в определённой области. Создавалось впечатление, что я просто засунул язык в нечто, отдалённо напоминающее мой собственный рот. Странное, слегка убогое чувство, гнетущее давление её руки и множество взглядов с подвыванием Марии не способствовали созданию романтической обстановки. Из всех собравшихся кайф испытывала лишь одна, та, чей хвост уже обвился вокруг меня, а руки на голове ослабли. Внезапно, к стону добавилось и мурчание, прошло не больше минуты, ноги кошки затряслись, а после, клацнув зубами, она вжала меня в своё лоно так, что её складочки, аж губы мои, поглотили.

— Ва-а-а-а-х… Мрр-р—р-р-р… — Замирает кошка, а после, резко отпустив мою голову, прихватывает за воротник, как пушинку, отрывает от земли. Наши губы соприкасаются, мурча, она пропихивает в мой рот свой язык. — М-м-м-м… твои уста слаще меда и приятней самой жизни! Ты сделал мне хорошо, Агтулх, искупил все грехи своих женщин на сегодня.

Стоило мне заткнуться, стать послушным и выполнить то, что от меня просили. Злая и воинственная кошка переменилась в лице. Стала снисходительной, даже какой-то пугающе доброй. Поставив меня на землю, пройдясь по моим волосам рукой, словно гладя щеночка, она говорит:

— Сейчас я испытала истинное удовольствие, коего никогда не испытывала ни от одной из вас и даже нашего самца. — Кошки охнули, — сомнений нет, он есть наш небесный дар, семя небесной птицы, Агтулх Кацепт Каутль! Мир изменился прямо сейчас, мы на пороге новой истории!