Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей - Страница 28

Тему орбитальных лифтов они в своей беседе сменили на обсуждение способов межзвёздных путешествий. Надя утверждала, что полёт к звёздам возможен уже при скорости света. Но Черепанов с ней категорически не согласился. Он доказывал, что наложенные скоростью света ограничения приведут к тупику и к «заморозке» межзвёздных полётов. Настаивал на том, что уже сейчас следовало подыскивать «нестандартный» способ перемещения в космосе.

Я неторопливо поднимался по ступеням; вдыхал запах растворённого в воздухе табачного дыма, запашок подгоревшей еды, смесь ароматов мужских и женских парфюмов. То с одной стороны, то с другой доносились громкие голоса. Тихо, но узнаваемо, пиликала скрипка. Работало радио. Где-то вверху настойчиво молотили то ли по стене, то ли по двери. Я в очередной раз отметил: мне здорово повезло, что я никогда не жил в подобных деревянных коммуналках.

— Нам вон туда, — сказал Надя, когда я ступил на третий этаж.

Я обернулся — увидел, что Степанова указывала рукой на приоткрытую дверь. Надя поднялась по ступеням вслед за сдвинувшим на затылок шапку Черепановым. Я кивнул, прошёл по лестничной площадке. Моя тень на полу слегка вздрагивала — это чуть покачивалась висевшая под потолком электрическая лампа. На третьем этаже звуки скрипки почти стихли. Голосов за стенами стало меньше. По-прежнему колотили в дверь. Усилился на третьем этаже и запах табачного дыма.

Степанова вновь указала на дверь, повторила:

— Вон там она живёт. В самом конце коридора.

Я провёл взглядом по стене около двери — увидел там вертикальный ряд из номеров квартир-комнат. Переступил порог и вошёл в скудно освещённый коридор. Сам по себе коридор узким не выглядел, если оценивать его ширину по ширине покрытого трещинами потолка. Но расставленные около стен вещи превратили его едва ли не в кроличий лаз. Я прошёл мимо чуть покосившихся шкафов и тумб, чуть зажмурился: на потолке помигивала жёлтым светом лампа.

Скрипку я больше не слышал.

Увидел впереди (почти в самом конце коридора) прикрытую грязной майкой спину широкоплечего мужчины, который колотил кулаком в запертую дверь.

Я догадался, в какой комнате проживала Лидия Николаевна Некрасова.

Потому что мужчина громыхал по двери кулаком и выкрикивал:

— Лидка, открой дверь! Лидка, открывай! Лидка, я знаю, что ты дома!

Длинный коридор освещали две лампы. Одна свисала с потолка в паре метров от входа в этот коридор (со стороны лестничной площадки) — она сейчас светила мне в спину. Другую лампу я увидел в самом конце коридора — почти над головой мужчины, который громыхал кулаком по двери комнаты. С каждым шагом тень у меня под ногами становилась всё длиннее. Я слышал, как шаркали по полу подошвами обуви шагавшие следом за мной по коридору Черепанов и Степанова. Я снял на ходу шапку, сунул её подмышку. Расстегнул пуговицы на тесном пальто. Проверил, не выпал ли из правого кармана самоучитель французского языка.

— Лидка, тварь такая, давай поговорим! — кричал мужчина.

Он стоял спиной ко мне, почти касался левым плечом стены. Правой рукой он монотонно бил в дверь, будто отстукивал ритм. Я смерил его взглядом — прикинул, что мужчина был примерно моего роста, но минимум на пару десятков килограммов тяжелее меня (из-под грязной майки на его боках выпирали толстые складки жира). Рассмотрел издали его взъерошенные чёрные (щедро посыпанные сединой) волосы, майку и мешковатые штаны. Отметил, что Степанова и Черепанов притихли. Услышал мужские, женские и детские голоса за плотно прикрытыми дверями комнат. Но их перекрикивал ломившийся в запертую дверь мужчина.

— Лидка, стерва, не зли меня! Лидка, я просто хочу поговорить!..

Я прошёл мимо коричневого стеллажа, где на полках вместо книг стояла пропахшая гуталином обувь. Провёл взглядом по запылённой раме велосипеда; по тумбе без ножек, на которой стоял металлический таз с замоченной в мыльной воде одеждой. Увидел на полу банку с окурками и мятую пустую пачкой из-под папирос «Беломорканал». Перешагнул через пожелтевшую от влаги газету. Услышал, как за стеной хорошо поставленный голос диктора (по радио) назвал точное московское время. Отметил, что мужчина стоял в коридоре в видавших виды домашних тапках со стоптанными задниками, надетых на босые ноги.

Я обернулся, спросил:

— Эта дверь?

Указал рукой на мужика в майке.

Надя кивнула.

— Да, — едва слышно ответила она.

Степанова скосила взгляд на хмурившего брови Черепанова, который замер в шаге от меня.

Прошептала:

— Мальчики, что мы будем делать?

Она взглянула мимо моего плеча на мужика, ломившегося в дверь комнаты Лидии Николаевны. Схватила Черепанова за руку. Я не ответил Наде — повернулся к мужику и громко кашлянул. Мужчина по инерции снова опустил кулак на дверь. Но тут неуклюже сдвинулся вправо и взглянул в нашу сторону. Посмотрел он на нас лишь одним глазом (левым) — его правый глаз по-прежнему косился на дверь (будто проверял, не выглянула ли из своей комнаты Некрасова). Мужчина неуклюже развернулся, шаркнул тапками по полу. Погладил левой рукой свои небритые щёки. Громко хмыкнул (или это он так икнул?).

— Вы кто такие? — спросил мужик. — К кому припёрлись? Чего надо?

Говорил он громко — без оглядки на недовольство соседей.

Я правой рукой придержал шапку, а левой рукой сдвинул в сторону борт пальто: показал мужчине свой комсомольский значок.

— Комсомольский патруль, — заявил я. — Гражданин, к нам поступил сигнал. Вы нарушаете общественный порядок.

— Чего⁈ — выдохнул «нарушитель».

Он посмотрел на мой значок, снова хмыкнул. Смерил меня взглядом с ног до головы. Стоявших позади меня Степанову и Черепанова он будто бы не заметил.

Мужчина взглянул мне в глаза и сквозь стиснутые зубы процедил:

— Комсомольцы, вашу мать…

Дёрнул головой и сказал:

— Лидка, что ль, уже нажаловалась? Или ты её хахаль?

Он замахнулся и ударил кулаком по двери.

Крикнул:

— Что, Лидка⁈ Хахаля завела⁈ Комсомольца⁈

Он хмыкнул, вытянул вперёд шею и сплюнул на пол.

Повторил:

— Комсомольцы, вашу мать…

Мужчина скривил губы и прокричал:

— Слышь, Лидка! Щас я твоему хахалю морду набью! Кровавой юшкой захлебнётся!

Он шагнул ко мне, оскалил покрытые жёлтым налётом зубы. Вскинул руки и ухватился за полы моего пальто. Заглянул мне в глаза и дохнул мне в лицо струёй удушающего спиртного запаха.

Под потолком моргнула лампа. Она словно подала сигнал.

У меня за спиной сдавленно пискнула Надя Степанова. Я задержал дыхание, выронил на пол шапку. Резко, но почти без замаха ударил мужчину по голени (носком тяжёлого советского ботинка).

— Хао!.. — выдохнул мужчина.

Он широко распахнул глаза, ссутулился. Выпустил моё пальто — его руки метнулись вниз: туда, где ногу мужчины пронзила боль. Я схватил мужчину за голову и с размаха впечатал его подбородок в своё колено.

Увидел, что глаза мужчины закатились вверх почти одинаково: и тот, что прежде смотрел на меня, и тот, который косил в сторону запертой двери в квартиру моей нынешней классной руководительницы. Мужчина согнул колени и склонился мне навстречу. Словно захотел меня обнять. Я подхватил его обмякшее тело. Проконтролировал, чтобы оно просто медленно опустилось на землю, чтобы мужчина не ударился затылком при падении об угол стоявшей рядом с нами у стены тубы. Усадил мужчину на пол около стены. Заметил, что по его губе скользнула струйка смешавшейся с кровью слюны.

— Scheiße, — пробормотал я.

Двумя пальцами прикоснулся к шее мужчины — убедился, что пульс у него не исчез.

Вытер пальцы о грязную майку, выпрямился. Взглянул на широко открытые глаза Черепанова.

Сообщил:

— Вот и всё.

— Как это ты его? — сказал Алексей.

Надя Степанова шмыгнула носом. Она с опаской посмотрела на замершего у стены мужчину (тот сидел с закрытыми глазами, чуть свесил на бок голову). Лишь крепче сжала в руке Лёшины пальцы.