Становится жарко (ЛП) - Мартин Миранда - Страница 9

— Сара, — говорит он. — Важно ли то, что я знаю, или важно то, что меня это волнует?

Тяжело сглотнув и мысленно встряхнувшись, я пожимаю плечами. — Так что насчёт еды?

— Сюда, — говорит он, но не раньше, чем его ухмылка дала понять, что он знает, что я избежала его вопроса.

Он ведёт меня через здание. Столовая аналогична общественной. Открытое пространство со столами и скамейками. Стиль мебели змаев — это в основном скамейки или стулья без спинок. На них помещаются их крылья и хвосты. Возможно, они здесь и стоят выше среди остальных людей, но они явно не брезгуют собирать остатки от жизни змаев.

Несколько человек едят, когда они входят.

— Пришло время ужина, — урчащий желудок напомнил о себе.

В столовой на удивление много пар. Я думала, что большинство последователей Гершома — одинокие, неженатые люди, но в этом отношении я ошиблась. В отличие от общего зала, где располагаются соседи по общежитиям, и они как правило, делят свои столы друг с другом, здесь больше смешанных пар мужчин и женщин.

— Где вы берёте свои припасы? — Я задаю очевидный вопрос.

— Мы справляемся, — говорит Гершом, не ответив.

Я не нажимаю. Разозлить моего хозяина сейчас не лучшая идея. Я не капитан Кирк, готовый отстрелить себе челюсть, находясь глубоко в тисках вражеской базы, отрывисто произнося слова. Играть умно — лучший способ выжить. Наблюдать и передавать информацию. Это то, что я делаю. Думаю, в этом отношении я больше похожа на Спока.

То, что я наблюдаю, меня бесит. Каким-то образом они получают припасы, предназначенные для всех выживших. На каждом подносе лежат пайки, а также колбаса. Они охотятся сами? Являются ли они одной из причин чрезмерного сокращения местных зверей?

Гершом поддерживает непрерывный поток сознания, рассказывая о том, как чудесно обстоят дела у тех, о ком он «заботится». Это всё чушь. Хотя они едят лучше, чем все мы. Должно быть, они воруют.

Он ведёт меня через жилую часть здания. В первой комнате, в которую мы пришли, было всего две кровати, так что я предполагаю, что это для семейной пары. Однако, пока он продолжает экскурсию, ни в одной комнате нет более двух кроватей.

— Где комнаты общежития? — Я спрашиваю.

— Прошу прощения?

— Комнаты общежития? Знаешь, там, где спят одиночки.

— Ах, — говорит Гершом, качая головой, как будто я сделала самое глубоко печальное заявление, которое когда-либо было произнесено. — Да, конечно, ты одна из таких же.

— Таких? Что это вообще значит? — спрашиваю я, гнев нарастает, несмотря на все мои усилия сдержать его. Розалинда не будет гордиться.

— Корабельцы, — говорит он.

— Что?

— Корабельцы — это термин, который мы используем для тех, кто не приспособился к жизни за пределами корабля.

— И что, чёрт возьми, это должно означать?

Гершом демонстрирует свою широкую улыбку и скользкое обаяние, снова кладя непрошеную руку мне на плечо. Меня сейчас ничего не волнует, чтобы вести себя хорошо, поэтому я отстраняюсь.

— На самом деле это пустяк, — говорит он. — Мы больше не живём на корабле. Тебе предстоит исследовать, завоёвывать и приручать целую планету. Это то, что делает человечество: если ты изучала историю, мы приходим, видим, побеждаем.

Сжав челюсти, что зубы заскрипели, я смотрю на него.

— Это не объясняет, что ты имеешь в виду, — рычу я.

— Правила корабля больше не действуют, — говорит он со снисходительностью в голосе, как будто он что-то объясняет ребёнку. Что меня ещё больше бесит. — Мы не загоняем людей в маленькие помещения. Это необязательно. Одна из многих свобод, которые я поощрял среди тех, кто попал под моё крыл.

— Свобода? — Я говорю, моё лицо загорелось, а руки сжались в кулаки. Я хочу стереть это самодовольное выражение с его лица кулаками.

— Конечно, — говорит он. — Свобода выбора — это основной принцип прав человека, не так ли?

На ум приходит лицо Розалинды. Зная, что она не хотела бы, чтобы я так себя вела, я беру себя в руки.

— Конечно, — соглашаюсь я. Когда мой гнев утих, улыбка Гершома померкла. — Свобода выбора. Да, надо было об этом подумать.

На мгновение на его лице отражается разочарование, прежде чем он возвращается к своему фальшивому счастью.

Он пытался нажать на мои кнопки.

— Хорошо, — говорит он. — Продолжим нашу экскурсию?

Он проводит меня через остальную часть здания, хотя я замечаю одно крыло, которое он старательно избегает. Интересно, что в нём такого, чего он не хочет, чтобы я увидела? Маршрут, по которому он нас повёл, был тщательно извилистым и продуманным. Меня наполняет уверенность в том, что он хотел, чтобы я не заметила, что мы пропустили это крыло.

— Ну, это всё очень мило, — говорю я, когда мы возвращаемся в вестибюль. — Ты сказал, что Джейкоб может помочь мне с проектом по воде?

— Конечно! — говорит Гершом, его голос прогремел в пустом пространстве. — На самом деле, у меня была та же мысль, и с этой целью мы уже работаем над решением. Оказывается, мы думаем, что нашли линии труб, питающих фонтан.

— Ты шутишь?

Его улыбка говорит больше, чем любые слова. Пока не знаю как, но это плохо.

— Конечно, нет, — говорит он. — Мы ещё не решили проблему полностью, иначе он уже заработал бы.

— Конечно, — говорю я, пытаясь понять, какова его точка зрения.

— Джейкоб, ты можешь спуститься под здание? Там находится центр управления, который, как мы подозреваем, является ключом к обеспечению потока воды.

Прямо под этим зданием. Откуда он узнал? Мог ли он спланировать это с самого начала, когда выбрал его? От последствий у меня перехватывает дыхание.

Джейкоб выходит вперёд.

— Сюда, — говорит он угрюмо, опустив глаза.

Гершом смотрит на него с сияющим удовлетворением. Самодовольный член.

— Конечно, — говорю я, поворачиваясь вслед за Джейкобом.

Я не могу так просто уйти.

Остановившись, я оборачиваюсь и смотрю на Гершома, окруженного его подхалимами. Он изо всех сил изображает образец для подражания спасителя.

— Как давно ты знаешь?

Он качает головой, улыбка медленно превращается в хмурый взгляд. Классический Гершом, он прикидывается тупым. Последователи вокруг него смотрят, и даже я испытываю лёгкий трепет перед его способностью играть с толпой.

— Я не понял вопроса, Сара, — говорит он, качая головой. — Не могла бы ты уточнить, что ты хочешь знать?

— Как давно ты узнал, что ключ к поставке столь необходимой воды находится здесь, под этим зданием?

— Недолго, — лжёт он.

Я знаю, что это ложь. Когда он это говорит, его глаза устремляются влево, а в уголках рта играет улыбка, угрожая тщательно выработанной серьёзности. Переведя свой взгляд на Энид, она тут же прерывает зрительный контакт и смотрит вниз. Никто из его последователей не встретился со мной взглядом. Они все знают. Они знали уже давно.

С трудом сглотнув, проталкивая комок в горле, я киваю, как будто купилась на ложь.

— Конечно.

Чтобы отвернуться, понадобилось усилие воли. Каждый мускул болит, когда я иду за Джейкобом, напряжение слишком велико.

Он ведёт нас обратно в вестибюль, затем через боковую дверь в пыльный и вонючий коридор. Примерно на полпути по коридору он превращается в комнату. В этой комнате есть мониторы, эквивалентные змайским, прозрачные конструкции от пола до потолка. Каждый из них имеет толщину около трех-четырех дюймов и ширину два фута с полкой, выступающей «спереди» на высоте, удобной для стоящего змая. Чтобы воспользоваться им, мне пришлось встать на цыпочки.

Насколько мне известно, работает только один экран, который находится в главном здании, тот, который даёт возможность говорить и понимать язык Змай. Действующая теория заключается в том, что они эквивалентны компьютеру. Хотя из-за перебоев в подаче электроэнергии, ущерба, нанесённого войной, и последующего упадка времени, никто не знает, можно ли заставить их снова функционировать.

Джейкоб проходит сквозь ширмы в дальний угол комнаты. Когда он становится на колени, я вижу люк в полу. Грязь и мусор были очищены, поэтому стало очевидно, что здание было открыто и, вероятно, движение в него и из него было частым.