Дарханы. Академия Четырех богов (СИ) - Александрова Евгения - Страница 67

В очередной раз, сидя в одиночестве в своей келье под тусклым светом закатного неба, я корила себя за несдержанность — не стоило говорить шёпотом ни про императора, ни про де Торна: теперь казалось, что на меня косятся все и ожидают предательства, а слухи вот-вот докатятся до настоятеля монастыря или даже самого Сиркха.

Мол, как же так, мы рассчитывали на твоих родителей и их богатства, дали и тебе, и твоему отцу и брату возможность встать на одну ступень с самыми влиятельными людьми, а ты, такая-сякая, смеешь возмущаться?

И эта встреча с Айдан де Марит тоже выбила из колеи. Она была той, кто бросила вызов самому императору, и осталась жива и даже сохранила часть своей власти. Но я и правда понятия не имела, какой ценой и что стоит за всем этим.

Однако мои ворчания не стирали из памяти сцену с хранительницей библиотеки и её раненым племянником, не мирили со взглядами послушников-неодаренных, которые не могли подняться выше просто потому, что у них не было магии. Но конечно, в первую очередь мне самой не хотелось ни отдавать свою жизнь, ни свою свободу императору.

Может, в этом и была истинная причина моего протеста?

Может быть, я вовсе не благородная душа, которая жаждёт спасти всех обделенных и угнетенных — это лишь ширма для истинного страха моей души: самой попасть в жернова войны. И будто бы только падение императора спасло бы меня от этой участи.

Осознание впервые пришло ко мне в долгой медитации и Удара, и преследовало на занятиях с сентой де Лайной де Сатори, чья мягкая улыбка напоминала улыбку матери — такая же всепонимающая.

Уроки дарханки касались наших эмоций и чувств, идущих из самого сердца, она много раз говорила о важности понимания магии Кими и силы и ответственности.

— Только зная, что ты чувствуешь на самом деле, ты сможешь управлять этим. — Голос сенты де Сатори был мягким, но в нём звучала глубина, словно она заглядывала прямо в мои мысли, хотя обычно от её голоса хотелось спать.

Наставница, стройная и гибкая, плавной походкой шла между нашими рядами, и я чувствовала, как по коленям, которыми я едва не соприкасалась с Тьярой, пробегает волна тепла.

Тёмные глаза дарханки из-под тёмной чёлки встретились с моими.

— Мы не можем спрятаться от своих истинных эмоций, — продолжала она спокойно. — Мы можем лгать себе, надевать сколько угодно масок, можем пытаться убедить всех, что волнует судьба других и высшие идеалы… но что будет, если убрать все эти слои? Чего каждый из вас боится на самом деле?

— Я не боюсь, — улыбнулась Тьяра, отвечая на риторический вопрос де Сатори.

Лайна улыбнулась чуть мягче, словно она сказала нечто очень детское.

— Правда?

— Я верю в нашу судьбу, сента де Сатори. Нас призвали служить себе Четверо богов, и я готова с честью пройти все испытания.

— Твой дух силен, Тьяра. Но не забывай слушать не только разум, но и сердце. И особенно внимательно стоит слушать голос теней, что спрятаны глубоко в темноте. Кто-то называет их голосами демонов, но я знаю, что боги дали их нам как часть сокрытой силы. Иногда большая смелость состоит в том, чтобы лишь признать их существование.

— Что вы имеете ввиду? — спросила, не сдержавшись, я, пока Лайна стояла рядом.

— То, что принято считать злом или пороком: зависть, страх, эгоизм, жестокость, гнев. Если закрывать уши и не слушать эти голоса, то они всё равно не исчезнут, но будут точить вас исподволь, разрушая изнутри.

— То есть можно позволить себе быть злым и жестоким? — невинно уточнил Ильхас, скользя взглядом то по Лайне, то по мне, сидящей на полу с подобранными ногами. — Именно этого хотят боги?

— Нет. Но в каждом “пороке” своя сила. И эти тени могут стать нашими защитниками, чтобы спасти в сложных ситуациях. Большой талант опытного мага, мой мальчик, состоит в том, чтобы знать, когда можно призвать на помощь свою тень, а когда позволить свету растворить ярость и боль. — Лайна помолчала, призывая нас задуматься. — Мы не созданы изначально только светом, мы многогранны. Однако те, кто не обладают даром преодолевать границы своего тела и разума, не могут соединяться с другим живым созданием, чувствовать его как себя, гораздо чаще впадают в крайности, сливаясь со своей тенью, своим пороком, или пытаясь стать чистым созданием света — но это тщетно в земном воплощении.

Ильхас, который ещё секунду назад выглядел расслабленным, вдруг утратил своё вечное лукавство. Он слегка склонил голову, задумчиво проведя пальцем по гладкой поверхности пола — и я впервые подумала, что серьёзным он выглядит гораздо интереснее.

Тьяра, сидящая рядом, напряглась. Её спина, ровная, как струна, стала ещё прямее, а пальцы на коленях чуть дрогнули.

— Но ведь если ты знаешь, что внутри тебя есть тьма, зачем её будить? — наконец сказала она. В её голосе прозвучало не сомнение — скорее, твёрдое убеждение.

— Не будить — значит оставить её на задворках разума. — Лайна мягко улыбнулась, словно одобряя её рассуждения. — Но тень, оставленная без присмотра, растёт. Ты можешь её не замечать, но однажды она обернётся против тебя.

Тьяра нахмурилась, но больше ничего не сказала.

Ильхас лишь тихо хмыкнул, бросил на меня быстрый взгляд, но на этот раз не нашёл, что сказать.

Я же сидела, ощущая внутри себя присутствие своей собственной тени — впервые она заговорила достаточно громко, чтобы я смогла услышать. Что если вся моя борьба — это не борьба за справедливость, а просто страх за саму себя? Если Тьяра заявляла о том, что она ничего не боится, то я… ужасно боюсь! Потерять свою свободу, свое благополучие и свою жизнь такой, какая она была раньше. Никогда не считала себя трусихой, всегда состязалась с братом, а тут впервые увидела свой страх, и стало тошно.

И, искоса глянув на Тьяру, подумала на миг, что… да, демоны побери, я завидую её бесстрашию и отчаянию, с которыми эта девчонка готова идти вперёд, несмотря ни на что.

Остаток дня после занятий я думала отдохнуть, потому что тело ныло от напряжения, да и на душе было тошно. Даже слабовольно думала снова прийти к Бьёрну и пожаловаться на жесткость тренера, но снова на свою беду по пути лоб в лоб столкнулась с самим сентаром де Торном. Который буднично поинтересовался, почему я ещё не занялась стиркой. Кажется, с моих губ сорвалась очередная дерзость, и сухой рот дархана скривился в презрительной насмешке.

— Понимаю, вы ещё не так догадливы, принцесса. — Он приподнял голову, кинув взгляд. Цепкие глаза старика не оставляли сомнения, что он читает меня насквозь и готов вволю поиздеваться. — Так вот это была не пустая фраза, а приказ. Займитесь стиркой — вас ждёт куча тряпья. А чтобы вы прочувствовали свою ответственность не только перед собой, но и перед командой, которую подводите своим поведением на тренировках, работаете вместе с ними. Думаю, они скажут “спасибо”, верно?

— Это несправедли… — начала было я, но тут же смолкла под строгим взглядом наставника. По сухой коже Кьестена бежала живая сила, и я не сомневалась, что дархан способен убить меня одним резким движением. Кажется, сейчас действительно лучше помолчать. Я сглотнула, пытаясь подавить свою ярость. — Да, сентар.

— Утром жду белье чистым, если не будет сделано, отправитесь на второе дежурство. Думаю, остудить твой нрав в ледяной воде будет даже полезно. Тебе вон туда, — указал он узловатым пальцем направление, и тебя там уже ждут первые пташки. Так что поторопись, пока они не захотели тебя утопить.

После того, как он ушёл, я снова едва не разревелась от обиды, хотя сложно было вспомнить, когда последний раз я позволяла себе плакать. Но Кьестен нарочно изматывал меня, словно именно в этом заключалось моё обучение. Стать послушной единицей в его руках, чтобы не могла и слова возразить против воли императора.

Ещё и всю команду приплёл! Я тяжело вздохнула, представляя злость моих напарников, но кто может оспорить волю наставника? И я не сделала пока ничего такого, за что меня действительно стоило сослать на работы.