Лекарка поневоле и 25 плохих примет (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 12

В общем, уютненько.

Шельма, явно присмиревшая после профилактического поклюя в пятнистый зад, завозилась у меня на руках и принялась упираться лапами, чтобы её, бедолагу-пленницу, выпустили на волю и позволили приструнить все местные половички и занавески. Наученная не то чтобы горьким, но всё же опытом, я этого не позволила. Тогда она извернулась и вцепилась зубами в угол деревянного обеденного стола.

Поймав вопросительный взгляд наставницы, я виновато проговорила:

— Простите! Подозреваю, что у неё в роду были бобры.

Перехватила покрепче и засунула Шельме в пасть антидепрекусьный пирожок. Поняв, что в неволе неплохо кормят, она огромными глазами никогда в жизни не евшего существа выклянчила у меня ещё три штуки, потопталась на коленях и наконец уснула. Видимо, всё же утомилась после длительной прогулки.

Я чуть усилила сон заклинанием и переложила кису в корзинку — пусть набирается сил перед обратной дорогой.

Когда чайник вскипел, баба Гриса поставила на стол угощения, а я достала всё те же пирожки и рассказала о начинке. Идея пришлась старушке по вкусу, и вскоре она перебралась в кресло качалку и сыто щурилась:

— Ляпота-то какая… Благость… И даже никто не бесит… — она вздохнула и прикрыла веки, погружаясь в дремоту.

На такой случай плана у меня не было, тем более что в сонном доме меня тоже потянуло прилечь — не выспалась же сегодня.

Внезапную постпирожковую идиллию разрушил деликатный стук в дверь. Я его даже не сразу услышала — настолько ненавязчивым он был в сравнении с тем, как деревенские ломились ко мне.

— Баб Грис, а баб Грис? — жалобным басом протянули из-за двери. — Ты б посмотрела меня, а? Шото шишка какая-то на спине выскочила болючая… А завтра на весь день в поле… Я уж думаю — кабы чё не того, а?

Наставница приоткрыла один глаз, величественно повела подбородком в сторону двери и снова задремала.

Повиновавшись безмолвному указанию, я открыла дверь и впустила внутрь смущённого плечистого детину лет двадцати пяти. При виде меня он сначала приосанился и зазывательно ухмыльнулся, а затем, видимо, вспомнил, куда пришёл, и малость приуныл.

— Проходите, показывайте, — вздохнула я, понимая, что наставница даёт мне шанс подзаработать.

За пациентом тянулся шлейф перегара, поэтому я философски решила, что дышать — несколько переоценённая потребность на этом отдельно взятом отрезке жизненного пути. Зайдя за перегородку, детина сначала развязал пояс, а потом стянул штаны вниз.

У него что, альтернативная анатомия? Спина в штанах находится? Я было хотела заорать от возмущения, но когда он повернулся ко мне задом и предъявил шишку, орать хотелось уже от ужаса.

С верхней части потной волосатой ягодицы на меня смотрел он — Мистер Чирей… Огромный, воспалённый и вызывающий оторопь.

Заботы о деньгах отошли на второй план, и я, нервно икнув, сдавленно скомандовала:

— Ждите.

Вышла из медкомнаты в основную часть избы, окинула её взглядом и отчаянно захотела сбежать. Просто сбежать куда подальше и больше никогда, ни при каких обстоятельствах не сводить близкое знакомство с чужими чирьями…

Однако память Ланы чётко показывала, что сбежать из деревни можно, да только спрятаться от налога негде. Полуденники сдадут мытарю просто из любви к искусству, а полуночники такие хитрости раскусывают на раз-два.

Отдышавшись, вволю наикавшись и в сотый раз пропесочив себя за чрезмерную доверчивость во сне, я вернулась к пациенту и щедро плеснула на него обеззараживающего средства — чтоб обеззаразить с головы до ног. Судя по характерному амбре, он активно обеззараживался и обезболивался либо вчера, либо сегодня утром, перорально.

Взяв в руки скальпель, я снова установила с Мистером Чирьем зрительный контакт. Клянусь, он мне подмигнул.

Те же лица, акт второй.

В целом, фундаментальных возражений против того, чтобы воткнуть пьяному детине скальпель в зад, у меня не было. Воткнуть и убежать.

А здесь придётся остаться и смотреть… и лечить…

Задумавшись, я чуть не забыла обезболить, но вовремя опомнилась.

Дрожащей рукой вывела на липкой коже знак. И если бы этот детина чирьястый не дёрнулся в самый последний момент, получилось бы с первого раза. Но он пьяненько гыгыкнул и повернулся ко мне, растянув губы в дебильной улыбке:

— Ты мне делаешь щекотно!

— Могу сделать больно, — любезно предложила я. — У нас медкабинет высоких стандартов — все медики трезвые и готовы исполнить любой каприз за ваши сто арчантов.

— Но приём стоит только восемьдесят!

— Поэтому не капризничайте, — миролюбиво припечатала я и всё же обезболила нужное место.

Суеверные полуденники любят приметы? Вот проверенная: бесить человека со скальпелем в руках — к новым дыркам в организме.

Я икнула для храбрости и ткнула кончиком скальпеля прямо в зеницу чирья.

Знаете, иногда бывают такие моменты, когда ты вдруг осознаёшь очевидные истины. Например, что изюм — это сушёный виноград, каперсы — бутоны цветов, а маслины и оливки — один и тот же плод.

Вот и я сейчас внезапно осознала, зачем медики носят халаты или фартуки.

Кровь вперемешку с гноем брызнула в разные стороны, окропив и меня, и девственно белую стену.

— Одну минутку, — выдавила я, развернулась на пятках и пулей вылетела в сад.

Там, согнувшись пополам, я навсегда рассталась с вечерней трапезой и иллюзиями касательно моего попаданства. Присыпав место внезапного озарения землёй, я дошла до колодца, чистой рукой умыла лицо, прополоскала рот, затем крепко сжала скальпель и вернулась.

Те же лица, акт третий.

Изо всех сил стиснув зубы и отчаянно икая, свою работу я доделала и получила за неё расчёт — восемьдесят гнойно-кровавых арчантов с запахом застарелого перегара.

Пока я застирывала платье и отмывала стену, на улице стемнело.

— Пошто пойдёшь на ночь глядя-то, а? Оставайся, — ласково предложила наставница. — Подсоби немного старухе, хоть подмети избу-то…

Я собрала половички и вытряхнула их в саду. Подмела. Помыла полы. Протёрла пыль. Очистила от копоти чайник. Перемыла все горшки. Напоила Шельму водой. Обобрала созревшие плоды орешника. Сварила вкуснейшую ореховку… и только после этого успокоилась и перестала икать.

Вообще, ореховка мне ужасно нравилась. Молодые орехи собирали прямо с куста, варили в молоке или воде и добавляли немного мёда. И не фундук, и не нут, и не миндаль — нечто среднее, нежное и при этом сытное. Вроде бы полуночники её не ели, считая едой для бедняков, но лично я такого никогда не пробовала и буквально влюбилась в новое блюдо, одинаково вкусное как в горячем, так и в холодном виде.

— Ох, уважила старуху, — довольно посмотрела на результаты моих трудов наставница. — Оставайся, а? Всё веселее вдвоём.

— Я подумаю, — дипломатично ответила ей, не желая отказывать в лоб.

Нет уж, соседствовать я больше ни с кем не стану — пожила уже, спасибо! Хватило впечатлений на три жизни вперёд.

Когда на небе показалась луна, я вышла в огород и полила грядки с ночными цветами. Они благодарно блестели каплями воды в лучах луны, чаруя необыкновенной красотой.

Странный мир этот Довар. Никак не могу понять, нравится он мне или нет.

Шельма составила мне компанию, а попугай, судя по всему, спрятался под крышу, поэтому киса осталась безраздельной властительницей всех окрестных клумб, но интерес к ним потеряла.

С лунным светом по деревне разливалось умиротворение. Тёмные избы с закрытыми ставнями казались уснувшими. Птицы перекликались где-то совсем далеко. На молчаливых деревянных крышах отдыхала ночь, а я нашла устроенный меж фруктовых деревьев настил и легла, разглядывая чужие звёзды.

Нужна цель. Нужен план. Нужны средства.

Пока что у меня не было ни одного, ни другого, ни третьего, но опускать руки рано.

Если бы не Шельма, я бы, может, двинулась к Разлому сразу. А теперь вроде как и не хотелось. Не тащить же её с собой в неизвестность? Но и оставлять страшно: как она без меня? И как я без неё? Жизнь с целыми половичками, непокусанными столами и непогрызенными углами — такая скучная. Лучше продержаться пару месяцев, пока она не подрастёт, подкопить денег, освоиться.