Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим - Страница 66
- Предыдущая
- 66/81
- Следующая
После общего собрания мы осмотрели поля, машинно-тракторную станцию, семенной склад. Везде чувствовались перемены. Техника, недавно простаивающая без запчастей, теперь ремонтировалась. На складе аккуратно складировали мешки с семенной пшеницей, прибывшие из Ленинграда от Вавилова. МТС готовила тракторы к выходу в поле.
К вечеру, когда мы завершили инспекцию и собирались уезжать, Горбатюк отвел меня в сторону:
— Товарищ Краснов, могу я сказать прямо?
— Говорите, Степан Митрофанович.
— Если б вы приехали месяц назад, думаю, не поверил бы. Ситуация казалась безнадежной. Многие уже собирались бросать все и бежать. — Председатель понизил голос. — В соседней станице два месяца назад восемь человек умерли от голода. Просто легли и не встали. И у нас к тому шло.
Он провел ладонью по усам:
— А сейчас… появилась надежда. Люди увидели, что о них думают, что их труд будет оценен по справедливости. Это многое меняет. Очень многое.
— Вы справитесь, Степан Митрофанович? — спросил я.
— Справимся, — твердо ответил Горбатюк, распрямляя плечи. — Раз уж товарищ Сталин и вы лично вступились за крестьянина, не подведем. Будет урожай, товарищ Краснов. Даю слово.
За десять дней мы объехали более двадцати колхозов Кубани, Ставрополья и Дона. Ситуация постепенно менялась к лучшему. Сев начался, техника работала, семена высаживались.
Но главное менялся настрой людей. Исчезла апатия, появлялся интерес к работе. Колхозники, еще недавно равнодушно относящиеся к общественным полям, теперь обсуждали, как лучше организовать сев, как распределить трудодни, как повысить урожайность.
На обратном пути в Москву я пригласил Тулайкова в свой вагон. За самоваром, потягивая крепкий чай, мы подводили итоги поездки.
— Как считаете, Николай Максимович, успеем? — спросил я. — Получится спасти урожай?
Тулайков задумчиво погладил бородку:
— Если погода не подведет, то да. Семена высокого качества, почва подготовлена, техника работает. Но важнее всего, что люди поверили в новую систему. Это дорогого стоит.
— А долгосрочные перспективы? Как вы оцениваете жизнеспособность нашей реформы?
— Если не свернете на полпути, товарищ Краснов, то через два-три года сельское хозяйство преобразится. Урожайность вырастет минимум в полтора раза. Поголовье скота восстановится. Деревня оживет. — Тулайков улыбнулся. — Это будет настоящее социалистическое сельское хозяйство, эффективное и справедливое.
Я кивнул, думая о долгом пути, который еще предстояло пройти. Реформа только начиналась, и сопротивление ей никуда не исчезло.
Многие в партийном аппарате воспринимали новую систему как отступление от принципов, как ревизионизм. Даже Сталин, поддержавший план спасения урожая, не был окончательно убежден в правильности долгосрочного курса.
Но первые шаги уже сделаны. Семена посеяны, и не только в буквальном смысле. Посеяны семена новой аграрной политики, которая могла спасти миллионы жизней и изменить судьбу страны. Вопрос теперь в том, дадут ли этим семенам прорасти и окрепнуть или заморозят ростки в угоду догматическим представлениям о социализме.
Глядя на проплывающие за окном вагона бескрайние поля, я поклялся себе, что сделаю все возможное для успеха реформы. Слишком высока цена поражения, миллионы человеческих жизней, которые в моей прежней реальности были принесены в жертву идеологическим догмам. Здесь, в этой измененной временной линии, у меня появился шанс исправить одну из величайших трагедий XX века.
И этот шанс я не собирался упускать.
К середине мая сев был полностью завершен во всех основных сельскохозяйственных районах страны. На заседании Политбюро я представил развернутый доклад о результатах первого этапа реформы.
— Товарищи, — начал я, обводя взглядом присутствующих, — нам удалось предотвратить срыв весеннего сева. Посевные площади сохранены на уровне прошлого года, а в некоторых районах даже увеличены. Качество семян значительно выше благодаря работе института товарища Вавилова. МТС обеспечены горючим и запчастями. Но сасое ценное то, что изменилось отношение крестьян к труду.
Я разложил на столе диаграммы и графики, показывающие первые результаты внедрения новой системы:
— В колхозах, где уже полностью внедрена система материального стимулирования и контрактации, производительность труда выросла на тридцать пять процентов. Прекратился отток населения из деревни, наоборот, отмечены случаи возвращения ранее ушедших колхозников.
Сталин, внимательно слушавший доклад, затягиваясь трубкой, наконец произнес:
— Интересные результаты, товарищ Краснов. Но не преждевременно ли делать выводы? Урожай еще не собран.
— Совершенно верно, товарищ Сталин, — согласился я. — Окончательные итоги подведем осенью. Но уже сейчас очевидно, мы на правильном пути. И я предлагаю не останавливаться, а расширять внедрение новой системы на все колхозы страны.
Киров, руководивший Чрезвычайной комиссией, поддержал меня:
— Товарищи, я лично посетил десятки колхозов в разных регионах. Изменения разительные. Колхозники перестали воспринимать коллективное хозяйство как чужое, навязанное сверху. Они видят прямую связь между своим трудом и благосостоянием. Это и есть подлинно социалистическое отношение к труду.
Каганович, хмурившийся на протяжении всего доклада, не выдержал:
— Не слишком ли мы увлекаемся материальным стимулированием, товарищи? Не забываем ли о классовой сущности крестьянства? О его мелкобуржуазной природе?
— Товарищ Каганович, — спокойно ответил я, — крестьянин — не классовый враг, а союзник пролетариата в строительстве социализма. И наша задача — создать условия, при которых этот союз будет крепнуть. Материальное стимулирование труда — не буржуазный пережиток, а социалистический принцип распределения. «От каждого по способностям, каждому по труду» — разве не так сформулировал Маркс принцип первой фазы коммунизма?
Сталин медленно кивнул, соглашаясь с моей аргументацией. Затем, выпустив очередное колечко дыма, произнес:
— Я думаю, товарищи, нам следует продолжить работу. В тех масштабах, которые предложил товарищ Краснов. Но при условии строгого партийного контроля за ходом реформы. Мы не можем допустить, чтобы под видом экономических преобразований происходило идеологическое разложение колхозной деревни.
Это было победой. Сталин фактически дал зеленый свет дальнейшему развитию реформы, хотя и с традиционными оговорками.
После заседания он задержал меня в своем кабинете.
— Вы делаете интересную работу, товарищ Краснов, — сказал Сталин, расхаживая по кабинету. — Ваша Социалистическая Система Экономического Стимулирования показывает хорошие результаты и в промышленности, и теперь в сельском хозяйстве.
Он остановился, внимательно посмотрел на меня:
— Вы ведь действительно знаете что-то, чего не знают другие. Я это сам вижу и чувствую, поэтому и даю дорогу всем вашим начинаниям. Вы и вправду заглянули в будущее и увидели там результаты разных экономических моделей.
У меня по спине пробежал холодок. До этого мы обходили молчанием мое невольное позапрошлогоднее признание о моей сверх интуиции, но видимо, проницательность Сталина так велика, что он почувствовал мое происхождение из будущего?
— Просто я внимательно изучал исторический опыт, товарищ Сталин, — ответил я как можно спокойнее. — И да, признаюсь, я видел, что экономические системы, игнорирующие материальную заинтересованность человека, рано или поздно терпят крах. Независимо от их идеологической окраски. Этого я и стараюсь избежать.
Сталин усмехнулся в усы:
— Может быть, может быть… В любом случае, результаты говорят сами за себя. Продолжайте работу, товарищ Краснов. Но никогда не забывайте, что в нашей стране экономика должна подчиняться политике, а не наоборот.
Я склонил голову, принимая предостережение. Сталин отпустил меня, и я вышел из Кремля с двойственным чувством. Радость от одобрения реформы смешивалась с тревогой. Вождь оставался вождем, и его поддержка могла смениться опалой в любой момент.
- Предыдущая
- 66/81
- Следующая