Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим - Страница 44

Глушков усмехнулся:

— У меня как раз есть подходящий кандидат, молодой аспирант Бродский, племянник нашего инженера с Коломенского завода. Прекрасно подготовленный юноша, уже освоился в библиотеке института.

— Отлично. А вы, Николай Александрович, — я повернулся к Величковскому, — подготовите экономические материалы для публикаций. Нужны точные, выверенные цифры, сравнительные таблицы, диаграммы, словом, все, что наглядно покажет эффективность эксперимента.

— Думаю, правильнее будет привлечь молодого Вознесенского, — предложил профессор. — У него великолепное чутье на экономическую статистику, а я обеспечу научный авторитет публикациям.

— Согласен. Что касается операции на Путиловском заводе, этим займусь лично я, вместе с Мышкиным, как только завершим первые два этапа.

Мы еще около часа обсуждали детали предстоящих операций. Слаженность работы команды внушала оптимизм, каждый точно знал свою роль и понимал общую стратегию.

Когда совещание закончилось, я задержал Мышкина:

— Алексей Григорьевич, есть новости от Рожкова?

— Да, Леонид Иванович. Вчера поздно вечером получил шифровку, — Мышкин извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный втрое лист бумаги. — Он сообщает, что операция по перемещению Шаляпина прошла успешно, но вызвала сильнейшее раздражение Кагановича. Лазарь Моисеевич якобы устроил разнос подчиненным за то, что они допустили передачу ценного арестованного наркомату.

— Предсказуемо, — кивнул я. — Что еще?

— Каганович активизировал подготовку к крупной провокации на Путиловском заводе. По данным Рожкова, диверсанты должны вывести из строя литейный цех через пять дней, в ночь на среду. Руководит операцией некий Крюков, доверенное лицо Кагановича.

— Пять дней… Мало времени, но должны успеть, — задумчиво произнес я. — Действуем по плану. К моменту диверсии Лопухин должен быть уже дискредитирован, а в «Экономической газете» должны появиться первые материалы о достижениях эксперимента.

Мышкин кивнул и направился к двери.

— И будьте предельно осторожны, Алексей Григорьевич, — добавил я. — В вашей встрече с редактором критически важна конфиденциальность. Если Каганович узнает заранее, он может нейтрализовать удар.

— Не беспокойтесь, Леонид Иванович, — ответил Мышкин с легкой улыбкой. — Я разработал сложный маршрут и несколько ложных встреч. Даже если за мной будет слежка, они потеряют след задолго до редакции.

После его ухода я подошел к окну. Москва уже полностью проснулась, улицы заполнились пешеходами, редкими автомобилями и ломовыми извозчиками. Обычная городская жизнь, люди спешили на службу, в магазины, по своим ежедневным делам.

Я чувствовал особую ответственность этого момента. Впервые мы переходили от обороны к наступлению. Рискованный шаг, но необходимый. Контрудар стартовал.

Редакция «Литературной газеты» располагалась в старинном особняке на Кузнецком мосту. Некогда роскошный дом купеческой семьи теперь служил пристанищем советского литературного издания, сочетающего идеологическую правильность с относительной интеллектуальной свободой.

Мышкин поднялся по широким мраморным ступеням парадной лестницы, мысленно отмечая отсутствие хвоста. Три пересадки в разных районах Москвы, короткая остановка в подворотне на Маросейке, затем петля через Китай-город, его маршрут продуман до мелочей. Даже опытный следопыт из ОГПУ потерял бы его след.

Вестибюль редакции встретил его приглушенным гулом голосов, стуком пишущих машинок и характерным запахом типографской краски, смешанным с ароматом дешевого табака «Казбек». Молодые люди и девушки в строгих костюмах сновали между кабинетами с папками рукописей и гранками статей.

— К товарищу Подольскому, — сказал Мышкин секретарше, невзрачной девушке с напряженным взглядом. На столе рядом с ней высилась стопка бумаг. — У меня назначено.

— Ваша фамилия? — девушка подняла глаза от своих записей.

— Самарин, — ответил Мышкин, используя одну из своих оперативных фамилий. — Из Наркомпроса.

Секретарша мельком взглянула на список встреч, кивнула:

— Подождите, пожалуйста, товарищ Подольский освободится через пятнадцать минут.

Мышкин опустился на потертый кожаный диван в приемной, разворачивая свежий номер «Литературной газеты» и делая вид, что погружен в чтение. На самом деле он внимательно изучал посетителей и сотрудников, мелькающих в коридорах редакции.

Спустя полчаса, больше обещанных пятнадцати минут, секретарша наконец кивнула в сторону дубовой двери с табличкой «Главный редактор»:

— Товарищ Подольский ждет вас.

Кабинет главного редактора оказался просторным помещением с высоким лепным потолком и двумя большими окнами, выходящими на Кузнецкий мост.

Старинный письменный стол красного дерева завален рукописями, гранками и книгами. Вдоль стен тянулись книжные шкафы с подшивками газет и журналов. На стене висел портрет Ленина и карта Советского Союза с отмеченными культурными центрами.

Сам Подольский, сухощавый мужчина лет пятидесяти, поднялся навстречу гостю. Его проницательные глаза изучали посетителя с профессиональным любопытством.

— Товарищ Самарин? — произнес он, протягивая руку. — Чем обязан визиту представителя Наркомпроса?

Мышкин пожал сухую, но крепкую руку редактора.

— Вынужден сразу внести ясность, товарищ Подольский, — негромко произнес он, усаживаясь в кресло для посетителей. — Я не из Наркомпроса. Это было необходимо для конспирации.

Брови Подольского слегка приподнялись, но лицо осталось бесстрастным.

— Весьма интригующе, товарищ… как вас на самом деле?

— Фамилия не имеет значения, — Мышкин открыл свой потертый кожаный портфель. — Важна информация, которую я принес. Информация, имеющая прямое отношение к научной честности и партийной принципиальности.

Редактор заметно напрягся, его взгляд стал более настороженным:

— Прошу вас выражаться яснее.

Мышкин извлек из портфеля несколько папок и аккуратно разложил их на столе.

— Товарищ Подольский, что вы знаете о работах товарища Лопухина из Института марксизма-ленинизма?

При упоминании фамилии Лопухина Подольский заметно вздрогнул. Теоретик из Института марксизма-ленинизма был известной фигурой в научных кругах, а главное, близким соратником Кагановича.

— Лопухин? — осторожно переспросил редактор. — Крупный теоретик, автор фундаментальных работ по политэкономии социализма. Его последнюю статью мы публиковали два месяца назад.

— Именно, — кивнул Мышкин, открывая первую папку. — А вот его диссертация 1926 года «Диалектика экономического развития в переходный период». А здесь, — он открыл вторую папку, — статьи американского экономиста Келлера в журнале «Economic Review» за 1924 год. Взгляните, пожалуйста, на эти фрагменты.

Мышкин разложил перед редактором несколько листов с параллельными цитатами на русском и английском языках. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить поразительное сходство текстов.

— Это… — Подольский побледнел, рассматривая документы. — Это очень серьезное обвинение, товарищ. Вы понимаете, о ком идет речь?

— Прекрасно понимаю, — спокойно кивнул Мышкин. — И понимаю все возможные последствия. Но также понимаю значение научной честности для настоящего большевика.

Редактор снял очки и устало потер переносицу:

— Послушайте, мы не можем просто так публиковать подобный материал. Лопухин не просто ученый, он член коллегии Наркомпроса, ближайший соратник товарища Кагановича. Подобная публикация требует санкций на самом высоком уровне.

Мышкин ожидал такой реакции. Он слегка подался вперед:

— Товарищ Подольский, разве не сам товарищ Ленин учил нас критически относиться к авторитетам? Разве можно мириться с плагиатом, особенно из буржуазных источников, только потому, что его совершил влиятельный товарищ?

Редактор вздохнул, разводя руками:

— Принципы принципами, но есть еще и реальная жизнь. Публикация такого материала может иметь непредсказуемые последствия как для газеты, так и лично для меня.