Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим - Страница 43

— Будьте осторожны, — напутствовал я Глушкова. — Не исключено, что за вами будет слежка.

— Не беспокойтесь, Леонид Иванович, — уверенно ответил тот. — У нас подготовлено три маршрута и столько же запасных машин. Доставим в целости и сохранности.

Когда автомобиль скрылся в переулке, я повернулся к Мышкину:

— Ну что ж, первая часть операции выполнена. Теперь нужно подготовить почву для предъявления добытых доказательств.

— Кому именно? — спросил Мышкин, пока мы поднимались обратно в квартиру.

— Сталину, — твердо ответил я. — Только он может остановить Кагановича. И для этого нам нужны неопровержимые доказательства, что диверсии на наших предприятиях организованы людьми, связанными с противниками эксперимента.

Мышкин задумчиво почесал подбородок:

— Но сможем ли мы доказать прямую связь с Кагановичем? Он наверняка действовал через посредников.

— Именно поэтому нам так важны показания Шаляпина, — объяснил я. — Он может подтвердить, что в ОГПУ от него требовали именно тех показаний, которые нужны комиссии Кагановича. Это косвенно доказывает координацию действий между ними.

Мы вернулись в квартиру и сели за стол, где еще стояли недопитые чашки чая.

— Что дальше? — спросил Мышкин.

Я открыл свой блокнот:

— Теперь нужно выйти на Ковальского, того самого инженера, который непосредственно осуществил диверсию в Нижнем Тагиле. Он арестован милицией за хулиганство, но вскоре его отпустят. Нам нужно перехватить его и получить показания о том, кто именно нанял его для совершения диверсии.

— Сложно, но выполнимо, — кивнул Мышкин. — У нас есть люди в милиции. Можем организовать.

За окном все также темно. Но я чувствовал, что мы наконец-то перехватили инициативу. В то же время, я понимал, на что мы идем. Мы фактически бросаем вызов одному из самых влиятельных людей в партии.

Но выбора нет. Либо мы остановим Кагановича сейчас, либо он уничтожит и эксперимент, и всех нас.

Рассвет едва окрасил московское небо в бледно-серые тона, когда я уже сидел за своим рабочим столом в здании Наркомтяжпрома.

Массивные папки с отчетами громоздились передо мной, словно крепостные башни. Последние экономические сводки с экспериментальных предприятий радовали глаз, несмотря на все попытки саботажа, показатели уверенно росли.

Путиловский завод перевыполнил месячный план по производству артиллерийских систем на сорок два процента. Нижнетагильский комбинат после восстановления мартеновского цеха вышел на рекордную выработку специальных сталей. Даже сравнительно небольшой завод «Красный металлист» в Ленинграде демонстрировал поразительное снижение себестоимости продукции, на двадцать восемь процентов за квартал.

Цифры не лгали. «Промышленный НЭП» работал, и работал превосходно. Но этого было недостаточно. Идеологическая кампания против эксперимента набирала обороты, Каганович и его сторонники использовали весь арсенал средств, от газетных статей до прямых диверсий.

В дверь кабинета трижды постучали условным сигналом. Подняв глаза от бумаг, я увидел входящего Мышкина, как всегда, подтянутого, с неизменной папкой под мышкой и настороженным взглядом профессионального контрразведчика.

— Доброе утро, Леонид Иванович, — тихо произнес он, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Глушков и Величковский прибудут через десять минут. Возникли некоторые сложности с конспирацией, за Глушковым установлена слежка.

— Оторвался? — спросил я, убирая бумаги в сейф.

— Разумеется, — Мышкин позволил себе легкую улыбку. — Через три явочные квартиры и двух подставных лиц. Профессионально сработано.

Я удовлетворенно кивнул. Игра становилась все опаснее, но и наши методы совершенствовались. По сути, мы создали собственную разведывательную сеть, противостоящую аппарату Кагановича.

К восьми часам все ключевые соратники собрались в моем кабинете. Помимо Мышкина пришли Глушков, слегка запыхавшийся после своих конспиративных маневров, и профессор Величковский, чья академическая внешность с аккуратной седой бородкой никак не выдавала участия в политических интригах.

Для безопасности я включил радиоприемник на полную громкость. Бравурные марши вперемежку с новостями о достижениях пятилетки должны затруднить возможную прослушку, хотя в 1931 году технические средства для этого все еще весьма примитивны.

— Товарищи, — начал я, когда все расположились вокруг стола, — ситуация достигла критической точки. Операция по вызволению Шаляпина прошла успешно, но Каганович наверняка уже знает об этом и готовит ответный удар. Настало время перейти от обороны к наступлению.

Я развернул на столе схему, напоминающую военную карту с нанесенными позициями противоборствующих сторон.

— Предлагаю трехэтапную стратегию контрудара. Первое. Дискредитация ключевых членов комиссии Кагановича. Начинаем с Лопухина, теоретика из Института марксизма-ленинизма. У нас есть доказательства плагиата в его научных работах.

Величковский задумчиво погладил бородку.

— Насколько я помню, товарищ Краснов, речь идет о его диссертации 1926 года? Там действительно обширные заимствования из американского экономиста Келлера.

— Именно, Николай Александрович. Более того, Рожков передал нам копии западных журналов с оригинальными статьями. Совпадение текстов стопроцентное, вплоть до характерных стилистических оборотов.

Глушков хмыкнул:

— Ирония в том, что Лопухин обвиняет ваш эксперимент в заимствовании буржуазных экономических теорий, а сам беззастенчиво списывает у американских экономистов.

— Вторым этапом, — продолжил я, — станет информационная кампания в дружественных нам изданиях. У нас есть контакты в «Экономической газете», и они готовы опубликовать серию материалов о реальных результатах эксперимента. Объективные цифры против идеологических обвинений.

— А «Правда»? — озабоченно спросил Величковский. — Мехлис не пропустит ни строчки в нашу поддержку.

— «Правда» пока недоступна, — согласился я. — Но нам и не нужен главный партийный рупор. Достаточно создать альтернативный источник информации, чтобы показать разные точки зрения. Это заставит многих задуматься.

— И третий этап? — поинтересовался Мышкин, делая пометки в неизменном блокноте.

— Самый рискованный, но и самый эффективный, — я понизил голос, несмотря на громкую музыку из радиоприемника. — У нас есть информация о готовящейся крупной диверсии на Путиловском заводе. Люди Кагановича планируют вывести из строя литейный цех. Мы не будем предотвращать диверсию, мы поймаем исполнителей с поличным и получим прямые доказательства связи саботажников с комиссией.

В комнате повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь бодрыми звуками марша из радиоприемника.

— Рискованно, — первым нарушил молчание Величковский. — Если диверсия удастся, ущерб может быть огромным. Человеческие жертвы…

— Не беспокойтесь, — я поспешил успокоить старого профессора. — Конечнотже, мы примем все меры, чтобы минимизировать возможный ущерб. Установим тайное наблюдение, подготовим систему экстренного реагирования. Но нам нужны диверсанты с поличным, иначе не докажем причастность комиссии.

Мышкин кивнул:

— Риск оправдан. Если операция удастся, мы получим железные доказательства того, что именно противники эксперимента организуют диверсии, а не наоборот.

— Теперь о распределении задач, — я обвел взглядом соратников. — Алексей Григорьевич, — обратился я к Мышкину, — вам поручается операция с Лопухиным. Подготовьте материалы о плагиате и встретьтесь с редактором «Литературной газеты» Подольским. Он человек осторожный, но честолюбивый, такой материал его заинтересует.

— Будет исполнено, — коротко ответил Мышкин.

— Товарищ Глушков, — продолжил я, — вы организуете работу наших людей в Институте марксизма-ленинизма. Нужно подстроить «случайное» обнаружение западных источников плагиата Лопухина прямо на научном совете. Создать публичный эффект.