Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим - Страница 10

— Трое из Промакадемии, два молодых преподавателя из Экономического института и один из Планового института.

Я кивнул и прошел в зал, где уже собирались экономисты. Николай Вознесенский, мой главный теоретик, худощавый молодой человек с пронзительными глазами за круглыми очками, оживленно беседовал с кем-то из молодых ученых. Увидев меня, он поспешил навстречу:

— Леонид Иванович! Я изучил материалы с Горьковского автозавода, которые вы отправили вчера.Потрясающие результаты! Но возникают серьезные теоретические вопросы…

— Для их решения мы и собрались, Николай Алексеевич, — я пожал его руку. — Наша задача создать научное обоснование эксперимента.

В дверях появился Величковский, пожилой профессор с аккуратной седой бородкой и неизменным пенсне на черной ленте. Несмотря на дождь, он был безупречно одет в старомодный, но отлично сохранившийся костюм-тройку.

— Прошу прощения за опоздание, — произнес он, стряхивая капли с пальто. — Молодые лаборанты чуть не устроили пожар при опыте с новым катализатором.

К восьми часам вечера зал заполнился: дюжина экономистов разного возраста, от маститых профессоров до недавних выпускников. Я оглядел собравшихся и понял, что передо мной весь цвет прогрессивной экономической мысли страны.

— Товарищи, — начал я, поднимаясь со своего места, — благодарю всех за участие в этом историческом совещании. Нам предстоит разработать теоретическую основу для важнейшего экономического эксперимента, санкционированного лично товарищем Сталиным.

По рядам пробежал заинтересованный шепот.

— Суть эксперимента я изложил в приглашениях, — продолжил я. — «Промышленный НЭП» — сочетание централизованного планирования с элементами хозрасчета и материального стимулирования. Эксперимент уже показал впечатляющие результаты на отдельных предприятиях. Теперь наша задача — систематизировать опыт и создать научную базу для его расширения.

Я кивнул Вознесенскому:

— Николай Алексеевич, прошу вас представить ваше видение теоретической модели.

Вознесенский поднялся, поправляя очки:

— Товарищи, перед нами стоит фундаментальная задача. Совместить преимущества плановой экономики с гибкостью рыночных механизмов. Это требует новой экономической терминологии и новых подходов.

Он подошел к доске и начал чертить схемы:

— Предлагаю рассматривать нашу модель как «социалистический хозрасчет». Государство сохраняет контроль над стратегическими отраслями и планированием, но внедряет систему экономических стимулов для повышения эффективности.

— А как же основной принцип социализма, плановость? — возразил пожилой профессор из Промакадемии. — Рыночные механизмы противоречат базовым положениям марксизма!

— Ничуть, — спокойно ответил Вознесенский. — Вспомните ленинское определение НЭПа — «государственный капитализм при диктатуре пролетариата». Владимир Ильич понимал необходимость использования экономических механизмов при сохранении политического контроля.

Величковский поднял руку:

— Коллеги, позвольте обратить внимание на различие между нэпом двадцатых годов и предлагаемым «промышленным НЭПом». В первом случае речь шла о частной собственности на средства производства. В нашем варианте собственность остается государственной, меняются лишь механизмы управления.

Дискуссия разгоралась. Я внимательно следил за реакцией участников. Большинство проявляло искренний интерес, но некоторые старые профессора сохраняли скептицизм.

— Предлагаю перейти к конкретным механизмам, — сказал я, когда первый раунд дебатов утих. — Наиболее сложный вопрос — система показателей для оценки эффективности предприятий.

Молодой экономист из Планового института, Пятаков, взял слово:

— В текущей системе основным показателем является выполнение плана в натуральном выражении. Это ведет к известным искажениям, погоне за количеством в ущерб качеству, перерасходу ресурсов и так далее.

— Именно, — кивнул я. — Поэтому предлагаю новую систему показателей: объем производства в заданной номенклатуре как основной, с дополнительными критериями качества, себестоимости и рентабельности.

— Рентабельности? — переспросил пожилой экономист. — Это же чисто капиталистический показатель!

— Социалистическая рентабельность, товарищи, — вмешался Вознесенский. — Разница между плановой и фактической себестоимостью, показывающая эффективность использования государственных ресурсов!

Я развернул на столе большую схему:

— Вот ключевая инновация — создание «внутреннего рынка» между предприятиями нашего объединения. Каждое предприятие действует как хозрасчетная единица, закупающая сырье и комплектующие у смежников и продающая свою продукцию другим звеньям производственной цепочки.

— А цены? — спросил Величковский. — Кто их устанавливает?

— Базовые цены фиксируются в соответствии с плановой себестоимостью, — ответил я. — Но поставщик может получить премию за качество или скорость поставки. И наоборот, штраф за срыв сроков или низкое качество.

— По сути, мы создаем модель рыночного ценообразования внутри плановой экономики, — заметил Вознесенский. — Гениальный компромисс!

Трое молодых экономистов из Промакадемии особенно активно поддерживали идею, задавая конкретные вопросы по механизмам внедрения. Они уже мыслили в новой парадигме, не скованные догмами прошлого.

Но когда обсуждение перешло к рискам, в зале возникло напряжение.

— Товарищи, — серьезно сказал Величковский, — мы должны учитывать политические реалии. Наш эксперимент сразу подвергнется атаке со стороны ортодоксов. Нас обвинят в «правом уклоне», в возрождении капитализма, в отходе от ленинизма…

— Поэтому нам необходимо безупречное теоретическое обоснование, — кивнул я. — Нужно показать, что «промышленный НЭП» является развитием, а не отрицанием марксизма-ленинизма. Что он укрепляет социалистический строй, а не подрывает его.

Вознесенский энергично поддержал:

— Предлагаю создать документ «Теоретические основы социалистического хозрасчета», где изложим наш подход с использованием цитат из Маркса, Энгельса и особенно Ленина. Докажем, что экономические стимулы при социализме качественно отличаются от капиталистических, но используют те же фундаментальные принципы человеческой мотивации.

К полуночи мы разработали структуру теоретического обоснования и распределили задачи. Вознесенский взялся за общую концепцию, Величковский за историческое обоснование, молодые экономисты — за разработку конкретных механизмов.

В заключение я обратился к собравшимся:

— Товарищи, то, что мы делаем, может изменить будущее нашей страны. Мы разрабатываем экономическую модель, которая позволит построить мощную индустриальную державу без тех колоссальных жертв, которые требует нынешняя система.

Величковский задумчиво посмотрел на меня:

— Леонид Иванович, вы говорите так, словно уже видели, к чему приведет нынешний курс…

Я на мгновение замер, поняв, что сказал слишком много, но быстро нашелся:

— Тенденции очевидны любому аналитику, Николай Александрович. Перенапряжение экономики, игнорирование объективных экономических законов неизбежно ведет к кризису.

Когда совещание закончилось, мы с Вознесенским остались в зале, чтобы обсудить детали.

— Леонид Иванович, — тихо сказал он, — я понимаю истинный масштаб того, что вы задумали. Это не просто эксперимент. Это попытка изменить всю экономическую систему страны.

— Вы правы, Николай Алексеевич. Но действовать нужно осторожно. Мы не можем бросить вызов системе напрямую, нас просто уничтожат. Нужно внедрять изменения постепенно, доказывая их эффективность на практике.

— Я с вами, — твердо сказал Вознесенский. — До конца.

Глядя на этого молодого, талантливого экономиста, я испытал странное чувство. В моей прошлой жизни я знал о его трагической судьбе. Арест в 1949 году по «ленинградскому делу» и расстрел в 1950-м. Теперь же у меня появился шанс не только изменить экономический курс страны, но и спасти жизни тех, кто поддержал мои идеи.