Нелюбимая для Крутого - Ромеро Екатерина - Страница 7

Киваю, первые два дня горло огнем просто горело, а сейчас лучше, но глотать больно все равно, хотя и не в этом дело.

Мне ничего не хочется, зачем кормить тело, если я знаю, что мне остались считаные дни, а может быть, часы, когда Он придет снова и на этот раз добьет меня.

– Ты все еще ничего не ешь, и меня это очень беспокоит. Капельницы – это не замена питанию, чтоб ты знала. Значит, так, Даша, давай посмотрим до завтра, если лучше не станет, будем кормить тебя через зонд. Если ты не начнешь говорить, я вызову психиатра. Пока не вижу другого выхода, прости, – сказал глухо Игорь и ушел, стало снова тихо в палате. Все это время я даже не смотрела на него, пялилась как мумия в окно, желая, чтобы он ушел поскорее.

Страшно ли мне, что придет психиатр? Нет. Я, честно говоря, надеюсь не дожить до этого момента.

Закрываю глаза, а там картинки. Черно-белые и цветные, кровавые.

Как будто это просто фильм и со мной такого никогда не могло случиться. Это не моя жизнь, я такого не выбирала. У меня вообще было смутное представление о будущем, но такого ада я не хотела.

Я думала, что у меня будет как у всех: семья, работа, учеба, а на деле вышло ни-че-го. Все разрушилось, я не успела этим насладиться и вкусить любви. Я только-только начала чувствовать это, и все закончилось.

День, еще день, я все время откладывала и не рассказывала Крутому правду, а потом стало поздно. И нет больше любви у него ко мне. Она кончилась, разбилась, превратившись в ненависть.

Когда это началось, когда я попала в этот взрослый мир, я не знаю. Все так быстро, зачем это все, кому?

Вот я еще хожу в школу, мама дома печет торт, Алиса совсем маленькая. Мы были счастливы тогда, а после мамы не стало, и я должна была быть просто старшей сестрой.

Я не помню, когда после смерти мамы позволяла себе что-то. Я все делала потому, что была должна. Должна хорошо учиться, должна подрабатывать, должна слушать Юру, даже если он порой вел себя так, что мне было стыдно и противно. Мне было больно за нас с Алисой, когда он выпивал, когда у нас дома часто не было еды, но мы жили в его квартире, мы зависели от него, и я ничего сделать не могла, кроме как мириться с этим.

Никакого парня у меня толком не случилось, я нигде не бывала, и только в Прайде у меня появилось снова ощущение семьи.

Очень крепкой и сплоченной, где всегда накормят, выслушают, защитят. Правда, с последним не сложилось, но я ведь их предала.

Боже, зачем я вообще туда пошла, зачем я согласилась на условия Мамая? Надо было хватать Алису в первый же день и просто сбегать с ней в никуда… без дома, без денег, без связей.

Предложить улицу своей маленькой сестре я тогда не решилась, и вот они – последствия. Я думала, что сильная, что вот раз – и всех проведу, а на деле я просто глупая девочка, которая не знает жизни, и ее, точно котенка, макнули в миску мордой, преподавая урок.

После смерти мамы я должна была быстро повзрослеть, и единственное, что я по-настоящему себе позволила, – это был Савелий. Наше время с ним.

Я предала его и его друзей, Фари погиб, и уже ничего никому не докажешь.Я была с ним честна в моменты нашей близости, я не играла, хотя кому теперь это интересно.

Мне больно, каждую секунду я будто глотаю огненный шар, и меня отравляет эта вина… она меня убивает. А еще мне невыносимо просто смотреть на ненависть в глазах того, кто еще совсем недавно целовал меня, с кем, я думала, буду всегда как за каменной стеной.

Вот же он – четвертый этаж.На самом деле стена и правда оказалась каменной, только в итоге она сама же и упала на меня. И птичку придавило. Так сильно, что я встать теперь не могу. Я ничего не могу, и мне уже не захочется, но я знаю выход!

Подхожу к подоконнику, настежь открываю окно. Довольно высоко, учитывая, что это старое здание с высокими потолками.

В лицо дует морозный ветер, снежинки царапают кожу, обжигая ее.

Наклоняюсь и смотрю вниз. Этого точно хватит, чтобы все закончилось. Ну же… где там амазонка? Чего ты боишься? Так ведь станет всем только лучше. Ему станет проще…

– Ну-ка, быстро отошла от окна! Совсем с ума сошла, девочка, что ты творишь?!

Резко оборачиваюсь, вижу в дверях санитарку с подносом.

Распахиваю губы, но ни звука не получается выдавить. Горло сжимается, я просто не могу.

– Что ты стоишь и хлопаешь на меня ресницами? Я сейчас Погосова позову, пусть тебе мозги вправляет! Мы тут, понимаешь, выхаживаем тебя, как птицу раненую, а ты чего это удумала?

«Простите», – говорю одними губами, а санитарка только головой качает. Ставит поднос с едой, закрывает окно и, что-то причитая под нос, уходит.

Забираюсь на кровать, вжимаюсь в стену. Господи, что я делаю, это глупо… а как же Алиса? Рано. Сначала мне надо убедиться, что с ней точно все в порядке. Она ждет меня, я должна быть рядом, но здесь нет телефона. Мне надо уйти из больницы, тем более Игорь сказал, что не сможет долго меня здесь держать.

Куда мне идти? В общежитии меня сразу найдет Крутой, в квартиру его я не рискну вернуться, к Юре тоже. Это первое место, где Мамай будет искать нас с сестрой.

Что мне делать… что?

Взят кредит? У меня теперь нет работы, кто мне его даст. А мои документы… Настоящие документы, какие-то выписки я брала из дома, аттестат. Это осталось спрятано в общежитии, и туда еще надо как-то добраться, но как?

Только сейчас понимаю, что у меня нет одежды, у меня нет даже обуви, одни только тапочки, тогда как на улице бушуют лютые морозы.

Так странно, еще недавно казалось, что у меня есть все для счастья, а теперь я понимаю, что это была лишь видимость. Красивый мыльный пузырь, который лопнул, как только я предала Савелия.

Захожу в душ. Благо он соединен с палатой, туалет тоже отдельный здесь. Меня словно изолировали, отгородили от нормальных людей.

Снимаю с себя больничную ночнушку одной рукой. Стаскиваю эту тряпку, а после осматриваю тело.

Все это время не решалась, но все же я хочу понять, что Он со мной сделал.

Бедра, руки, живот, грудь. Все в синяках. Сине-фиолетовых. Кое-где прямо видны отпечатки его пальцев.

Кладу поверх них ладонь, слезы капают на белый кафель.

Это метки льва, Савелий оставил их, когда терзал меня. Я думала, Крутой меня пополам разломит, он совсем не сдерживал силу.

Поднимаю голову, смотрю на свое отражение, хотя лучше бы я этого не делала.

Губа разбита, на скуле синяк, волосы точно как у воробья взъерошены, и шея… там хуже всего. Понятно теперь, почему мне глотать так больно. Я все еще чувствую его сильные руки на себе.

Это было так, словно Крутой меня когтистыми лапами раздирал, не любил, нет.

Вот это все на моем теле – его ненависть, которой он меня буквально пропитал всю с головы до пят.

Что теперь будет, я понятия не имею. Могу надеяться только, что Мамай сдержит слово, отцепится от Алисы и она начнет новую жизнь у теть Нади.

Я же как-то выберусь отсюда и приеду к ней, все наладится.

Наверное… наверное.

***

Днем санитарка помогает мне вымыть голову, хотя бы немного привести себя в порядок, потому что сама я даже этого сделать не могу. Рука и плечо туго забинтованы, я не могу ею шевелить, и повязку эту мочить нельзя.

Волосы спутались, эта женщина помогает мне вычесать мои колтуны.

Несмотря на осуждающий взгляд, она очень добра ко мне, и Игорь тоже. Не понимаю, почему они помогают мне и зачем? Мне уже никто не поможет и ничто.

Кстати, Валера сегодня приходил. Я слышала его голос, но лежала на боку и сделала вид, что сплю. Мне было очень стыдно смотреть ему в глаза. Им всем.

Я изгой, ненавистная крыса. Держу пари, каждый из них мечтает теперь меня прикончить.

Чародей ведь тоже видел меня тогда голой, поломанной. Сколько их там было, этих мужиков? Семь, восемь? Крутой просто выбросил меня им, как на свалку.