Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр - Страница 12

– Иди сюда, Джерид, ну иди же! – приговаривала она.

Животное послушно подставило морду, и женщина ее погладила. Затем, схватившись узкой рукой за гриву лошади и опершись другою о стенку одноколки, молодая женщина вскочила в седло с такой легкостью, какая свойственна призракам из немецких баллад, которые прыгают на круп лошади и вцепляются путешественнику в кушак. Молодой человек бросился к ней, но она остановила его повелительным жестом руки и сказала:

– Послушайте, хотя вы молоды или, скорее, потому что молоды, у вас должны быть человеческие чувства. Не мешайте мне уехать. Я убегаю от человека, которого люблю, но я прежде всего римлянка и добрая католичка. Если я останусь с этим человеком, он погубит мою душу: это безбожник и некромант, которого Бог только что предупредил этим ударом молнии. Быть может, предупреждение пойдет ему на пользу. Передайте ему все, что я вам сказала, и да благословит вас Господь за помощь. Прощайте!

С этими словами женщина, легкая, словно туман над болотом, умчалась верхом на Джериде. Молодой человек, увидев, что она исчезла, не смог сдержать изумленного возгласа. Он-то и насторожил путешественника, сидевшего в карете.

Этот крик, как мы уже сказали, насторожил путешественника.

Он поспешно вышел из кареты, тщательно затворив за собой дверцу, и с беспокойством огляделся.

Первым делом он заметил испуганного юношу, который стоял перед ним. Сверкнувшая в этот миг молния позволила осмотреть его с ног до головы: путешественнику, судя по всему, привычно было разглядывать в упор любого человека и любой предмет, вызывавшие у него интерес.

Перед ним стоял мальчик лет шестнадцати, от силы семнадцати, невысокий, щуплый, нервный; взгляд черных глаз, бестрепетно устремленный на человека, привлекшего его внимание, был пленителен, хотя и не слишком дружелюбен; тонкий крючковатый нос юноши, узкие губы и торчащие скулы свидетельствовали о лукавстве и осмотрительности, а сильно выдававшийся вперед округлый подбородок изобличал решительность нрава.

– Это вы сейчас кричали? – спросил путешественник.

– Да, сударь, – ответствовал молодой человек.

– А почему вы кричали?

– Потому что… – И юноша умолк в нерешительности.

– Потому что?.. – повторил путешественник.

– Сударь, – вымолвил молодой человек, – в одноколке была дама?

– Да.

И глаза Бальзамо устремились на карету, словно желали проникнуть сквозь толщу ее стенок.

– А к колесу кареты была привязана лошадь?

– Да, и я не понимаю, черт возьми, куда она делась!

– Сударь, дама, сидевшая в одноколке, ускакала на лошади, которая была привязана к колесу.

Не проронив ни слова, ни звука, путешественник ринулся к одноколке и отодвинул кожаные шторки: молния, сверкнувшая в этот миг в небе, позволила ему увидеть, что экипаж пуст.

– Ад и преисподняя! – зарычал он, едва ли не заглушая гром, раскатившийся в это самое время; потом он бросил вокруг взгляд, словно искал средства устремиться в погоню, однако тут же убедился, что пуститься в погоню не на чем.

– Догонять Джерида на одной из этих кляч, – проговорил он, качая головой, – это все равно что посылать черепаху в погоню за газелью… Но я все-таки узнаю, где она, если только…

Он поспешно и с тревогой сунул руку в карман куртки, извлек небольшой бумажник и раскрыл его. В одном из отделений бумажника обнаружился сложенный лист бумаги, а в бумаге – черный локон.

При виде этого локона лицо путешественника прояснилось, и сам он – во всяком случае внешне – успокоился.

– Ну что ж, – выдохнул он, проведя по лбу рукой, по которой тотчас же заструился пот, – ну что ж, ладно. А она ничего не сказала вам, уезжая?

– Да, сударь, сказала.

– И что же?

– Велела передать вам, что оставляет вас не из ненависти, а из страха; она, мол, добрая христианка, а вы, напротив того…

Молодой человек заколебался.

– А я, напротив того?.. – повторил путешественник.

– Не знаю, следует ли мне передавать слово в слово…

– Да передайте же, черт вас побери!

– А вы, напротив того, атеист и неверующий, и нынче вечером Господу угодно было послать вам последнее предупреждение; она, дескать, вняла этому предупреждению и заклинает вас также к нему прислушаться.

– И это все, что она вам сказала?

– Да, все.

– Что ж, поговорим теперь о другом.

И на челе путешественника изгладились, казалось, последние следы тревоги и огорчения.

Молодой человек следил за всеми этими движениями сердца, отражавшимися на лице собеседника, с любопытством, свидетельствовавшим о том, что ему также не чужда известная доля наблюдательности.

– А теперь скажите, мой юный друг, – произнес путешественник, – как вас зовут?

– Жильбер, сударь.

– Просто Жильбер? Наверно, это только имя, данное вам при крещении?

– Это моя фамилия.

– Превосходно! Мой любезный Жильбер, само Провидение послало мне вас на выручку.

– К вашим услугам, сударь, и если я чем-нибудь могу вам помочь…

– То и поможете, благодарю вас. Да, знаю: в ваши годы люди находят удовольствие в помощи ближним; впрочем, услуга, в которой я нуждаюсь, невелика: я попрошу вас всего-навсего указать ночлег на эту ночь.

– Да вот хотя бы эта скала, – отвечал Жильбер, – под ней я спасался от грозы.

– Да, но я предпочел бы какое-нибудь жилище, – возразил путешественник, – и чтобы там нашлись добрый ужин и удобная постель.

– Это труднее.

– А далеко отсюда до ближайшей деревни?

– До Пьерфита?

– Ближайший городок зовется Пьерфит?

– Да, сударь, и до него примерно полтора лье пути.

– Полтора лье в такую темень, в грозу, с этими двумя клячами? Насилу за два часа доберемся. Ну-ка, мой юный друг, поразмыслите хорошенько, нет ли какого жилья поблизости?

– Замок Таверне, до него шагов триста, не больше.

– Вот как! Почему же… – начал путешественник.

– Что, сударь? – изумленно переспросил молодой человек.

– Почему вы мне сразу о нем не сказали?

– Но замок Таверне – не постоялый двор.

– В нем живут?

– Да, конечно.

– Кто?

– Разумеется, барон де Таверне.

– А кто таков барон де Таверне?

– Отец мадемуазель Андреа, сударь.

– Очень рад это услышать, – улыбаясь, возразил путешественник, – но я хотел спросить, что за человек этот барон.

– Сударь, он старик лет шестидесяти или шестидесяти пяти; по слухам, прежде он был богат.

– А теперь обнищал? Вечная история! Друг мой, прошу вас, проводите меня к барону де Таверне.

– К барону де Таверне? – едва ли не с испугом вскричал молодой человек.

– Что ж, вы не желаете оказать мне эту услугу?

– Нет, сударь, но дело в том, что…

– Продолжайте.

– Дело в том, что он вас не примет.

– Не примет дворянина, который заблудился и просит о гостеприимстве? Разве этот ваш барон – медведь?

– Как сказать! – проронил молодой человек с такой интонацией, словно имел в виду: «Похоже на то, сударь».

– Не беда, – заявил путешественник, – попытаю счастья.

– Не советую, – откликнулся Жильбер.

– Почему бы и нет? – возразил путешественник. – Да будь ваш барон и впрямь медведь, не съест же он меня.

– Нет, но, возможно, захлопнет перед вами дверь.

– Ну а я ее вышибу, и если вы не отказываетесь послужить мне проводником…

– Не отказываюсь, сударь.

– Тогда указывайте дорогу.

– С удовольствием.

Тут путешественник влез в одноколку и взял там небольшой фонарь.

Пока фонарь еще не горел, молодой человек на мгновение понадеялся, что путник задержится в карете, зажжет в ней фонарь и через полуоткрытую дверцу ему удастся рассмотреть, что там внутри.