Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/79
- Следующая
— Всё спросила?
— Да вроде бы…
— Иди тогда, дай отобедать в покое, — проворчал Иван Васильевич.
— Ой, княже, погоди! — раскинув руки в стороны, чтобы он не обошел ее, воскликнула она. — Скажи, правду люди говорят, что жители Алексина насмерть встали перед войском Ахмата?
Расслабленное выражение лица князя исчезло, и Дуня поспешила пояснить свой интерес:
— Я ведь об алексинцах слыхом не слышала, а оказывается, на наших землях не случилось разорения благодаря их мужеству.
— Войско было готово встретить Ахмата, — резко ответил Иван Васильевич, но прежде чем боярышня возразила, добавил: — но сила духа алексинцев обеспечила нам безоговорочную победу.
— Об их подвиге должны все узнать, — твердо произнесла Евдокия.
Князь подумал и согласно кивнул.
— Велю напечатать в новостных листках и разослать во все города, — решил он.
— А что там будет написано по поводу, как мы будем помнить о героизме простых жителей? И какая помощь была оказана тобой выжившим?
— Хан спалил весь город. Некому там помогать, — тяжело обронил князь.
— Но кто-то выжил и их угнали в полон, — не отставала от него Евдокия.
— Что ты от меня хочешь? — устало вздохнул Иван Васильевич.
— Выкупи их и помоги начать жить наново. Если казна не может себе этого позволить, то спроси деньги у москвичей. Всем миром соберём на такое дело.
Князь смотрел немигающим взглядом, и она не выдержала, начала приводить аргументы:
— Люди — наше богатство. Мы многих потеряли, но ещё хуже, когда наши мужи вынуждены до конца жизни работать на врага, а женщины рожать им воинов, вместо того, чтобы вернуться и наново врасти в землю.
— Евдокия…
— Нельзя бросать наших людей…
— Да дай сказать своему князю! — рявкнул Иван Васильевич.
Дуня быстро закрыла себе рот ладошками и предано уставилась на него.
— Скажи отцу, чтобы завтра пришёл ко мне. Ты ему службу нашла.
— К-какую? — запнулась она.
— Поедет выкупать алексинцев.
Дуня сглотнула, прижав руки к груди, но согласно кивнув, тут же спросила:
— А помочь им перезимовать?
— Скажу свое слово.
— А мемориал, чтобы никто не забывал об их отваге?
— С этим к владыке. Всё, сгинь с глаз моих.
Глава 10.
— Чего притихла? — с подозрением глядя на внучку, спросил дожидавшийся её выхода из княжьего дворца Еремей.
Дуня в ответ тяжко вздохнула.
— Неужто князь не отпустил тебя в Дмитров? — недоумевал боярин.
— Ох, деда, — замялась она.
— Говори уже, а то нагнетаешь мне тут, что дышать тяжко.
Евдокия фыркнула, и у Еремея отлегло от сердца.
— В Дмитров я еду, — перешла на деловой тон боярышня, беря деда под руку, — и у меня есть поручение.
— Какое? Ну что я из тебя всё вытягивать должен! — вспылил боярин.
— Как ты предполагал, быть мне нянькой при том португальце, что едет к нам.
— Кхм, скажешь тоже… нянькой, — хмыкнул Еремей, но тут же наставительно выставив палец добавил: — видно, князь серьёзно заинтересован в нём.
— То дела торговые и только, — на всякий случай пояснила Дуня, чтобы дед не надумал себе лишнего, а то уже начал бороду оглаживать и строить какие-то планы.
— Ишь как ценит тебя Иван Васильевич, — с гордостью произнёс Еремей.
— Ты только особо не хвастай, чтобы не сглазить. Сам знаешь, что у нас полно завистников.
— Молодец, что понимаешь это, — похвалил её дед и с досадой добавил: — Иным проще оболгать кого-то или расстроить чужое дело, нежели честь по чести службу нести.
Дуня кивнула, подтверждая, что думала об этом, но продолжать тему завистников не стала. Ей хотелось посоветоваться о другом.
— Князь поручил мне приглядеть за Еленкой, дочерью Ивана Владимировича, — понизив голос, сообщила она. — Ему не нравится её интерес к князю Дмитровскому Юрию Васильевичу.
— Какого Ивана Владимировича? — не понял Еремей. — А, Ивана Лыко-Оболенского! — догадался он. — Тут скорее интерес самого Ваньки к дмитровскому князю, а не его дочери, — задумался боярин, неспешно ступая по мостовой Кремля.
— Деда, это ж про боярина Лыко-Оболенского болтают, что с его земель люд бежит?
— Болтали, — уточнил Еремей. — Сейчас тихо стало. Князь всем жалобщикам укорот дал.
— Укорот дал жалобщикам из простого сословия или жалобщикам боярам? — уточнила Дуня, помня, как несколько лет назад землевладельцы пытались заставить князя принять закон о закрепощении крестьян.
Они ещё в пример приводили литовско-польское княжество. И ведь не постыдились, пришли и прямо пожаловались, что люди бегут от них, бросая дома!
Еремей покосился на внучку, недовольный тем, что она вернулась к болезненному для думы вопросу. Князь тогда четко обозначил свою позицию, дума большинством голосов поддержала его, но недовольные решением не смирились, затаились и до сих пор меж собой злобу тешат. Кошкин тихо шепнул Еремею, что некоторые посматривают в сторону братьев князя, думая, не сговорчивее ли они будут, коли посадить их на великокняжеский стол.
И внучке лучше держаться от этого подальше. Поэтому Еремей сурово бросил ей:
— И тех, и других, — и насупил брови.
Дуня сразу же уловила испортившееся настроение деда и благоразумно вернулась к поручению князя насчёт боярышни Еленки Лыко-Оболенской. Прижавшись, чтобы быть поближе к дедову уху, она поделилась сомнениями.
— Зачем Иван Васильевич разрешил Еленке ехать в удел Юрия Васильевича, если ему не по душе это? Что за блажь?
Еремей с досады чуть не сплюнул, поняв, что всё же придётся поведать внучке о нехороших разговорах среди некоторых бояр и служилых князей. Опасаясь сказать лишнего, он не сразу ответил, а когда решился, то огляделся и только потом наклонился к уху внучки:
— Не ладно у нашего князя с братьями.
Дуня широко открыла глаза и так же тихо спросила:
— Юрий же вместе с ним на Новгород ходил, а недавно супротив хана Ахмата стоял. Люди хорошо о нём говорят.
Еремей Профыч согласно кивнул и даже пояснил, как дело было:
— Он с князем Верейским вовремя на подмогу Челяднину и Беклемишеву подошёл. Там ещё подоспел и самый младший брат нашего князя Борис Васильевич. А в Коломне царевич Данияр стоял, да и Иван Васильевич в Ростиславле готов был останавливать хана. Так что все вместе грозили Ахмату.
Дуня даже не подозревала, что Иван Васильевич выстроил многоступенчатый план по защите земель. Оказывается, он объединил силы и ждал Ахмата, да только тот хан чуть не проскочил стороной! Если бы не вставшие насмерть алексинцы, то случилась бы большая битва.
— Дед, так что нехорошо-то с братьями Ивана Васильевича?
Еремей запыхтел, вновь огляделся, прежде чем говорить:
— Все они клянутся в дружбе, да только в лицо одно говорят, а средь их ближних совсем о другом разговоры идут и письма лукавые нашим боярам пишут. Вот и думай, верить им али нет.
Евдокия задумалась, а в голову лезла дурацкая фраза про параноиков, в которой говорится, что если вам упорно что-то кажется, то это не значит, что этого нет.
Она попыталась поставить себя на место князя, и на первый взгляд ей показалось, что его положение прочно, и параноиком ему не с чего быть. Он уже показал себя сильным правителем и народ им доволен.
И тут закралась мысль : а что будет, если князь умрёт?
Кто сядет править? Казалось бы, княжич Иван Иваныч!
Однако живо ещё лествичное наследование, где правление передаётся не сыну, а брату! Это дед Ивана Васильевича наплевал на своих братьев и посадил на московский стол сына Василия, а тот из-за этого всю свою жизнь враждовал с обиженным дядькой. А потом Василий по примеру своего отца посадил править своего старшенького, да ещё подсказал ему самому себя назвать Великим князем, не дожидаясь ничьего одобрения.
И что получается? А то, что бояре могут захотеть сделать всё по закону. Скажут, что дедами заповедано садиться княжить братьям почившего, а не сосунку малолетнему, и вновь начнется кровавая свара. Старые московские рода безусловно поддержат княжича, а вот остальные…
- Предыдущая
- 23/79
- Следующая