Наследник пепла. Книга III (СИ) - Борзых М. - Страница 39

— Где был? — обратился ко мне отец, когда мы вошли в бальный зал.

И только я хотел ответить, как грянула торжественная музыка, практически оглушив. Оркестр старался, особенно трубачи, надувавшие щёки. Но я считал, что всё это слишком старомодно. Да и танцевать было особо не с кем — полный зал воинов. Нам бы приём в кабаке каком-нибудь подошёл бы. Или в той таверне, где я отоварил одного слишком уж бойкого малого.

Отец тоже морщился, как и подоспевший к нам брат.

Я же махнул рукой, мол, потом расскажу, потому что не хочу перекрикивать оркестр. И всё равно получится обрывисто и непонятно. Отец понял и кивнул в ответ.

Через несколько минут ко мне подошёл служащий дворца и протянул записку от Джузеппе.

«Встретимся в девять в ресторане „Националь“. Если есть возражения или просто неудобно, пришлите ответ».

Я отослал служащего без ответа. Мне было очень интересно поговорить с демоном и узнать побольше об их существовании в целом, и о нём самом конкретно. К сожалению, я не смог пообщаться с демоницей, которая вывалилась на меня через портал. А теперь, пожалуйста, целый взрослый высший демон.

Ещё через полчаса мы все заскучали основательно. Даже Димон, который был за любой движ, кроме уныния, скорчил такую гримасу, что мы всё поняли. Отец подошёл к Креславу и, перекрикивая громкую музыку, сказал:

— Останетесь нашим представителем? Мы Аду пойдём навестить.

Рарогов ничего не стал отвечать, хотя я считал, что он вполне мог бы перекричать оркестр. Вместо этого он просто несколько раз кивнул. Ну а мы двинулись прочь с торжественного бала, на котором находились, в основном, мужчины, методично опустошавшие местные запасы алкоголя. Редкие пары кружились в центре, и то, казалось, как-то неуверенно.

— Так что ты его круто поджарил? — поинтересовался брат, когда мы отъезжали от дворца, наняв извозчика.

Несмотря на то, что у меня в ушах до сих пор звенели звуки какой-то там токкаты, услышал я его хорошо. Но решил, что прям всё до конца говорить смысла пока нет. Не в курсе отец и брат, ради чего я ездил на землю предков.

— Да не то чтобы, — хмыкнул я. — Подпалил немного, на словах погрозил. Но, видишь, он оказался без злого умысла. Ну а то, что конструкт на боевой похож, так что же. Он же иностранец, у них всё иначе.

— Ага, — усмехнулся Дима. — И нос посреди лба.

Я вспомнил о рогах Джузеппе и едва сдержался, чтобы не заржать в голос.

До академии мы доехали очень быстро. Отец и брат соскучились по Аде и во что бы то ни стало решили её навестить. Но на вахте её общежития нас всё-таки ошарашили:

— Гуляють, — развела руками пожилая, но поджарая женщина.

Мы сразу же напряглись. Но стоило нам выйти из общежития и пройти чуть-чуть в парк, как мы услышали знакомый голос, воркующий с кем-то в кустах неподалёку.

Я буквально увидел, как отец изменился в лице, схватился за ремень, но потом снимать его передумал, зато решительно ворвался в кусты. Мы последовали за ним.

Ну на самом деле могло бы быть и хуже. Ада просто сидела рядом с Голицыным на лавочке, спрятавшейся в кустах, и смеялась каким-то его шуточкам. Я уверен, что те были достаточно сальными. На коленях у неё расположился огромный букет цветов.

Отец, не раздумывая ни секунды, схватил племянника Ермолова за шиворот и развернул к выходу из естественной беседки, сказав:

— Ещё раз увижу рядом с моей дочерью, оторву тебе твой поганый язык и придам такое ускорение, что ты до Коктау без телепорта своим ходом долетишь! — и пнул его солдатским сапогом в ягодицу.

Но Николай не привык к такому обращению, поэтому развернулся, но не мог подобрать слов, чтобы выразить свою ярость.

— Почему Коктау? — это, видимо, ошарашило его даже больше, чем всё остальное.

— За дядей своим покатишься, — рыкнул на него отец. — Его сегодня официально от трона отлучили! Так что брысь пошёл, пока я тебя в пепел не обратил и не развеял по местности!

Голицын сглотнул, побледнел, но развернулся и ушёл. Видимо, сообщение про дядю выбило его из колеи. Эх, как приятно было видеть его с вытянувшимся от страха лицом. Ибо нечего.

Но тут грянула истерика со стороны Ады.

— Да что ж вы делаете-то, а⁈ — закричала она. — Зачем вы так⁈ Коленька хороший! Коленька самый лучший! Он мне цветы дарит, такие слова говорит! А вы! А вы!..

— Яблоко от яблоньки недалеко катится, — заметил на это я. — Дяденька твоего Коленьки вообще-то всех нас с вала чуть на виселицу не отправил. Так что нечего слёзы лить. Или ты хотела бы связать свою судьбу с теми, кто уничтожил твой род?

— Они не могли! — глотая слёзы, проговорила сестра. — Нет-нет-нет! Такого быть не может! Коля про меня уже рассказал своим! Генерал уже изъявил желание со мной познакомиться!

— Ага, прямо после того, как пришёл бы с нашей казни, — пробурчал отец, постепенно остывая. — Вот сразу бы и познакомился. Рассказал бы тебе, какие отвратительные у тебя родители и братья!

— А ещё, — я вспомнил взгляд, масляный и влажный, которым Ермолов следил за Адой на самом первом нашем приёме, — я слышал, что генерал вообще любит молоденьких девочек. Причём, чем моложе, тем лучше. А ты уши развесила и слушаешь всё, что тебе скажут.

— Вы всё лжёте! — обливаясь слезами заявила сестра. — Вы просто завидуете моему счастью. Я вам не верю!

Я почувствовал за секунду, что это не просто слова. Это срыв. Причём, не только нервный, но и магический.

Только успел крикнуть:

— Ада!..

Но было уже поздно. Полыхнуло так, что я даже глаза заслонил, чтобы не ослепнуть.

Когда открыл, то картина была достойна кисти какого-нибудь именитого художника. Обгорелая лавочка за невысокой девицей, перед ней трое родственников в парадных, но дымящихся костюмах. А всё остальное в радиусе десяти метров — чистые головёшки. Жар был просто адский, хоть и короткий. От кустов не осталось ни одного живого прутика.

Тут же на главном корпусе завыла сирена. Послышался топот охранников, спешащих к месту происшествия. Чуть позже из общежития травниц высыпали остальные девчонки. Как их только выпустили? Следом за ними выскочила куратор курса.

Ада тяжело дышала, вбирая воздух носом. Но зато рыдать перестала. Я же едва сдерживался, чтобы не уколоть её. Но сейчас это было чревато.

— Можете забирать её с собой, — сказал я, обратившись к отцу.

— Почему? — не понял тот. — Сейчас всё уладим, — и погасил искорку, пытавшуюся разгореться в косе.

— Нет, — я покачал головой. — После такого на факультете зельеварения её не оставят. Он для неодарённых.

Нас быстро окружила охрана, но агрессивных действий не предпринимала. Может быть, меня узнали, может быть, увидели, что это тохары между собой что-то выясняют. В любом случае, они просто встали вокруг и стали ждать.

Собственно, всё это происходило очень быстро. Отец только присел, чтобы взглянуть в глаза Ады. Охрана выстроилась по обгоревшему кругу, и буквально через пару минут прибыл ректор академии Владимир Ильич Романов.

— Что у вас произошло? — спросил он достаточно отстранённым тоном, но видно было, что ему приходится сдерживаться. — Кто виновен?

Я прекрасно понимал, что это вопросы, заданные исключительно из уважения. Ему и так было понятно, кто виноват, а вот, что с этим делать…

— Честь имею. Барон Борис фон Аден, — отец выпрямился и сделал шаг навстречу ректору, протянув ему руку. — Моя дочь эмоции не сдержала. Произошла спонтанная инициация.

— Поздравляю, — сказал на это ректор, но тон его теплее не стал, хотя руку отцу он и пожал.

Но затем он сделал знак охране, и та незаметно удалилась, оставив лишь пару человек для верности. Владимир Ильич оглядел кусты, а затем увидел женщину-куратора, стоящую неподалёку, и поманил её пальцем.

— Надежда Константиновна, приглядите, пожалуйста, за барышней, мы пока переговорим с бароном, — проговорил он без тени эмоций.

Куратор подошла, взяла Аду за руку и отвела в общежитие. После этого Романов посмотрел в глаза моему отцу. Наше с братом присутствие он не замечал. Вероятно, хотел бы, чтобы мы тоже покинули круг, но настаивать на этом не стал. А мы не стали отходить.