Хозяин антимагии 2 (СИ) - Базаров Миф - Страница 2

Я выдохнул, но тревога не ушла.

— А как же мой пленник? — спросил я, глядя на Евгения Павлова. — Кто следит, чтобы Евдокимов не сбежал?

Осип махнул рукой:

— Не переживай. Иван дал ему эликсир, блокирующий магию. На ближайшие сутки он больше не маг. Да, это очень дорогое средство, но мы решили, что так будет правильно.

— Одобряю, — кивнул я, а потом нахмурился. — А Иван один остался? А как же враги? Там ведь много недобитков ещё?

— Всё под контролем, — Пётр усмехнулся, — прибыло подкрепление.

— Какое ещё подкрепление? — я резко повернулся к нему. — Кто?

Осип громко и резко рассмеялся, так что заставил меня невольно вздрогнуть.

— Как ты умудрился прислать к нам на помощь бывшего адмирала империи князя Кирова и медика графа Дубина? Они вдвоём стоили всех остальных.

— Кого остальных? — я по-прежнему ничего не понимал. Что происходит?

— С ними было полсотни людей в форме охраны военно-морской академии.

Я замер. В голове пронеслось: как? Почему? Кто их послал? Но времени на эти вопросы не было, важнее сейчас другое.

— А что тут, в имении? — спросил я, переводя взгляд на Осипа.

Тот замялся, потупил взгляд.

— Так это… полиция орудует.

— Полиция? — я прошипел, не веря своим ушам.

— Да. Когда мы приехали, они уже всю усадьбу под охрану взяли, — Евгений скривился, сжимая шаровую молнию, которая вспыхнула у него на кулаке, осветив измученное лицо резкими тенями.

— А наёмники?

— Какие наёмники? — удивился Евгений, будто я спросил о призраках.

Я резко отмахнулся, не в силах объяснить. Значит, разбежались. Или их уже нет.

— А вот дом горит, — тяжело вздохнул Осип, и в его голосе прозвучало что-то, от чего у меня сжалось сердце.

Я закрыл глаза. Горячая волна ярости поднялась из глубины. Опять! Опять мы лишились дома!

— Ладно, — прошептал я, открывая глаза. Голос звучал хрипло. — Разберёмся. Сначала семья. Потом производство. Потом…

Я не договорил. Но все поняли.

Молча подошёл к двери убежища, сжал кулак и ударил в массивную кованую поверхность — три быстрых, два медленных. Звук разнёсся эхом по каменным стенам, словно сигнал «выходите».

Дверь открылась. Первой показалась Тася, она была бледная, с заплаканными глазами, но, увидев меня, лицо озарилось радостью.

— Кирилл!

Следом вышла мама. Она лишь молча кивнула нашим вассалам.

Я обнял обеих, чувствуя, как мамины руки впились в мою спину, будто боясь, что я опять оставлю их.

— Всё хорошо, — прошептал я ей в волосы. — Всё кончено. Выходим.

Когда мы выбрались на улицу, первое, что бросилось в глаза, это дым. Чёрный, едкий, поднимающийся к небу.

Дом.

Наш дом.

Каменные стены ещё стояли, но внутри бушевал огонь. Деревянные перекрытия трещали, как кости под ножом мясника, а из окон вырывались языки пламени, лизавшие почерневшие рамы.

— Боже… — прошептала мама, и в её голосе было столько боли, что я не выдержал и сжал её руку.

В этот момент что-то изменилось.

Воздух наполнился влагой, тяжёлой, как предгрозовой туман. Я стал озираться и увидел недалеко от парадной лестницы дома высокую фигуру в мундире с широкой бородой-лопатой. Это был ректор академии Анатолий Степанович Киров. Он поднял руки вверх, от них к небу тянулись тонкие синие нити, мерцающие в темноте.

Дом зашипел.

Вода хлынула со всех сторон, её потоки не просто охлаждали огонь — они создавали гидравлический пресс, вытесняя кислород и сжимая пламя, пока оно не задыхалось в этой влажной ловушке. Камни трещали, пар поднимался клубами, смешиваясь с дымом, и на секунду весь дом исчез в белой пелене.

А когда пар рассеялся…

Дом стоял. Но теперь это была чёрная мокрая глыба. Окна — пустые глазницы, стены покрыты сажей и трещинами. Потом с глухим стоном одна из стен осела, превратившись в груду обломков.

Мама ахнула, прикрыв рот рукой. Тася прижалась к ней.

— Ничего, — сказал я тихо, но так, чтобы обе услышали. Голос не дрогнул, хотя внутри всё горело. — Я построю новый. Лучше прежнего.

Мама посмотрела на меня, в глазах были слёзы, но она улыбалась.

— С садом?

— Конечно, — я кивнул. — Большим. С теми розами, что ты любишь. И фонтаном.

— А мне можно беседку? — встряла Тася, цепляясь за мою руку.

— Можно всё, — я потрепал её по голове. — Всё, что захотите.

Но даже сквозь это тепло, сквозь улыбки мамы и Таси я видел тень. Ту самую, что стояла у входа в господский дом: высокую, неподвижную, как каменный истукан.

Киров.

Я медленно отпустил Тасю, кивнул слугам, чтобы те оставались с мамой и сестрой, и махнул рукой друзьям.

— Пойдёмте.

Амат тут же перехватил мой взгляд и без слов пошёл следом. Митя лениво засунул пистоли за пояс, а Сергей и Лиза шли плечом к плечу, готовые ко всему.

Ректор стоял у развалин кареты и рассматривал обломки. Понятное дело, что Иван Краснов уже скрылся, наверное, убежал, когда я бросился на помощь родным. Ну ничего, я его ещё достану.

Я подошёл, лицо Кирова оставалось холодным, но в глазах читалось что-то новое. Неуверенность?

— Анатолий Степанович, — я остановился в шаге от мужчины, скрестив руки. — Что вы тут делаете? Разве это по уставу? Разве вы не должны служить империи, а не бродить по разгромленным усадьбам?

Его брови дёрнулись.

— Пестов, вы забываетесь.

— О нет! — усмехнулся в ответ. — Я прекрасно помню наш последний разговор. «Вы курсант. Ваше дело — служить империи. Личные дела подождут».

Киров стиснул челюсть.

— Вы бросили академию.

— А вы бросили бы семью? — я наклонился чуть ближе. — Или, может, вам всё равно, что творится за стенами вашей священной службы?

Тишина.

Амат замер. Митя едва сдерживал смешок. Сергей смотрел на Кирова с холодным любопытством, а Лиза… Лиза просто улыбалась, будто наблюдала за особенно удачным спектаклем.

Ректор на секунду закрыл глаза, будто собираясь с мыслями, а потом…

— Вы правы.

Я моргнул.

— Что?

— Я ошибся, — он выдохнул, и голос впервые за всё время зазвучал устало. — Я думал, что дисциплина важнее всего. Но сегодня понял: иногда строгое её соблюдение лишь открывает дорогу настоящему хаосу.

Он кивнул в сторону трупа секретаря, валявшегося под обломками кареты.

— Он был подкуплен.

— Как и половина полиции, — добавил я, заметив приближающегося полицмейстера с золотыми нашивками на мундире. Тот остановился в нескольких шагах, нервно теребя белые перчатки.

Окинул его ледяным взглядом.

— Интересно, господин полицмейстер, как вам удаётся так ловко переобуваться? То вы стоите на страже, пока банда князя Евдокимова грабит моё производство, — я сделал паузу, вспоминая тех самых стражей порядка в лесу, что «не замечали» нападения, — а теперь вдруг озаботились охраной правопорядка? Уж не потому ли, что княжеское золото закончилось?

Полицмейстер побледнел. Его пальцы ещё сильнее сжали перчатки.

— Это… недоразумение… Мы действовали по указаниям свыше.

Киров тяжело вздохнул и кивнул, словно подтверждая мои слова.

— Империя гниёт изнутри. И если такие, как вы, не будут её защищать… — Киров запнулся, когда его взгляд скользнул по моим друзьям.

Услышал, как Митя что-то фыркнул.

Анатолий Степанович откашлялся.

Внезапно я почувствовал, как ярость уходит, оставляя после себя пустоту и странную усталость. Ладони дрожали, адреналин ещё до конца не выветрился из крови.

Что я делаю?

Это же не Киров разорял моё имение. Не он отдавал приказы дружинникам. Да, меня заперли в том проклятом колодце, но он ли отдал приказ?

Почувствовал боль в висках, попытался собраться. Отходняк. Обычный отходняк после боя. Гормоны шалят, мысли путаются.

Надо взять себя в руки.

Я должен себя вести рационально.

— Спасибо, — вырвалось у меня неожиданно даже для самого себя.

Киров поднял бровь:

— За что?

— За то, что пришли. И… за хороший урок.