Корнет (СИ) - "taramans" - Страница 27

Откашлявшись, Плещеев подошел к женщине.

«Не видно же ни хрена!».

— Помоги рубаху стянуть… Прилипла к спине. Говорю же… как в таком жаре мыться-то можно…

Юрий, подхватив подол рубахи, потянул ее вверх.

— Да осторожнее ты! Порвешь еще! — снова засмеялась неизвестная, потом перехватила край сорочки из рук «неумехи».

Дотянув ткань до лица, женщина замерла и снова засмеялась тихо, будоража и так неспокойное сердце корнета:

— Завязки развязать забыла… Вот же… безголовая! — она снова опустила руки и принялась развязывать шнурки.

Но упасть подолу вниз было не суждено: опомнившись, Плещеев несмело приобнял женщину за талию.

— Да подожди ты… не торопись, дай развяжу. А ты что же… совсем молоденький, что ли? Как опешил… Иль нет? А мне Глашка сказала — красавчик такой… Пойди, говорит, спинку потри! Соблазнила меня…

Ростом она была совсем невысокой, головой — не выше груди Юрия. Но тело было крепкое, и ягодицы — ядреные, за кожу не ухватить! Дождавшись, когда женщина все же стащила с себя рубаху, он, наклонившись, потянулся губами к ее губам.

— Смотри-ка… целоваться лезет! Вот же… охальник! — засмеялась она, и тут же охнула, упершись небольшим мягким животиком в налитый кровью «орган» Плещеева, — Да уж… тут есть что помыть…

Юрий начал целовать ее, но губы женщина стиснула довольно крепко. Тогда он стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи.

— Ох, ты… ласковый какой! А куда руку-то… разве ж можно туда рукой-то…

— А почему же нет? Они у меня чистые. Должен же я проверить — не морок ли ты? А то… вдруг банник шалит? — горячечно шептал всякую ерунду Плещеев.

— Скажешь тоже… банник! Ох… Ты все же… полегче! — отреагировала она, когда ему удалось просунуть руку к лобку.

Взрыкнув, корнет подхватил женщину за талию и усадил перед собой на полок. А потом…

«Бл-и-и-и-н! Я уже и забывать начал, как это сладко — входить в женщину!».

— Ах! Потише…, - шепнула ему на ухо неизвестная.

Так было все же неудобно — полок был расположен высоковато. Юрий снова подхватил женщину и положил на полок, белкой взметнувшись следом.

— Ох! Да не торопись же ты… Что же ты такой… торопыга…, - простонала она.

— Давно… давно уж никого… не было! — навис он над нею.

— Бедненький! — засмеялась она, — Как же ты… Ох! Да, вот сейчас уже можно. И посильнее! Ах…

Потом он перекинул ее ноги себе на предплечья.

— Ишь ты… умелый какой! А Глашка говорила — молоденький… Или вас, барчуков, этому с детства учат? — опять принялась подсмеиваться она.

Сцепив зубы, Юрий усилил напор:

«Сейчас тебе не до смеха станет!».

Женщина начала распаляться, постанывала, сильно обнимала его за шею, периодически подтягивая его к себе, чтобы он целовал ее в губы.

— Да, да, да! Еще, миленький… Сладко-то как…

Юрий зарычал, но в последний миг одумался:

— Это… в тебя-то — можно?

— Нет! Не моги даже! — всполошилась партнерша, заерзав телом по полку, но сразу успокоилась, — Да, вот так… на живот. Ох… Молодец какой!

Потом, довольно беспардонно протянув руку вниз, взяла его за… к-х-м-м… и принялась как будто сдаивать. Видно, мысли у них сходились, ибо засмеялась:

— Как корову за цицки тяну…

— Только цицка у меня одна. Ты уж поласковее…

— Вот же срамник, где… Цицка у него!

Рука у нее была крепкая, не дамская изнеженная ручка. Кожа ладони твердая, даже шершавая, что привело к понятному результату — молодое тело корнета среагировало должным образом. Женщина засмеялась:

— Какой ты быстрый! Уже и опять готов!

Но не успела она направить его, куда должно, как Плещеев предложил:

— Давай по-другому…

— По-другому? А как?

Развернув ее к себе спиной, упершись ей в плечи, он заставил ее встать на четвереньки.

— А вот так!

— Ох ты… а думала — неопытный… Несмышленок! Ах…

Через некоторое время она сидела на лавке, заплетая распутавшуюся косу.

— Тебя как зовут, хорошая?

— А тебе на что? — несмотря на сумрак, Плещееву было понятно, что она улыбается.

— Как — на что? Я и на лицо-то тебя не разглядел, и имени не знаю…

— Ну и хорошо! Довольно того, что я тебя видела.

— Когда же ты меня видела? — удивился Юрий.

— Так вы же мимо нашего двора вчера проезжали. Да и когда за столом сидели, я Глашке дымку приносила. У них своя кончилось.

— А я и не увидел…

— Так я же мышкой проскользнула!

Женщина потянулась всем телом…

— Так! Стоп! Это куда ты собралась? — всполошился он.

— Как куда? Нельзя мне надолго. Да и тебя хватятся! — попыталась отстраниться от буйного корнета она.

— Нет, нет, нет… Так дело не пойдет! Иди-ка сюда…

И еще через некоторое время…

— Ну все-все… Пусти меня. Правда — бежать мне надо!

— Эх… с тобой бы ночку ночевать, — с досадой протянул Плещеев.

Женщина погладила его по щеке:

— Да-а-а… было бы славно. Горячий ты… И — ласковый. Спасибо!

— Тебе спасибо! Свидимся ли еще? — придержал он ее руку, поцеловал ее в ладонь.

— Ишь ты… как телок ткнулся. Ласковый! А увидеться… не знаю. Ты приезжай к нам на улицу, а там — поглядим!

— На какую улицу? — не понял Юрий.

— То так у нас гульбища называются. По субботам. На берегу речки овин старый стоит, вот там молодежь-то и сбирается. Весело у нас! Гармонь, гитару еще Никитка притаскивает. Пляшем, поем…

— Так я же не за плясками к тебе хочу…

— Ишь какой… балованный. Ты приезжай, может, что и выйдет…

— Так как звать-то тебя? — растерялся корнет, — Глупо же… На лицо и не узнаю, как зовут — не говоришь.

— А это и ничего! Может, это и к лучшему… Ну все… Приезжай, хороший… Я ждать буду!

«А целоваться она не умеет! Про остальное… как-то и не додумался проверять. Так-то, Евгений! Ни тебе изысков минета, ни… поз разнообразных. По-простому все, по-народному!».

— Ты, ваш-бродь, как запропал! — встретил его с улыбкой сидевший на веранде Ефим, — Я уж думал — а ну как угорел наш гусар? Мож пора выручать идти?

— Шутник! — покачал головой Плещеев, — Пиво еще есть?

— Мож чего покрепче? — усмехнулся казак.

— Не… не надо. Завтра со свежей головой надо быть. Домой ехать пора. Хоть и хорошо тут у вас, но гостить надо недолго.

— Это почему же? — удивился Ефим.

— Чтобы хозяевам не надоесть! Ага… пиво есть. А закусить чем — осталось? — аппетит у корнета что-то разыгрался.

Перейдя на шепот, Юрий спросил:

— Ефим! А кто это была?

— Где, ваш-бродь? — начал придуриваться казак, — Может, вам поблазнилось?

— Брось! Мне и правда… хочется знать.

— То Анисья… — тоже перешел на шепот Ефим, — Они с Глашкой в девках приятельствовали. Через три двора от нас живет…

— А она…

— Вдова. Мужа ее два года как схоронили.

— Веселая вдова… — задумчиво протянул корнет, — А ведь хороша! Хороша кашка, да мала чашка!

— То так… Анисья и в девках веселой была. Да и сейчас не грустит! — усмехнулся казак, поправив наброшенный на плечи от вечерней прохлады кожух.

— А как же… А ну как узнают?

— Да как узнают-то? ЕеГлашка ахфицияльно пригласила почаевничать! — покачал головой Ефим.

— Так это вы, значит, сговорились, да? — засмеялся Юрий.

— А тебе плохо, скажи? — ответил ему смехом хитрован.

— Нет… Не плохо! — вздохнул корнет, — А как еееще можно увидеть? Она говорила, что улицы у вас бывают?

— По субботам! — кивнул казак, — Приезжай, ваш-бродь… Только… С Анисьей — не стоит.

— Почему? — удивился Плещеев.

— Ну-у-у… она там перед многими хвостом крутит, авансы раздает. Могут и побить, ваш-бродь…

— Это мы еще посмотрим, кто кого побьет! — фыркнул гусар.

— А что, Юрий Александрович, никак вы и на кулачках могете? — усмехнулся собеседник.

— А вот там и поглядим — кто чего может!

— И все же… не стоит она того. Да там и других баб хватает. Я ж вам говорил — вдов у нас много. Те, что помоложе, тоже на улицу приходят, у нас это не грех.