Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 9

С наступлением вечера трое мужчин стали все чаще посматривать на дверь и обмениваться неясными взглядами. Они кого-то ждали, поняла Яромира. Ждали и тревожились. Она наблюдала, как они барабанили по столу руками; следила, как нарезали круги по крошечной землянке, согнувшись в три погибели. Даже дыхание у них стало иным. Громким, шумным, нетерпеливым.

Солнце давно пропало из оконца, и в землянке запалили лучины, а тот, кто должен был прийти, все не шел и не шел.

Яромира пожалела, что так много болтала прежде. Нынче ей бы пригодилось отсутствие кляпа. Может, получилось бы у нее с мужиками сторговаться? Раз им за княжну никто не заплатит, так почему бы не отпустить ее?.. А уж она не поскупилась бы на благодарность… Но все это оставалось только у нее в голове.

В настоящем же мужики крепко сердились. Пуще всех злился Щука. Он то и дело подскакивал с лавки и принимался измерять шагами землянку, мельтеша перед глазами других. От его резких движений Яромира невольно вздрагивала и ежилась. Она храбрилась, чтобы не отчаиваться, но все же она была одинокой, бессильной и безоружной девкой в тесном окружении троих здоровенных мужиков. Еще и руки были связаны, и рот заткнут. Они могли совершить с ней все, что угодно, и никто бы ей не помог.

От этой мысли внутри разливался могильный холод, и Яромира буквально цепенела от страха, и слышала лишь отчаянный стук своего сердца.

— Сядь, Щука! Не мельтеши! — прикрикнул тот, кого княжна считала главарем.

Щука же не послушался.

— Где он⁈ — взвизгнул он тонким, противным голосом и указал грязной пятерней на дверь. — Где он, Рысь⁈ Скока еще потребно ждать нам⁈ Пока эту, — злой взгляд на Яромиру, — батька не сыщет.

Главарь по прозвищу Рысь сердито крякнул, уперся ладонями в бедра и покачал головой.

— Закрой свой рот поганый! Велено тебе сидеть да молчать — сиди и молчи!

Наблюдая за их перепалкой, Яромира еще сильнее вжалась в стену, жалея, что не может схорониться в ней полностью. Утром, когда она только очнулась, то не успела всерьез испугаться. Но нынче княжне было по-настоящему страшно. Никогда прежде она так не боялась.

Снаружи послышался приглушенный шум, и Рысь, Щука и третий мужик насторожились. Яромира вскинула голову и впилась жадным взглядом в дверь. Шум все приближался и приближался, но, как княжна ни храбрилась, она не была готова к тому, что случилось, когда со скрипом открылась старая, дряхлая дверь в землянку.

Она не была готова увидеть на пороге его.

* Видак — свидетель

Несколько седмиц назад

Огромное, бескрайнее море раскинулось так далеко, как хватало взора.

Еще будучи безусым мальчишкой, он все хотел вызвать: а что лежит дальше, за линией горизонта? Где конец у огромных, серых волн, таких же мрачных, как небо над страной варягов. За любопытство ему каждый раз попадало от отца: Харальду, которого тогда еще не прозвали Суровым, надлежало стать вождем и думать совсем об иных вещах. Как одолеть врага, как не запятнать свою честь, как построить драккар и наградить за службу хирд*.

Мечтания о дальних странствиях и берегах, по словам отца, следовало оставить больным и хилым. Им, ни на что негодным, самое то было пускать слюни на горизонт да глядеть вперед, глупо хлопая пустыми глазами, мечтать о несбыточном.

Харальд Суровый повзрослел и думать о том, что лежало вдали, за кромкой моря, почти перестал. Но порой, как сейчас, когда стоял он на вершине скалы да любовался раскинувшейся перед ним темной, неистовой гладью с пенными хребтами, детские мысли к нему возвращались. Быть может, однажды родиться среди норманнов муж, который доплывет до самого края. Но это будет не он.

Он узнал шаги человека, который поднимался к нему по крутому склону, и даже не повернулся к нему.

— Харальд, — его племянник Ивар, сын старшей сестры, остановился в нескольких шагах позади, не решившись подойти к конунгу вплотную. — Прибыли посланники от Рёрика*. Ждут тебя.

Мужчина мотнул головой, что могло бы сойти за кивок. Его люди разбивали внизу под скалой лагерь. Он видел, как в соседнюю гавань зашел еще один драккар — со знакомыми парусами и со щитами, вывернутыми белой стороной: символ мира. Он узнал знамена Рёрика, еще когда корабль лишь показался вдалеке.

Харальд заскрипел зубами. Он мыслил, они с ним они все обговорили на тинге*. Но нет. Ютландскому конунгу все было мало.

Развернувшись, он мазнул неприветливым взглядом по Ивару. Тот едва скрывал жадное предвкушение. Уже готов был вот-вот сорваться с места, вздеть на драккар кровавые щиты* и отправиться крушить все, что попадется по пути.

И Новый Град, разрази его Один.

Харальд поправил теплый, подбитый мехом плащ и зашагал вниз со высокой, отвесной скалы. Ивар — молодой, сопливый щенок — последовал за ним едва ли не вприпрыжку. Почему-то мальчишка думал, что Харальд изменит свое решение, которое провозгласил на тинге.

Ведь Рёрик отправил людей, чтобы попросить его во второй раз, а такого прежде никогда не случалось. Но Харальд свое слово уже сказал и отступаться от него не намеревался.

В Новый Град бить русь он не пойдет.

И хирд свой уведет как можно дальше от Гардарики*. Туда, где живут слабые люди и слабые воины.

Когда Харальд спустился на берег, его люди уже успели установить навесы и запалить небольшой костер. Сегодня они поедят горячего. Ему навстречу шагнул кормщик и правая рука: Олаф, ходивший на корабле еще с его отцом. Когда Харальд разругался с отцом и покинул родной берег, немногословный кормщик ушел вместе с ним.

— Прислал брата, — сказал он и сплюнул в сторону. К Рёрику он особой приязни не питал.

Конунг кивнул и, мимолетно коснувшись его плеча, зашагал дальше. Ивар следовал за ним по пятам, настолько восторженный, что у Харальда чесались кулаки задать ему хорошую трепку.

— Будь здрав, конунг Харальд Суровый, — Трувор, младший брат Рёрика, заговорил первым, и это было верно.

Он же пришел к Харальду, а не наоборот. Его сопровождал совсем небольшой отряд: дюжина викингов выстроилась у него за спиной. Прикажи Харальд, и его хирд смял бы их в мгновение ока.

— И ты будь здрав, Трувор, — кое-как вытолкнул из себя конунг.

Налетевший ветер подхватил его незаплетенные волосы цвета молодого меда. Когда викинг спускался с корабля и ступал на берег, он распускал прическу, которую носил на драккаре. Которую носил во время кровопролитных сражений.

За правым плечом Харальда выросла суровая фигура Олафа. Скрестив на груди руки, кормщик смотрел на Трувора, словно на коровью лепешку. Смутьянов он терпеть не мог.

— Мой брат послал меня спросить: стоишь ли ты на том, что сказал на тинге? Отчего не желаешь присоединиться к Рёрику и пойти бить русь? Новый град уже у нас в руках, — и Трувор, потрогав длинные, наполовину седые усы, резким жестом схватил кулаком воздух.

Его люди согласно загудели. Харальд же не повел и бровью. Ветер трепал полы его выцветшего от времени и задубевшего от соли плаща. Меховая опушка лежала на широких, мощных плечах. Шнурок, на котором висел оберег Одина, выглядывал из раскрытого ворота теплой, шерстяной рубахи.

— Нет, — только и сказал он. — В Гардарики я не пойду.

У него за спиной разочарованно и раздраженно зашипел сопляк Ивар, и конунг нахмурился. Сын его сестры заслужил трепку.

— Но почему⁈ — Трувор сжал кулаки и шагнул вперед.

В голове у него не укладывалось, как мог Харальд дважды отвергнуть столь щедрое, милостивое предложение Рёрика. Дважды! Они следовали за ним от самого тинга, убили на это добрых десять дней, напрасно морозя задницы на ветру и холоде, пока сам Рёрик и Синеус правили к берегу Нового Града.

И ради чего⁈

Снова услышать «нет»⁈

— Все знают, что ты водишь дружбу с Ярислейвом*, — с отвращением выплюнул Трувор имя ненавистного руса. — И ты выбираешь его, а не свою кровь⁈