Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 67

Пока ускользнуть.

Харальд запаздывал уже на день. Олаф прождет его и седмицу, и больше, и рано или поздно, но он настигнет часть своего хирда.

Он сжал и разжал кулаки, неслышно выдохнув, вспомнив ту стрелу, вонзившуюся в скамью, на которой он сидел с дроттнинг. Племянник перехитрил его, и Харальду некого было винить, кроме самого себя.

Ивар подговорил зеленых молокососов, которые до той поры лишь несколько раз ходили с конунгом на драккаре, поднять против него оружие. Они связали и оглушили хирдманинов, которые был по-настоящему верны Харальду, и тот страшный шторм сыграл им на руку. Кормщик Вигг, как и многие, не оправился до конца от полученных ран. И никто из них не ожидал нападения и потому не был настороже каждую секунду.

А стоило бы.

Тогда бы у Ивара не вышло связать верных людей конунга, которые могли бы за него вступиться. Не вышло бы уболтать сопливых щенков, ослепленных жаждой наживы. Что он им посулил?..

А коли бы сам Харальд, первый среди всех, был настороже, то та стрела не вошла бы в лавку между ним и девкой, по которой иссохся Ивар.

Задним умом все были хороши. Но уже было поздно пенять на себя.

Он обещал конунгу Ярислейву привести за собой два драккара. Но кого он приведет за собой теперь?.. Измученную девку, не похожую на саму себя? Тень от прежней дроттнинг? Он намеревался выступить против Рёрика, отверг его руку на тинге, убил его молодшего брата, сжег чужой корабль, а сам оказался выброшен на берег, словно тяжелый тюк. Без верного хирда. Без взятого в походах серебра. Без меча!..

Харальд взвился на ноги и свирепо зашагал из стороны в сторону, чувствуя, как глухо стучит сердце. Эта рана никогда не заживет. Воспоминания о собственном позоре будут преследовать его до последнего вздоха, до огня и костра.

— Харальд? — сонно заморгав, Ярлфрид открыла глаза, вглядываясь в темноту.

Она пошевелилась, и пушистая сосновая ветвь сползла по ее плечу, открыв кусок шерстяной, мужицкой рубахи.

Конунг сердито выругался и ступил вперед, чтобы на него упали последние, слабые отсветы костра.

— Не спишь… — она печально улыбнулась и ни о чем не спросила.

Дроттнинг стала очень неразговорчивой, очень тихой после того дня, когда с губ Харальда сорвалось нечаянное признание.

— Что тебя терзает? — она смотрела на него ясным, прямым взором, и конунгу казалось, что ее колдовские глаза проникали прямо в душу.

— Я обещал твоему отцу привести за собой драккары и хирд, — нехотя отозвался он и сел рядом с ней, на сваленные в кучу сосновые ветви. — Но сейчас я не богаче раба.

— Ты все себе вернешь, — с непоколебимой уверенностью сказала Ярлфрид.

— Я не должен вернуть. Я должен получить больше… — он покачал головой, и дроттнинг нахмурилась, не понимая. — Спи, — конунг посмотрел на складки, залегшие у нее на лбу, — спи и не тревожься.

Он должен получить гораздо больше, если хочет забрать себе Ярлфрид.

Гораздо больше, чем Длинный дом, в котором ее не приняли. Куда он привезет ее? Под косые взгляды сестры и старух? К шепоткам рабов?

Он был всем доволен на берегу, проводя месяц за месяцем в море, в бесчисленных походах и набегах. Но теперь все переменилось. Он хотел посвататься к дочери конунга Гардарики, и он должен дать больше, чем то, что имел сейчас.

Или отступиться от нее.

Утром, едва проснувшись, Харальд не поверил своим глазам. Вскочив, привычно потянулся к ножнам на поясе и в тысячный раз сжал кулаком воздух. Его взгляд был прикован к морю, и он прищурился, моргнул несколько раз, провел ладонями по лицу, стряхивая морок.

Но силуэты, которые он увидел, никуда не исчезли.

Два драккара медленно шли вдоль берега, достаточно близко, чтобы он мог разглядеть паруса. В первом он узнал свои знаки. А вот второй был ему совсем не знаком, и Харальд, как ни силился, не мог вспомнить, видел ли он его прежде.

Тихий шорох вырвал его из оцепенения. Круто развернувшись, он встретился взглядом с настороженной Ярлфрид. Она тоже смотрела в сторону моря.

— Ступай в лес, — едва шевеля губами, велел ей Харальд.

Ему казалось, что за ним наблюдала сотня чужих взглядов. Он чувствовал их спиной, чувствовал загривком, на котором дыбом встали короткие волоски.

— Я тебя не… — торопливо, захлебываясь словами, начала возражать Ярлфрид.

Опустившись на землю возле нее на одно колено, Харальд взял ее за запястья и чуть сжал, заставив замолчать.

— Ярлфрид, — позвал настойчиво и строго. — Не смей перечить. Ступай.

Дроттнинг закусила губу, колеблясь, но он знал, что она послушается. Дочь конунга, она хорошо различала, когда можно было спорить и упираться, а когда следовало сделать, как велено.

Опустив ресницы, дроттнинг нашарила свой кинжал и крепко его сжала. Прихватив только его, торопливо поднялась и окинула конунга умоляющим, тоскливым взглядом, но он непреклонно покачал головой, и, вздохнув, Ярлфрид смирилась и торопливо, как могла, зашагала к лесной чаще. Ступать ей было все еще больно, и Харальд видел, как она хромала.

Далеко не убежит, коли придет нужда.

Не придет, мрачно подумал он и оскалился. Не придет, потому что во второй раз он не позволит застать себя врасплох. Не совершит ошибку.

Драккары приближались к берегу, и Харальд, притаившись за валунами, наблюдал за ними из укрытия. Подойти вплотную они не могли, иначе рисковали сесть на мель.

Но как они здесь очутились?

Сперва, подавшись инстинкту, требовавшему оберегать и защищать, он отправил Ярлфрид подальше от берега, потому что почувствовал беду. Но прошло немного времени, и Харальд задался вопросом: откуда взялся драккар с его знаками на парусах? Его привел Ивар?

Который опомнился, разглядел карту и понял, что конунг мог выбраться на берег. Мог выжить.

Но второй драккар — чей он?.. Мелкий морской вождь, столь незначительный, что Харальд даже не помнил его знаков? Откуда бы ему повстречать Ивара посреди бескрайнего моря, вблизи берегов Гардарики?

Или же племянник предал его гораздо, гораздо раньше?

Продал Рёрику и вознамерился убить не только потому, что жадно присох к Ярлфрид, но и повинуясь приказу своего нового господина?..

Харальд негромко зарычал. Будь он один — вышел бы из укрытия и подал бы знак. Кто бы ни был на драккарах, он бы показал себя. Не стал бы прятаться.

Но он был не один. За его спиной стояла Ярлфрид, и никакая ущемлённая гордость не возьмет вверх над его разумом. Он не позволит едкому чувству стыда завладеть им и толкнуть навстречу драккарам.

Но боги в то утро рассудили иначе.

На драккарах, один за другим, стали поворачиваться щиты: белой стороной наружу. Затем, когда ветер чуть стих, и волны перестали шуметь, до Харальда впервые донеслись людские голоса. Кто-то долго, надсадно выкрикивал его имя, и он узнал этого человека.

— Олаф! — во всю мощь глотки взревел уже сам конунг. — Олаф!

Он вышел из-за валуна и заспешил к берегу, размахивая зажатым в ладони кинжалом. Встречный ветер заглушал его голос, и с драккара, верно, Харальд сливался с серыми камнями, но его услышали.

Его все равно услышали.

— Конунг! — рев его людей разнесся над волнами и над берегом.

Не помня себя, Харальд побрел вперед, словно слепой. Сердце безумно колотилось, и ему казалось, оно вот-вот пробьет грудь и ребра. В ту минуту для него не существовало ничего; все было забыто, кроме двух драккаров, от которых он не в силах был отвести взгляд.

Морской конунг без корабля — это как воин без рук.

Харальд чувствовал себя так, словно у него выбили из-под ног почву. А нынче опора вернулась.

Он очнулся, уже оказавшись по пояс в ледяной воде. Он по-прежнему стискивал в поднятой руке кинжал. Один из драккаров, с его знаками на парусе, развернулся и стал медленно править в сторону берега.

И вскоре Харальд разглядел кормщика Олафа.

Тот вел его корабль твердой рукой.

Олаф завел драккар в каменистую бухту: чуть дальше от того места, где Харальд впервые увидел свои корабли. Там кормщик мог близко подойти к берегу и не бояться, что нос застрянет в илистом, вязком дне.