Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 64

Впрочем, найти его было несложно. Звенислава знала, что до глубокого вечера муж засиделся в гриднице с дружиной. Ей рассказал обиженный, насупленный Крутояр, которого прогнал отец, поймав за подслушиванием в тайном лазу. Она только вскинула брови и покачала головой. Сын сильно переменился с тех пор, как из терема пропала Яромира…

— Отец поедет туда, — захлебываясь словами, рассказывал ей разгоряченный Крутояр. — Туда, куда указал вождь викингов. Его отговаривал даже дядька Стемид! Говорят, что это ловушка Рюрика…

Звенислава ничуть не удивилась, когда услышала. Всю последнюю седмицу, как получили они весть от Харальда Сурового, Ярослав ходил сам не свой. Дружина и бояре, каждые на свои лады, талдычили ему, что никому из викингов веры нет. Враги хотели заманить ладожского князя в ловушку, ведь после веча не осталось ни одного человека в княжествах, который не знал бы, что Ярослав собирает рать против Рюрика. И нашлись те, кто решился к нему присоединиться.

Слухами полнилась земля, и болтали самое разное.

— Помысли, князь, как наша княжна могла оказаться у северных дикарей? — раз за разом говорили ему, когда долгими осенними вечерами собиралась в гриднице дружина и бояре.

— Они задумали нас разделить! Ослабить и поубивать по одиночке, — вторили им другие. — Мы должны выступить против Рюрика единой ратью! Упустим время, станут льдом реки, и нас всех перебьют.

Ярослав слушал. Слушал и кивал, но сделать решил по-своему. И нынче объявил в гриднице княжескую волю: в тереме посадником останется десятник Горазд. Сам князь с ма́лой дружиной да верным Стемидом отправится в место, которое указал Харальд Суровый — забрать дочку.

Воеводы Буривой и Будимир вместе с Чеславой поведут войско вглубь ладожских земель и встретятся там с гридью князя Желана Некрасовича. А после — с Ярославом и викингами, которых посулил привести за собой Харальд Суровый.

И единой ратью пойдут они на Рюрика.

— Гладко стелешь да спать будет жестко, князь, — смотря ему прямо в глаза, вскинулся отчаявшийся Стемид, который устал себя сдерживать да глядеть, как Ярослав собственными руками толкал себя к верной погибели.

Вестимо, князь устал. Пуще всего — сдерживать свой гнев устал, потому как всем несогласным рты заткнуть он не мог. А их нынче было слишком много.

Так глубоко погрузился он в невеселые, смурные думы, что потерял счет времени. Опомнился, лишь когда услышал тихие шаги в сенях и узнал по ним Звениславу.

— Полуночничаешь из-за меня, — Ярослав накрыл руку жены на столе ладонью и вздохнул.

Потянул от горла воротник рубахи, который мешал дышать. Богатый княжеский плащ-корзно давно уж валялся на скамье. Он сбросил его в самый разгар громких, бурных перебранок между старшей гридью.

Звенислава с затаенной тревогой наблюдала за мужем. Прямо у нее на глазах еще хлеще заострялись суровые черты; и меж бровями появлялись новые заломы.

— Тяжко мне, Звениславушка…

Она громко всхлипнула и поспешно зажала рот обеими руками. Впервые за долгие, долгие зимы Ярослав ей — ей! — пожалился, и это напугало ее сильнее всего. Сердце разрывалось от тоски и боли за мужа. Она бы сделала, что угодно, чтобы ему стало хоть самую малость легче, но знала, что ничем не может ему подсобить. Он князь, и его ноша тяжела.

Но как же ей хотелось раскрыть руки и обнять его, как она обнимала их детей, спрятать и заслонить собой… Она бы птицей бросилась на его врагов, вцепилась бы в лица когтями и клювом… Порой княгиня завидовала воительнице Чеславе, которая сопровождала князя в походах и могла заслонить собой от чужого меча.

Звенислава сама не заметила, как по щекам потекли крупные, беззвучные слезы. Лишь когда Ярослав протянул руку, чтобы смахнуть их, почувствовала и поспешно растерла ладонями лицо.

— Ну, что же ты… — ласково укорил Ярослав, а через мгновение поднял жену на руки и усадил себе на колени.

Стыд и позор, коли кто увидит, но едва ли нашелся бы смельчак, рискнувший потревожить покой князя в гриднице.

— Теперь и тебя огорчил, — он мрачно усмехнулся, поглаживая Звениславу по спине. Ладони покалывало от непривычного отсутствия волос, что были заплетены в две косы и убраны под просто убрус.

Звенислава тихо, задушено всхлипнула. И она еще намеревалась оборонять мужа и собой заслонять!.. А заместо этого разревелась, словно дитя, и нынче уже Ярослав ее утешал.

— Я слышала, что болтают в тереме… Твои воеводы говорят тебе не ехать туда. Что это ловушка.

— Крутояр рассказал? — еще сильнее помрачнел князь.

— Да нет, что ты! — Звенислава поспешно мотнула головой, не желая выдавать сына. — Он сказал, что ты его из гридницы взашей вытолкал и что допоздна вы засиделись.

Она провела пальцами по шраму на шее мужа, что выглядывал из широкого ворота рубахи, и подавила вздох.

— Он просится со мной, — нехотя пробормотал Ярослав. — Я скажу Горазду, чтобы запер его в клети, когда я уеду. Иначе непременно сбежит.

Звениславка сверкнула острым взглядом, словно мечом по голой коже провела.

— Ты и сам мыслишь, что там ловушка. Иначе не запрещал бы сыну… — прошептала она горько и уронила голову, не в силах больше смотреть на мужа.

Ярослав выругался сквозь плотно сжатые зубы и мягко приподнял ее подбородок, стремясь поймать взгляд.

— Не в том дело, ласточка, — мягко заговорил он, и не всякий узнал бы в нем грозного князя. — Мне спокойнее будет, коли буду знать, что наш сумасбродный сын заперт в тереме.

— Крутояр не сумасбродный, — Звенислава слабо улыбнулась. — Просто весь в отца пошел.

Князь хмыкнул, чувствуя, как ослаб тугой, железный обруч, сковавший грудь. Он прикрыл глаза, наслаждаясь легкими, едва ощутимыми прикосновениями жены. Она оглаживала поверх рубахи его напряженные плечи, скользила пальцами по скулам и вискам, по нахмуренным, сошедшимся на переносице бровям, и постепенно лицо Ярослава смягчилось.

— Обещай, что вернешься ко мне, — выдохнула Звенислава едва слышно. — Обещай, что вернешься ко мне, лю́бый.

— Ты остаешься.

Сперва княжичу помстилось, что он оглох. Крутояр поднял на отца взгляд и уже открыл рот, чтобы переспросить, когда по одному лицу Ярослава уразумел, что ему не послышалось.

Отец отправлялся забирать их лап северных дикарей его сестру, а ему самому велел оставаться в тереме. Словно он дитя малое!

— Это из-за того, что я упал? Когда в лесу на нас налетели варяги? — дернув подбородком и сверкнув дерзким взглядом, спросил княжич.

У Ярослава зачесалась рука. Посмел бы он так перечить своему отцу! Будучи таким же сопливым мальцом, как его сын.

— Это потому, что я тебе так приказал, — выдохнув, процедил он сквозь зубы.

И хоть бы капля дерзости исчезла с лица Крутояра. Куда там. Еще круче насупился и скрестил на груди руки, отбросив в сторону поводья.

Вместе с двумя сыновьями он пришел ранним утром на конюшню. Ярослав привык сам всегда проверять, туго ли затянута подпруга, хорошо ли закреплено седло да плотно ли уложены переметные сумы. Когда подросли сперва Крутояр, а потом и Мстиша, он стал брать с собой мальчишек, потихоньку уча их премудростям.

— Это… нечестно, отец! — воскликнул старший княжич, отшатнувшись в сторону.

Младший покосился на брата и переступил с ноги на ногу. В воздухе запахло грозой.

— Ты сделаешь, как я сказал, потому что я твой князь и отец! — рявкнул Ярослав, сжав кулаки. — Еще слово — я велю тебя связать.

Крутояр громко клацнул зубами, подавившись воздухом. Он вскинулся, едва ли не рыча от отчаяния, обиды и злости, резко развернулся и бросился из конюшни прочь, с разбегу врезавшись плечом в распашную дверь. Та жалобно заскрипела ему вслед. Сокрушенно, совсем по-взрослому покачав головой, маленький Мстислав потянулся за поводьями, оставленными братом.

— Батюшка, не наказывай его, — попросил княжич за брата. — Ярк о мыслит, что тебя тогда подвел…