Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 3

Следом за ним встал с лавки и воевода Будимир, и десятник Горазд, и воительница Чеслава, и многие гридни и кмети, и на какое-то время в гриднице поднялся совсем уж невообразимый шум.

Звенислава встала со скамьи, оправив подол аксамитовой свиты, и направилась на другой край стола, где сидели женщины. Старшую дочь, Любаву, вместе с мужем князем Желаном ждали завтра, но зато приехала двухродная сестрица Рогнеда, с которой не виделись они несколько зим.

С прошедшем временем Рогнеда Некрасовна стала лишь краше, и даже рождение единственного, долгожданного сына не погубило ни ее тонкого стана, ни нежного лица. Не портил ее и вдовий убор: больше зимы назад, в очередной схватке с хазарами был убит ее муж, служивший ее брату, князю Желану, воеводой.

Звенислава опустилась на лавку рядом с двухродной сестрицей, и Рогнеда сказала, не сводя с Яромиры внимательного взгляда.

— Белой лебедушкой выросла. Совсем дитем ее помню, а как расцвела.

Княгиня проследила за ее взглядом и мимолетно нахмурилась: Яромира смахнула что-то со стола и тайком, украдкой принялась рассматривать, спрятав под лавку.

— Когда сватовство-то? — Рогнеда прозорливо усмехнулась.

— По утру. Нынче уже не поспели, — рассеянно отозвалась Звенислава, думая о своем.

— Приставь к ее горнице надежного человека, — вдруг сказала Рогнеда, задумчиво крутя на запястье тяжелое обручье. — Гляжу на нее и себя узнаю.

Ладожская княгиня вздрогнула и посмотрела на сестру со смесью недоверия и испуга. Обе очень хорошо помнили, что случилось с Рогнедой, когда к ней посватался нелюбимый. Что она натворила.

— Хуже не будет, — добавила женщина.

— Приставлю, — отозвалась Звенислава решительно и свела на переносице светлые брови. — Непременно приставлю.

Какое-то время они посидели молча, наблюдая за празднеством со стороны. Столько всего промеж ними случилось, столько было вначале обиды, боли, непонимания… Но кровь все же не водица, и прошедшие зимы сблизили двух сестер, да так, что и не скажешь, коли не ведаешь, что двухродные они, а не родные.

— Стемид с тебя взгляда не сводит, — Звенислава вдруг развеселилась, позабыв на время тревогу о дочке.

Ясноокая красавица-Рогнеда подняла тонкую, темную бровь и лишь улыбнулась. Тогда сотник, а нынче воевода Стемид прикипел к ней сердцем еще двенадцать зим назад, когда вместе с братом, князем Желаном, жила она в тереме на Ладоге. Но невозможно было княжне стать женой простого ратника, и потому уехала Рогнеда вместе с братом в свое далекое, степное княжество, где подыскали ей подходящего жениха.

Она и не противилась.

Однажды гордость уже взяла над нею верх, и много горя это всем принесло.

Князь Ярослав поднялся с лавки, а следом за ним и вся гридница. Он улыбнулся, посмотрев на дочь, и ласково положил ладонь ей на плечо, и та вздрогнула — едва заметно, но все же.

— Ну, гости дорогие, пора мне честь знать. Ешьте, пейте, веселитесь! А завтра поутру жду всех на подворье, будут сватать нашу лебедушку.

Яромира зарделась, а по гриднице разлетелся радостный, оглушающий вопль. Мужчины застучали губками о столы, громко заговорили разом, выкрикивая поздравления.

Ярослав вместе с семьей ушел, следом потянулись и женщины с мужьями, и вскоре за столами остались одни лишь молодые кмети да гридни. Тем-то вольготно было просидеть на лавках до самого утра!

Ночь выдалась жаркой да душной, и князю не спалось. Чтобы не разбудить ненароком сладко спавшую жену, он поднялся с постели на рассвете, надел портки и холщовую рубаху, в которой не отличить его было от простого кметя, да вышел на подворье. Снаружи терема было тихо и спокойно. Лучи восходящего солнца золотили искусную резьбу на крыше высокого сруба, скользили по утоптанной земле, осушали выпавшую росу. Ярослав вдохнул полной грудью и с наслаждением, до сладкого хруста в лопатках, потянулся.

— Ой! — в него сзади влетел старший сын, Крутояр.

Мальчишка удивленно захлопал глазами и запрокинул голову, смотря на отца, которого никак не ожидал повстречать на крыльце в такую рань.

Ярослав тоже подивился.

— Пошто не спишь? — спросил он и нахмурился, когда сын зарделся, что красна девка.

— Я поупражняться хотел, — признался Крутояр. — Дядька Горазд сказал, что нынче ему с нами некогда, а мне неохота день пропускать! — уже увереннее договорил он и бросил на отца быстрый взгляд исподлобья: ну как похвалит⁈

— Вот что, — Ярослав усмехнулся. — Ну, коли десятнику Горазду некогда, ступай с отцом.

Крутояр подпрыгнул на месте, взвизгнув от радости. Нечасто у князя находилось время погонять по двору сыновей! Они успели зайти за терем и взять деревянные мечи — мальчишкам, по малости зим, не давали настоящие, когда внимание князя привлек какой-то шум. Крутояр обернулся вслед за отцом и разом поник: к ним со всех ног мчались два кметя. Что-то случилось, уразумел он и покосился на меч. Нынче не поупражняться ему с отцом.

— Господин! — оба кметя рухнули на колени прямо на землю, подняв вокруг себя пыль, и князь нахмурился еще шибче. — Господин, княжна Яромира пропала!

— Я задушу его, своими руками задушу! — воевода Будимир, опустившись перед князем на одно колено, отчаянно сжал тяжелые кулаки.

Рык рвался из его горла. Отчаянный рык отца, чей сын совершил нечто такое, что вовек не забудется. Вечеслав не просто ослушался строгого батьку, не просто сделал поперек. Он предал отца, предал род. Предал князя, которому клялся в верности, когда опоясали его мечом да приняли в кмети.

Он пропал из терема вместе с княжной Яромирой, и несложно было присовокупить одно к одному.

Звенислава изо всех сил зажала руками рот, борясь со всхлипами, и пришибленный, испуганный Крутояр, про которого в суете просто позабыли, неловко погладил мать по руке. Ярослав разбудил ее совсем недавно, и спросонья она не уразумела даже, о чем говорил муж. Как могла Яромира пропасть? У нее же нынче утром, вот-вот, скоро уже, сватовство будет…

Уразумев, Звенислава вскочила с постели, взметалась по горнице и толком не успела одеться, и стояла нынче в княжеских покоях на мужской стороне терема в непотребном для княгини виде. Но нынче ей не было до этого дела.

У дверей возле стены тряслись два кметя, принесшие скорбную весть. Они же охраняли горницу Яромиры и упустили княжну, перебрав с хмельным медом. А нынче дрожали, представляя, что за такое сотворит с ними князь.

Воевода Стемид и десятник Горазд, оба хмурые, встрепанные, стояли позади коленопреклонного Будимира, и не отрывали взглядов от дощатого пола. Как ни крути, а кмети — их забота, их печаль. Как и охрана княжеского терема, и ворот. Все, что на подворье происходило, их касалось. За это отвечали они своими головами.

Из ближнего круга князя не доставало лишь Чеславы, но воительницу Ярослав отправил тотчас в погоню. Может, отыщет, коли далеко не ушли. А не отыщет, так вызнает что.

— Украсть княжну кто лихой не мог? — спросил Ярослав, стараясь не глядеть на трех своих ближников.

Делалось ему тошно от одного лишь вида склоненных голов. А что до воеводы Будимира, отца щенка, покусившегося на его дочку!.. Лучше ему и вовсе головы в его сторону не поворачивать, а то совершит непоправимое. Добро, Боги оградили: рано поутру он меч свой в горнице оставил, а после с сыном намеревался на деревянных поупражняться. Палкой-то никого не зарубишь, голову сгоряча не смахнешь…

Ярослав захрустел кулаками. Гнев, что овладел им, он обуять был не в силах.

— Не мог, княже, — Стемид пригладил рыжий вихор. — Одной лошади не досчитались на конюшне. Вячко… Вечеслав ее запрягал. И в горнице у княжны все ладно, беспорядка нету…

— Добро, — с каменным лицом прошелестел князь. — Стало быть, доброй волей дочка ушла.

Слова князя падали в горнице тяжелыми камнями, гулко ударялись о дощатый пол и катились по нему. Тишина оглушала. Хотелось заполнить ее, но что можно было сказать?