Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 22

— Я донесу девку. Довольно, а то правда помрет прямо тут.

— Нет, — конунг остановил его раньше, чем успел подумать. Не глядя, протянул рукоять своего меча, который по-прежнему сжимал. — Присмотри, чтобы эти, — указал на Ивара и двух хирдманинов, — вернулись на драккар. Дроттнинг* понесу я.

Харальд склонился и легко поднял Яромиру с песка. Даже в намокшей, потяжелевшей одежде она для него почти ничего не весила. Он прижал ее к груди и спокойно пошел на драккар, чувствуя, как спину прожигал взгляд Олафа. Вскоре к нему добавился и взгляд Ивара, который не мог поверить, что увидел у дяди на руках девку русов.

Он старался на нее не смотреть, но не мог. Приметил и старые царапины на щеках, и свежие ссадины. Ее мокрые ресницы трепетали, словно она вот-вот откроет глаза, и Харальд ускорил шаг. Он знал, что его лицо напугает ее, если та очнется, и не хотел, чтобы дроттнинг русов боялась. Намокшая рубаха с разорванным воротом съехала на плечо, открывая его взору тонкую шею и ключицы. Он прижимал ее к себе гораздо крепче, чем было нужно.

Совладав с собой, Харальд отвернулся. И чуть ослабил хватку, чтобы тело девчонки не касалось его обнаженной груди.

* Тинг — аналог веча у славян.

* Гардарики — напоминаю, что так викинги называли Русь.

* Норны — 3 богини судьбы в скандинавской мифологии. Имена Норн:

Урд — что значит Прошлое.

Верданди — что значит Настоящее.

Скульд — что значит Будущее.

* Хирд — дружина конунга.

Яромире снился дом.

Она была совсем-совсем еще малышкой, и женщина с добрыми глазами и тихим, ласковым голосом качала ее в люльке. Убаюканная и успокоенная, девчушка засыпала.

Из сладкого забытия ее выдернули голоса. Совсем иные. Грубые, хриплые. Мужские. Еще не открыв глаза, княжна поняла, что младенческая колыбель приснилась ей не просто так. Она и сейчас чувствовала, как ее качало.

Качало по волнам. На чужом корабле. На драккаре викингов.

Она застонала, когда воспоминания одно за другим обрушились на нее мощной лавиной. Как она скиталась по лесу, сбежав от своих похитителей. Как долгое время боялась выйти из тени деревьев, покинуть свое укрытие и ступить поближе к людям. Как ела ягоды и пила студеную воду из ручьев, как мерзла ночами без костра. Как украла в поселении молоко. Как решилась, наконец, показаться на свет, но никто, никто ей не поверил.

Никто не признал в замарашке в грязных, рваных тряпках княжну Яромиру из Ладоги.

А затем она вспомнила, как викинги загнали ее на берег, и она уже простилась с жизнью.

Последним, что Яромира тогда увидела, стала сомкнувшаяся над ее головой водная гладь. Как ее спасли, кто, зачем — ничего из этого в ее памяти не отложилось. Может, и к лучшему.

Несколько минут она набиралась сил и храбрости, чтобы открыть глаза. Сквозь дрожащие веки и ресницы бил свет. Мелькали тени, то и дело перегораживая солнце. Звучала грубая, гортанная речь. Резкая, словно удар меча, и такая же хлесткая. Язык викингов. Она неплохо понимала его на слух, но сама могла сказать лишь пару фраз: как-то в особенно студеную зиму, когда они безвылазно сидели в тереме, отец от скуки взялся их учить.

При мыслях о доме и родных защипало в носу, и Яромира сердито им хлюпнула. И, наконец, открыла глаза.

Первым, что она увидела, была занавесь, на скорую руку сооруженная из плаща с чужого плеча. Спиной Яромира упиралась в высокий борт корабля, лежала она на холщовых мешках, брошенных друг на друга, и занавесь скрывала ее от любопытных взглядов. Лишь с одной стороны княжна могла увидеть кусочек корабля: пустую скамью для гребцов, на которой никто сейчас не сидел.

Позади скамьи виднелось серое, затянутое облаками небо, через которые порой пробивались солнечные лучи. На кораблем кружили и истошно вопили чайки. Волны с шипением разбивались о его гладкие борта и отступали, чтобы вновь вернуться.

Яромира пошевелилась, расправляя плечи, неловко задела занавесь и чуть не обрушила все нехитрое крепление, держащееся лишь на честном слове. Вокруг на мгновение стало тихо, потом прозвучали недовольные, злые голоса нескольких мужчин, смех, заставивший княжну поежиться. Потешались ведь явно над ней. Но шум оборвался, когда воздух разрезало одно короткое, негромкое слово.

Говорил вождь.

Яромира узнала, потому что не единожды слышала, как говорил со своей дружиной ее отец-князь.

Чужая, ровная поступь отозвалась в теле княжны россыпью мурашек на плечах и спине. Она сжала кулаки и вскинула голову, чтобы ничем не выдать свой страх. Она знала, что выглядит жалко. Жалким было и ее положение, но сдаваться Яромира была не намерена.

Мужчина обошел ее хлипкое укрытие и опустился на скамью как раз ровно напротив княжны. Он наклонился вперед и уткнулся локтями в широко расставленные бедра, чтобы Яромира могла его видеть.

Напротив нее сидел тот самый человек, который накануне вечером ступил на берег и помешал толпе ублюдков сотворить с ней то, что они намеревались. Тогда она плохо разглядела его и еще хуже запомнила; теперь же времени хорошенько рассмотреть вождя у нее было в достатке.

Яромира скользнула взглядом по закатанным рукавам рубахи, обнажавшим руки с проступившими жилами; по широкому, не завязанному вороту, из-под которого выглядывали чудные линии, будто вбитые прямо в кожу; по короткой бороде и волосам до плеч цвета липового меда; по плотно сжатым губам; по не раз ломанному, искривленному носу с горбинкой и, наконец, заглянула ему в глаза. Цвета небесной синевы.

И тотчас отвернулась.

Чуть пониже груди у нее противно, тоскливо засосало так же, как в далеком детстве, когда вместе со старшей сестрой они баловались, а потом боялись и ждали, что скажут отец и матушка. Нынче Яромирой завладело то самое ощущение липкого, противного страха, стоило ей встретиться взглядом с человеком, от которого теперь зависела ее судьба.

— Мое имя — Харальд, — закончив рассматривать ее, безо всякого выражения сказал мужчина на родном языке Яромиры. — Как ты оказалась так далеко от дома, дочь Ярислейв-конунга?

— Куда мы плывем? — спросила княжна.

Она сидела на коленях на палубе и смотрела на мужчину снизу вверх, и он возвышался над нею подобно скале, раз за разом напоминая об ее уязвимом, зависимом положении. Но подниматься и покидать свое убежище княжне было всяко страшнее, и потому она лишь вздохнула и разгладила на коленях остатки того, что когда-то являлось поневой. За время ее странствий ткань поистрепалась, узор поблек из-за солнца, грязи, воды и травы. Поистрепались не только нижние юбки. Невольно Яромира поднесла ладонь к шее и сжала ворот рубахи. Он давно уже растянулся…

— Я спросил тебя.

Мужчина — Харальд — чуть нахмурил брови, когда вместо ответа на свой вопрос услышал лишь новый. Яромира досадливо вспыхнула, но очень быстро остыла. Корчить гордую княжну ей было нынче не с руки.

— Я… заблудилась, — вот и все, что она придумала.

Лицо Харальда не поменяло своего выражения. Лишь глаза чуть потемнели.

— Как ты оказалась так далеко от дома, дочь Ярислейв-конунга? — повторил он едва ли не по слогам.

Яромира моргнула и, волнуясь, принялась выдергивать торчащие из подола поневы нити.

Что ей сказать? Правду? Она не ведала, чего ожидать от этого человека. Зачем он ее спас?..

Последние несколько седмиц изменили княжну до неузнаваемости. Раньше она жила в тереме, под крылом у отца-князя, и не знала горя. Она ходила в парче и аксамите, в теплых, пушистых мехах; примеряла жемчужные бусы, и серьги-усерязи на ее очелье переливались в лучах ясного солнышка. Отец любил ее и баловал, как любила и баловала матушка. Ей потакали, ей дозволяли многое…

И как круто все переменилось в один миг.

Видно, мужчине не понравилась ее задумчивость. Он склонился к ней, и Яромира невольно отпрянула назад, ударившись лопатками о борт корабля, но Харальд не остановился, хотя и заметил, как дернулась от него прочь княжна. Он поймал ее за локоть и потянул на себя, приблизив лицо вплотную.