Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория - Страница 11

Воительница свои мысли при себе держала, но не могла не думать, что словно сама Макошь отвела Яромиру от гнилого жениха. Жаль, что таким лютым способом…

Они вернулись в терем уже глухим вечером, когда давно стемнело, и на небе показалась луна. Среди пламени факелов и кметей, что стояли стражей на стене и подле ворот, ярко выделялось лишь одно светлое пятно: князь Ярослав дожидался их возвращения, забравшись на частокол. Он ушел, когда разглядел в фигуре, распластавшейся на коне, княжича Воидрага.

Чеслава вздохнула и отвела хмурый взгляд. Теперь вся надежда была на десятника Горазда, который по приказу князя отправился с отрядом по всем близлежащим деревням да поселениям.

— Доволен, щенок? — Стемид обернулся на Вечеслава.

Тот плелся позади них с Чеславой: пока искали княжича, воительница подсобила ему умыться да перевязала, наконец, рану на боку, но выглядел кметь скверно. А как стало ясно, что с княжной взаправду беда приключилась, то с его лица последняя краска сошла. Остались токмо синяки да ссадины.

— Оставь его, — Чеслава посмотрела на Стемида.

Хоть и воевода он, а не побоялась ему указать.

Мужчина скривился и дернул себя за рыжий чуб. Весь его вид говорил: баба, что с нее взять! Воительница не повела и бровью. И без него будет, кому мальчишку заклевать. Неизвестно, что князь решит. Это нынче он надеялся, что дочка вскоре сыщется… А коли нет?..

— Кого ты защищаешь? — Стемид с осуждением покачал головой. — Али забыла, что он натворил?

— А тебе легче станет, коли он на собственный нож упадет? — неласково огрызнулась воительница. — Что сделано, уже не воротишь. Об остальном не нам судить… Ему перед князем ответ держать. Да и перед самим собой.

Стемид после ее слов малость поостыл да горячиться перестал, но себе за спину косился все с тем же недовольством.

Он весь день так косился, хотя Вячко вел себя тише воды, ниже травы. Чуть ли не ползком по всему пригорку прошелся — тому, где в последний раз видел княжну. Каждую ямку, каждый выступ осмотрел, словно верил, что Яромира под землю провалилась, и вот-вот ему прямо в руки обратно свалится. Даже нашел что-то: кусок старой фибулы, застежки для плаща. Стемид сперва выбросить порывался. Желчно кривил губы да говорил, что, верно, в предыдущие разы сам Вячко и обронил.

Чеслава этот кусок себе забрала. Лучше князю отдать, и тот пусть рассудит. А у нее на душе спокойно будет. Мало ли что.

Ярослав встречал их у ворот. Брезгливым, презрительным взглядом окинул княжича, которого подоспевшие ратники из его дружины в три пары рук сняли с коня. На своих ногах Воидраг по-прежнему стоять не мог.

— Отыскалась пропажа, — скривился князь. — Напрасно, стало быть, воевода Видогост сам на поиски отправился.

— Пошто он сам сунулся? — переспросил Стемид.

— Нет у него к нам веры, — Ярослав желчно усмехнулся. — Обещался поутру уехать, коли княжич найдется.

— Стало быть, не будет союза… — начала было Чеслава и сама себя оборвала поспешно: нашла время, когда о таких вещах говорить!

— Стало быть, не будет, — жестко сказал князь.

Воительница за его спиной переглянулась со Стемидом. Вся гридь ведала, как Ярослав Мстиславич искал этого союза. Как важен он был для Ладоги.

— Княже, — Чеслава шагнула вперед, достав из мошны найденный Вечеславом обломок фибулы. Она протянула его на ладони Ярославу. — Вот, отыскали на пригорке том. А больше ничего…

— Хм, — князь взял вещицу и повертел в руках. — Чудно. Фибула-то золотая.

— Это Вячко нашел, — быстро сказала Чеслава и тот же пожалела о своих словах.

Мужчина потемнел лицом и смял осколок в кулаке. А затем бросил его на землю, словно тот жег ему руку.

— Собери поутру моих воев в гриднице, — Ярослав повернулся к Стемиду и заговорил совсем о другом. — Рассудим, что делать станем.

Дождавшись быстрого кивка, он развернулся и зашагал в сторону терема. Мимо дернувшегося к нему Вячко прошел, как мимо отхожего места, подобрав полы плаща, чтобы ненароком не коснуться. Кметь так и застыл, глядя прямо перед собой пустыми, полубезумными глазами. Когда Ярослав скрылся в тереме, от крыльца отделилась тень стоявшего там воина, и к сыну подошел воевода Будимир.

Чеслава поспешила уйти, чтобы не стать невольным видаком того, что для чужих ушей не предназначено, но не успела. Потому что воевода, так и не взглянув на Вячко, сказал.

— Ты мне больше не сын, — потом подошел и содрал с него, несопротивляющегося, воинский пояс.

Долго возился неверными, непослушными пальцами с застежкой, а Чеслава, словно к земле приросла. Ноги налились свинцом, она и хотела бы отвернуться, скрыться, чтобы не видеть эту невозможную, невообразимую кару, но не могла.

Наконец, воевода Будимир сладил с застежкой и, зарычав, напряг силы, чтобы отодрать Перунов оберег. Он сам приладил его к поясу сына, когда тот выдержал Посвящение и из мальчишки превратился в мужчину. Долго не поддавался тонкий шнурок, хотя, казалось, что в нем рвать?.. Но вот жалобно затрещала нить, и знак Перуна оказался в одной руке Будимира, а пояс — в другой. Оберег спрятал себе под рубаху, а пояс швырнул под ноги сыну. Вячко дёрнулся, но смолчал. Воевода, пошатнувшись, развернулся и зашагал прочь. Шел он так, что казалось, к каждой ноге его был привязан неподъемный груз.

Долго стояла тишина. Чеслава отчего-то страшилась пошевелиться. Краем глаза заметила она точно также замершего в стороне Стемида. Вот и воевода тоже стал невольным видаком суровой расправы. Наконец, Вечеслав отмер. Склонился и слепыми руками нашарил в пыли пояс. Бережно отряхнул его и, склонив голову, попытался застегнуть. Руки у него дрожали, не слушались.

Первым не сдюжил Стемид. В несколько шагов подошел к нему и взял — не выхватил — из рук воинский пояс, одним быстрым движением сладил с застежкой, пока кметь, не поднимая головы, разглядывал пыль у себя под сапогами.

— Есть, куда пойти? — спросил хмуро.

Вячко уразумел не сразу. Повел неуверенно плечами и махнул рукой.

— Под крыльцом посплю, — сказал он сорванным голосом.

Он не шутил и не пытался никого разжалобить. Просто разом сделалось ему все равно, где спать, что есть, куда идти. Может, случись все на берегу реки, он бы шагнул прямо в бурный поток, и все на этом.

— Под крыльцом токмо псы спят, а ты княжий кметь, — спокойно отозвался Стемид. Поймав взгляд Чеславы, вдруг подмигнул ей и улыбнулся, хотя было ему невесело. — Вот воительница наша княжей милостью одарена была избой! Пустишь к себе на ночлег мальца?

Невольно и губы Чеславы расползлись в слабую улыбку. Вот как бывает. Еще днем Вячко был для него щенком, что княжну погубил, а нынче уже малец. За ночлег его радеет…

— Вестимо, пущу, — она кивнула.

Вечеслав же стоял, словно глухой. Словно не о нем велась речь. Но когда Чеслава, чуть обождав, развернулась и зашагала к воротам, он последовал за ней неслышной тенью. Изба, которой ее ударил князь, стояла на окраине городище, одной стеной смотрела в сторону леса, и воительница прикипела к ней, едва впервые переступила порог. Раньше она, как и всякий кметь, у которого не было семьи, ночевала в клети, а вещи хранила под лавкой. Теперь же у нее был свой дом. Она проросла корнями так крепко, что не выкорчевать теперь и заступом.

Она и не собиралась.

Как всегда, изба дохнула на нее теплом и уютом. Шибко умелой хозяйкой Чеслава так и не стала, но кое-что стряпать, знамо дело, могла. Княгиня Звенислава с самого же первого дня присылала к ней чернавок из терема, и те приносили свежее молоко, сливки, сыры, караваи. Воительнице грозило растолстеть и превратиться в одного из тех дородных бояр, над которыми смеялась гридь, ведь в тереме их всех щедро кормили.

Неловко потоптавшись на пороге, Вячко поклонился сперва домовому и шагнул внутрь. Двигался он, словно деревянный, и лицо у него было каменное, совсем неживое. Покосившись на него, Чеслава указала рукой на лавку, что стояла в самом дальнем углу вдоль стены, напротив остывшей за долгой день печи.