Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 32

— Спасибо, — вздохнул Сандро.

— Как дела в Ла Сапиенце?

— Чудесно. И сложно. Узнаю каждый день что-то новое.

— Ну а что касается любви — мы зашли в тупик. — Марко покачал головой. — Элизабетта так и не выбрала.

Сандро жевал печенье.

— Нельзя на нее давить. У нее много дел, она столько тащит на своих плечах.

— Верно. Мне ее так жаль.

— И мне. — Сандро, доедая печенье, огляделся. — Все время о ней думаю.

— Ну так и я, — закатил глаза Марко. — Просто так это не пройдет. А иногда этого хочется.

— И мне. Даже на работе толком сосредоточиться не выходит.

— Понимаю. Когда я по вечерам еду мимо ресторана, заглядываю в окна, ищу ее взглядом. Это так жалко.

— Ты до сих пор ни с кем не встречаешься? — улыбнулся Сандро. — Другие девушки тебя не привлекают?

— Ни одна. — Марко улыбнулся ему в ответ. — Живу как святоша. Второй отец Террицци.

— Только взгляни на нас — изнываем от любви. Сохнем по одной девчонке, — рассмеялся Сандро.

— Mah! — воскликнул расстроенный Марко.

— Пойду-ка я лучше. — Сандро поднялся, перекинул рюкзак через плечо. — Рад был повидаться.

— И я. — Марко встал и обнял друга на прощание. Их соперничество за девушку уже не казалось ему забавным, Марко впервые понял: кого бы из них ни выбрала Элизабетта, он проиграет. Ведь и Сандро он тоже любил.

— Просыпайся, папа! — Элизабетта поставила отцовский кофе рядом с диваном и поцеловала отца в щеку.

Ему явно необходимо было помыться, но отец, несмотря на ее уговоры, уже несколько дней не менял одежду. Людовико страшно исхудал, его небритое лицо пожелтело: недавно ему поставили диагноз cirrosi epatica — цирроз печени. Доктор велел Людовико бросить пить, и с того дня Элизабетта отказывалась приносить ему вино. Увы, это не помогло: он просто стал уходить и напиваться не дома.

Элизабетта потрепала его по руке.

— Папа, я принесла кофе.

— А? — Он заворочался, веки затрепетали и приоткрылись. Взгляд, налитый кровью, остановился на лице дочери, но он будто не видел ее. — Она была прекрасна… какая она… глаза… такие синие…

— Просыпайся, папа. — Элизабетта подумала, что отцу, должно быть, пригрезился сон наяву или это были галлюцинации.

— Она была так невинна и все же… мудра… Изящна и прекрасна. Он любил женщин, самых красивых женщин…

— О чем ты говоришь? — Теперь Элизабетта заволновалась всерьез. Отец смотрел на нее, но не видел. Он никогда так себя не вел, даже когда просыпался пьяным.

— Посмотри на нее, синие глаза… Искушенные и невинные. Синий — это цвет истины…

— Вставай, папа! — Элизабетта легонько потрясла отца.

— Только Рафаэль мог написать это… и «Мадонна на лугу»… его шедевр… sfumato[83], великолепный образец…

Элизабетта догадалась, что он говорит о художнике Рафаэле Санти и о сфумато — технике размывания теней на картине. Это была одна из любимых тем отца, но она не понимала, почему он заговорил об этом именно сейчас. Ее охватила тревога — что-то было не так, но не успела Элизабетта это обдумать, как глаза отца закатились, а голова упала набок.

— Папа! — Перепугавшись, Элизабетта принялась его трясти. — Проснись! Проснись!

— Все хорошо, — пробормотал он, веки его снова затрепетали.

— Может, сходить за доктором Пасторе?

— Нет-нет, — слабо отмахнулся отец, но до конца в себя не пришел. Прежде он не выглядел таким больным, бледная кожа из желтоватой превратилась в серую, и Элизабетта решилась.

— Я иду за доктором, папа, скоро вернусь. — Она вскочила на ноги и бросилась к выходу. Рисковать ей не хотелось, а кабинет врача находился всего в нескольких кварталах.

Элизабетта выскочила за дверь квартиры и с колотящимся в горле сердцем помчалась по улице так быстро, как только могла. Мужчины уступали ей путь, женщины торопились убраться с дороги, а дети цеплялись за юбки матерей.

Элизабетта понимала, что выглядит как безумная, но ей было плевать. Она все бежала и бежала, рвано дыша. Кабинет врача находился в небольшом кирпичном доме с розовыми геранями в ящиках на подоконниках. Она едва не угодила под мчавшийся навстречу велосипед, но умудрилась отскочить в сторону и снова поспешила к дому доктора.

Элизабетта распахнула дверь. Двое пациентов, которые ожидали в приемной, читая газеты, удивленно на нее посмотрели.

Медсестра за конторкой нахмурилась:

— Что вам…

Элизабетта подскочила к ней.

— Где доктор Пасторе? Моему отцу нужна помощь…

— Простите, у него пациент.

— Я не могу ждать! — Элизабетта промчалась мимо нее в конец коридора, где располагался смотровой кабинет, распахнула дверь и увидела невысокого лысого доктора Пасторе в очках — он осматривал пожилого господина, который в одежде сидел на кушетке.

— Элизабетта? — в замешательстве воскликнул доктор.

— Доктор Пасторе, вы должны немедленно пойти к нам!

— Как вы думаете, чем я здесь занимаюсь?!

— Отец проснулся и ничего не соображает! Пойдемте скорее!

— Нет, немедленно выйди отсюда, — отмахнулся от нее доктор Пасторе. — Разве не видишь, что у меня пациент? Тебе сюда нельзя.

— Но отец правда в беде, поверьте! Пожалуйста, он не может ждать! — Элизабетта схватила эскулапа за руку, однако он вывернулся, а пациент на кушетке отодвинулся как можно дальше.

— Еще как может. Успокойся. Его болезнь прогрессирует медленно. Время от времени у него будут случаться приступы, поскольку в результате цирроза в его организме накапливается аммиак, который и изменяет психическое состояние. В этом нет ничего страшного. А теперь, будь добра, уйди.

— Но вы должны пойти со мной! Это срочно!

— Ничего срочного нет!

— Есть!

— Иди домой, и во время обеда я к вам загляну. Ты же видишь — больные ждут.

— Нет, идемте сейчас! — Элизабетта прямо-таки почувствовала, как позади нее возникла ассистентка доктора.

Пасторе тяжело вздохнул:

— Хорошо, дай только закончить с пациентом. Больше я для вас ничего сделать не могу. А теперь убирайся, или я тебя сам вышвырну!

— Спасибо, только придите поскорее. — Элизабетта пронеслась мимо смерившей ее неодобрительным взглядом медсестры, выбежала из кабинета и покинула дом доктора. Она выскочила на мощеную улицу, повернула направо и побежала домой так быстро, как только могла.

В подъезд Элизабетта просто влетела.

— Папа! — Она промчалась через кухню в гостиную. Отец лежал на диване на боку. — Папа, доктор скоро придет. Пусть он тебя осмотрит.

— Со мной все хорошо, Элизабетта. — Отец открыл глаза, и, к ее удивлению, они были полны слез.

— Папа, больно?

— Нет-нет.

— Тогда в чем дело? Почему ты плачешь?

— Моя дорогая девочка, моя малышка, я так тебя люблю.

— И я тебя люблю.

Его взгляд был устремлен на нее, хотя кожа по-прежнему была бледно-серой. Элизабетта указала ему на остывающий кофейник.

— Хочешь кофе? Или что-то съесть?

— Нет. Мне… как-то нехорошо. — Отец закрыл глаза, и Элизабетта обняла его, прижимая к себе, словно пытаясь удержать рядом; ее терзал невысказанный страх самого худшего.

— Доктор скоро будет. Ты поправишься.

— Элизабетта, я был ужасным отцом, мне так жаль. Ты ведь это знаешь, правда?

От чувств у Элизабетты перехватило дыхание.

— Не говори так. Ты чудесный отец.

— Неправда. Я хочу, чтобы ты меня простила. Скажи, что ты меня прощаешь.

— О чем ты? — переспросила ошарашенная Элизабетта. — Зачем ты хочешь это услышать?

— Мне нужно. Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, дорогая. Мне так плохо, я хочу уйти, мне надо уйти, так скажи, что ты меня прощаешь. Прощаешь?

На глаза у Элизабетты навернулись слезы — она не могла признаться даже себе, что отец просит у нее позволения покинуть эту землю.