Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 3

— Да! Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь. Он один из величайших математиков нашего времени. Он изобрел тензорное исчисление, которое Эйнштейн использовал в своей теории относительности. На самом деле профессор Леви-Чивита только что вернулся из Америки, где встречался с Эйнштейном.

— Потрясающе. А как вообще это случилось? Как ты поступил?

— Меня рекомендовала professoressa[7] Лонги, и я ждал ответа. Просто зашел в больницу, чтобы рассказать маме.

— Она наверняка так тобой гордится!

Элизабетта восхищалась матерью Сандро, та была одной из немногих известных ей женщин-врачей — акушеркой в госпитале Фатебенефрателли.

— Конечно, а еще она была удивлена — ведь я не сказал ей, что мою кандидатуру рассматривают.

— Я тоже! Почему ты нам не рассказал? — Элизабетта имела в виду себя и Марко.

— Не хотел говорить на случай, если провалюсь.

— О Сандро… — Элизабетту накрыл прилив нежности. — Ты никогда не провалишься, Леви-Чивите с тобой повезло. Когда-нибудь ты станешь знаменитым математиком.

— А ты знаменитой журналисткой, — ухмыльнулся Сандро.

— Ха! — Кем станет Марко, Элизабетта не знала, но отмахнулась от этой мысли.

— Как ты читаешь на солнце? — Сандро, прищурившись, уставился на ее газету. — Глаза слепит.

— Ага, знаю.

— Дай-ка мне. — Сандро вытянул газету у нее из рук и поднялся.

— Нет, верни! — Элизабетта вскочила и попыталась отобрать, но Сандро отвернулся и стал делать что-то с газетой.

— Там одни некрологи.

— Я люблю некрологи! — Элизабетта всегда их просматривала, считая, что каждый из них был любопытным жизнеописанием — за исключением концовки.

— Ecco[8]. — Сандро протянул подруге сложенную из газеты шляпу, а потом нахлобучил ей на голову. — Побереги глаза от солнца.

— Grazie. — Элизабетта радостно улыбнулась, а Сандро вдруг ее поцеловал. И она внезапно поняла, что целует его в ответ, ощущая на губах теплый томатный соус. Наконец он отодвинулся, улыбнулся, глядя на нее сверху вниз с незнакомым блеском в глазах, который ее смутил. А ведь она только что решила, что первый раз поцелуется с Марко.

— Зачем ты это сделал, Сандро? — Элизабетта осмотрелась, гадая, не видел ли кто. Но одноклассники склонились над домашним заданием, а Марко с Анджелой, которая по-прежнему сидела у него на руле, хоть и приближался, но все еще был слишком далеко.

— А разве не ясно зачем? — усмехнулся в ответ Сандро.

— Но раньше ты никогда меня не целовал!

— Раньше я никого не целовал.

Это тронуло Элизабетту.

— Так почему я? Почему сейчас?

— Да кто такие вопросы задает? Только ты! — рассмеялся Сандро.

— Но я думала, мы просто друзья…

— Правда? Я… — Сандро начал было что-то говорить, но его оборвал Марко, заорав им издалека:

— Ciao, Сандро!

— Ciao, Марко! — крикнул тот в ответ и помахал другу.

Элизабетта моргнула, и все, что возникло между ней и Сандро, вдруг мгновенно исчезло — она даже не поняла, было ли что-то на самом деле.

После реки Марко покатил домой по набережной Пьерлеони — широкому бульвару, что тянулся вдоль восточного берега Тибра. Солнце скрылось за деревьями, бросая последние лучи на город, в котором к концу рабочего дня все еще бурлила жизнь. Сигналили авто, ругались водители, туманили воздух выхлопы. На тротуарах кишел народ, дельцы торопились, пытаясь успеть на трамвай.

Марко поднажал на педали, все его мысли занимала Элизабетта. Он был в нее влюблен, а она держалась с ним будто с другом, как обычно. Марко посадил Анджелу на свой велосипед, а Элизабетта и бровью не повела. Марко оказался в тупике, девочки никогда так с ним не обращались. Выбор у него был, но он хотел заполучить Элизабетту. Она красивая, что само по себе уже достаточная причина, но Марко нравился ее пыл, ее сила, огонь, который в ней горел. Она имела мнение насчет всего на свете и была очень умна, и вела себя с Марко так, словно тот был ей равен по интеллекту. Марко готов был на все, чтобы ее завоевать, он оказался у любви в плену.

Он вспомнил, что видел сегодня с ней у реки Сандро, они стояли необычно близко друг к другу, словно обсуждали что-то важное или обменивались секретами. Марко грызла тревога, он даже ощутил легкий укол зависти, подумав о связи между Сандро и Элизабеттой, ведь они всегда могли поболтать о книгах и всяком таком. Но Марко знал, что ребята всего лишь друзья, к тому же у Сандро не было опыта в обращении с девочками.

Марко свернул на Понте-Фабричио, и шины велосипеда зашуршали по старому известняку. Этот пешеходный мост, выложенный из камня, был старейшим мостом Рима, а поскольку он соединялся с островом Тиберина, это, по сути, и была улица, на которой он жил. Марко увернулся от торговцев и плавно обогнул кота, бросившегося ему под колеса. Въехав на пологую вершину моста, Марко увидел, что у дверей семейного бара «Джиро-Спорт» не стоит, как обычно, Беппе — его отец. Это означало, что Марко опоздал к ужину.

Он промчался к подножию моста, миновал бар и свернул к боковому входу на площадь базилики Сан-Бартоломео-аль-Изола. Он спрыгнул с велосипеда, задвинул его на стойку и вошел в переполненный бар.

Поднявшись по лестнице, Марко сбросил рюкзак и отправился на кухню, настолько маленькую, что она заполнялась паром всего от одной кастрюли с кипящей водой. На стене висели фото в рамках, где был запечатлен его отец на «Джиро д’Италия»[9], и календарь с изображением великого итальянского велогонщика Леарко Гуэрры[10]. На маленькой полочке стоял снимок папы Пия XI, распятие из сушеного пальмового листа и гипсовая статуэтка Богородицы. Мать Марко поклонялась Христу, а отец — велоспорту.

— Ciao, все! — Марко поцеловал старших братьев, Эмедио и Альдо, потом отца; семья уже сидела за столом.

— Марко! — просиял Эмедио, который был копией отца в молодости. Оба были лобастыми, с вьющимися темно-каштановыми волосами, густыми бровями и широко посаженными, темными как угли глазами, крупными носами и губами. Отец Марко, профессиональный велогонщик, был по-прежнему мускулист, кожу его покрывал вечный загар, а верхнюю губу иссекали шрамы, оставшиеся после нападения волка в горном районе Абруццо, где Беппе вырос.

Рассказывали, что отец Марко, которому тогда было всего десять лет, присматривал за овцами, на них напал волк, но мальчик сумел повалить зверя на землю, а потом прогнать. Никто из тех, кто знал Беппе Террицци, не сомневался в правдивости этой истории.

— Ehi, fratello[11]. — Альдо улыбнулся не разжимая губ: он стеснялся кривоватых передних зубов. Он пошел в родню матери, Кастеликки, у него был более спокойный характер, близко посаженные глаза и отличительная ямочка на подбородке. Альдо был самым низкорослым из сыновей Беппе Террицци, но тоже любил велоспорт, вот и сейчас он сидел за столом в пропотевшем джерси и велосипедных шортах. Если мать семейства и хотела, чтобы сыновья переодевались к ужину, она всегда помалкивала. Все знали, кто заправляет домом, и это была не она.

— Выглядит аппетитно, мама. Браво! — Марко поцеловал мать, которая как раз поливала первое блюдо, spaghetti, соусом pomodoro[12], — в нем виднелись белые кусочки крабового мяса. Из красной мякоти соуса выглядывали ярко-оранжевые клешни с зазубринами, а от неповторимого запаха рыбы с томатом текли слюни.

— Ciao. — Мать улыбнулась ему, небольшие светло-карие глаза потеплели. Из раковины поднимался пар, отчего темные пряди ее волос, выбившиеся из длинной косы, завивались; у нее был крупный нос, широкая улыбка и открытое лицо деревенской простушки. Родители Марко были contadini — из крестьян — и выросли в домах, где вместе с прочими обитателями жили козы и куры. Они поженились и переехали в Рим, Беппе стал знаменитым велосипедистом и открыл бар «Джиро-Спорт». Туда часто заглядывали персонал больницы, местные жители и велоболельщики, которых называли tifosi, — потому что они были такими же чокнутыми, как больные тифом[13].