Каторжник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 26

Снова потянулись унылые дни пути.

Во время переправы через широкую, холодную Обь на старом, скрипучем пароме, случился очередной цирковой номер. Один из конвойных казаков, молодой и, видимо, не обремененный интеллектом, плохо привязал свою лошадь. Та, испугавшись волн и скрипа парома или просто решив сменить обстановку, взбрыкнула и сиганула прямо в ледяную воду. Под дружный гогот арестантов, даже конвоиры ржали, казачок-герой, недолго думая, прыгнул следом. Барахтался он в воде минут пять, пока его, мокрого, злого и униженного, не вытащили на паром. Премия Дарвина почти нашла своего лауреата. Лошадь же, проявив больше сообразительности, благополучно выбралась на другой берег сама. Казачок потом долго сушился у костра под наши остроты. Хоть какое-то развлечение.

Но шутки, как всегда, быстро кончились. Погода решила добавить драмы. Зарядили долгие, холодные дожди. Несмотря на лето, ночи были пробирающими до костей. Мокрая одежда не просыхала, холод лез под халат. Начались болезни. Стандартная программа «все включено».

И вот тут мой гениальный план побега дал трещину. Или, скорее, две трещины.

Сначала серьезно захворал Софрон Чурисенок. Его вечный кашель перешел в сильную лихорадку. Он горел, бредил, дышал так, будто пытался выплюнуть легкие. В ближайшем этапном остроге местный эскулап, глянув на него издалека, поставил диагноз «местная лихоманка» — универсальное название для любой хвори, от которой тут дохли пачками. Софрона кинули на телегу для больных, но вид у него был — хоть сразу заказывай деревянный макинтош.

Следом случилась беда и с Фомичом. В одном из острогов устроили «растаг», местный термин для обозначения «отдыха», обычно означавший тупую и тяжелую работу. Нас погнали на лесозаготовку под бдительным присмотром конвоя. Фомич с Титом валили очередное дерево. Видимо, с сопроматом у них было не очень, потому что ствол рухнул не туда, куда целились. Тяжелой веткой Фомичу знатно приложило ногу и разодрало бок. Сам он выбраться не смог, здоровяк Тит еле-еле его вытащил. Последствия не замедлили сказаться: нога распухла, да и ребра, судя по стонам, тоже приказали долго жить. Короче говоря, выглядел старый варнак крайне хреново.

Теперь у меня в команде мечты было двое тяжело больных. Почти инвалидов. Чурис метался в бреду на телеге, как на дискотеке. Фомич стонал рядом, теряя сознание от боли при каждом толчке. Идеальные спутники для побега, нечего сказать. Бежать сейчас — означало бросить их на верную смерть. Чисто по-товарищески бросить я их не мог, привык к их компании. Фомич — старый хрен, но не раз выручал. Чурис — простоват, но свой. Солдат, опять же, почти коллега…

«Ладно, — решил я с тяжелым сердцем, проклиная сибирскую медицину, технику безопасности и собственную невезучесть. Побег откладывается. Начинается акция „Спаси рядового Чуриса и Фомича“. Сначала дотащим их хотя бы до Красноярска. А там… там посмотрим, может, они решат помереть в более комфортных условиях, чем острог».

Путь до Красноярска, проходивший под палящим летним солнцем, теперь обещал быть не просто долгим и трудным, а поистине адским. Чурисенок горел в лихорадке на телеге для больных, его дыхание стало прерывистым и хриплым, а летняя духота и тучи пыли явно не способствовали выздоровлению. Фомич стонал при каждом толчке разбитой дороги, его нога и бок ныли, а раны гноились от жары и грязи.

Ну твою мать! Пришлось включить режим «матери Терезы».

Забота о ближнем — мое новое хобби. Я старался делать все, что мог, в рамках каторжной системы «все для человека». Доставал воду, которая через час превращалась в теплую мочу, но других вариантов не было. Сафар, не говоря ни слова, находил какие-то подозрительные травы, делал примочки Фомичу, от которых тот морщился, но терпел, и заваривал отвары для Чуриса, пытаясь сбить жар.

А потом я сообразил, что легче нанять бабу какую, чтобы ухаживала за больными, да и толку больше будет, чем мне им сопли утирать.

Нашел Глашку — бабу из вольных, которой помог еще по зиме. Она согласилась присматривать за нашими страдальцами — менять примочки, поить водой, отгонять мух. Я ей даже плату положил по копейке в день. Толку от нее было явно больше, чем от моих неумелых попыток изобразить сестру милосердия.

С каждым днем жара становилась все невыносимее. Над трактом пыль стояла столбом. Гнус пировал. Состояние больных плавало где-то между «очень плохо» и «совсем хреново». Телега тряслась. Конвойные поторапливали. Стандартный набор арестантских развлечений…

Наконец, измученные, полуживые, мы добрели до Красноярска. Город встретил удушающей жарой и пылью. Деревянные дома, раскаленные улицы. Острог — еще один филиал ада на земле, душный и грязный. Нас запихнули в переполненные камеры с тяжелым запахом пота, нечистот и тоски. Добро пожаловать на очередной сибирский курорт!

И здесь мы застряли. Карантин! Видите ли, холера или дизентерия разбушевались. Лето, жара — самое время для эпидемий, особенно в местах скопления немытого народа вроде острога. Этапное движение приостановили на неделю. Застрять в этом пекле из-за заразы — какая ирония! Но, как ни странно, эта задержка дала нам шанс.

Первым делом — доктор! Снова пришлось подмазать унтера, новый конвой — новые тарифы. Местный фельдшер, светило красноярской медицины, согласился осмотреть моих «подопечных».

Диагноз — ожидаемо хреновый. У Чуриса — «грудная болезнь» в полном расцвете, спасибо жаре и пыли. У Фомича — перелом ноги, ребер и букет инфекций в ранах.

— Тут бы в тень да чистоту, — вздохнул эскулап, но какие-то порошки все же оставил. Видимо, универсальные, от всего сразу. И посоветовал обмывать раны Фомича отваром ромашки. Гениально!

Сафар, как ни странно, нашел эту ромашку где-то в окрестностях острога. Я выменял тряпье и кипяток. Глашка продолжила свою работу сиделки. Тит отгонял мух. Чурис то горел, то приходил в себя. Фомич матерился сквозь зубы, но терпел.

Неделя карантина тянулась, как сопля по морозу. Жара, вонь, мухи, скудная жратва. Фомич уже морально готовился к встрече с апостолом Петром. Но, видимо, русские организмы — штука крепкая. Оба пошли на поправку! Медленно, со скрипом, но жар у Чуриса спал, кашлять стал меньше. Фомич все еще страдал, но воспаление уменьшилось, кости вроде начали срастаться под сделанной мной шиной и крепкой повязкой на ребрах.

Когда карантин сняли и пришел приказ топать дальше, на Енисейск, оба были те еще развалюхи, но дорогу на телеге перенести могли. Снова погрузка, снова этап, снова тайга, реки и палящее солнце. Тур продолжается!

Енисейск оказался небольшим заштатным городком, по сути, форменная дыра. Но жизнь кипела: купцы, казаки, охотники, ссыльные — все смешалось. Острог деревянный, тесный, но после красноярского ада показался почти приличным.

Продержали нас тут пару дней — передышка перед следующим марш-броском в никуда. И вот тут-то, когда мы сидели на завалинке у барака, пытаясь не расплавиться на солнце, к нам и подкатил он. Изя Шнеерсон, он же Зосим собственной персоной. Приблизился к нам с лицом таинственным и гордым, будто отыскал где-то свое еврейское счастье и теперь снизошел до нас — поделиться краешком.

— Доброго дня, уважаемые господа каторжане! — с неизменной хитрой улыбкой на лице пропел он, чортом подгребая к нашей живописной группе. — Таки я вижу, компания солидная, господа хорошие! Люди дела! А у меня как раз есть одно предложение для солидных господ… чистый гешефт! Лето, жара, деньги кончаются, а жить как-то надо, а? Не желаете ли немного поправить финансовое здоровье, пока начальство дремлет? Дело верное, риску — мизер, а выгода… какая выгода!

— И что же за гешефт такой ты нам предлагаешь, Зосим ты наш, свет Моисеевич? — усмехнулся Фомич, поглаживая бороду, в которой уже явно не хватало пары клоков после недавних передряг. — Уж не воздух ли продавать собрался?

— Ой, я вас умоляю, какой воздух! — картинно всплеснул руками Изя. — Воздух — это для дилетантов! Я таки имею вам сказать, господа, что не просто так тут штаны протираю! Я таки присмотрелся к вам. Послушал одним ухом, посмотрел другим глазом… Люди вы сурьезные, с огоньком! Особенно вот вы, — он сделал реверанс в мою сторону, — Подкидыш! Руками машете — любо-дорого посмотреть, и котелок варит, не только чтобы кашу хлебать!