Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич - Страница 4

В 1960-е годы к исследованиям, посвященным происхождению Второй мировой войны, подключились представители новой, делавшей тогда свои первые шаги науки — политологии. Вначале это были мысли общего порядка, когда попытки создать теорию международных отношений сопровождались примерами из европейской истории. Но постепенно политологи стали все серьезнее подходить к делу. Сегодня они проводят уже самостоятельные конференции, пишут целые книги, посвященные европейской истории между двумя мировыми войнами 31. Я не против политологии (сам когда-то грешил), но попытки представителей этой науки перейти к исследованию конкретных исторических вопросов временами вызывают улыбку. Они практически не исследуют документы, а пользуются данными, собранными историками. Читают и ссылаются они в основном на самих себя. Чем-то все это напоминает ленинско-сталинский поход к истории, когда результат исследований надо было заранее подогнать под уже предопределенный вывод. Что касается марксистских историков, то когда коммунистические схоласты вели ожесточенные споры о том, что более соответствует «подлинному марксизму» — диктатура пролетариата или власть рабочего класса, это оставалось их внутрисек-тантским делом. За абстрактной работой ума было даже интересно наблюдать. Теперь то же самое пытаются проделывать политологи. Их попытки подогнать под свои схемы живую историю часто выглядят нелепо. У меня вызывает большие сомнения то, что участники событий 1920-1930-х годов мыслили теми категориями, что пытается приписать им современная политическая наука. Тем не менее отдельные исторические работы политологов, посвященные, например, тому, какую роль коммунистическая идеология играла во внешней политике СССР в 1930-е годы, могут вызывать подлинный интерес ³².

В ноябре 1918 года отгремели последние залпы Великой войны. Завершилась Первая мировая. Европа вслушивалась в наступившую оглушительную тишину и с ужасом оглядывалась вокруг. Казалось, что там, где еще недавно шли ожесточенные бои, нормальная, довоенная жизнь уже не наступит никогда. Миллионы загубленных жизней, сотни разрушенных городов, отравленные поля и реки, хаос и полная неразбериха во многих, вполне преуспевавших до войны странах. Даже в тех местах, которые война не опалила своим кровавым дыханием, царили мрак и запустение. На не знавших сражений полях некому было работать, потому что люди, делавшие это в забытые уже мирные годы, были убиты и лежали в земле далеко от своих сел и деревень. В нетронутых войной городах многие заводы были остановлены, так как их рабочие были также призваны в воюющие армии и сложили свои головы на различных фронтах. Уцелевшим людям не хватало самого необходимого — продовольствия, медикаментов, одежды, тепла и света. Денежные знаки ряда европейских держав обесценились и печатались триллионами, на которые, впрочем, все равно почти ничего нельзя было купить. Во многих местах ситуация усугублялась полным отсутствием какой-либо власти, что порождало анархию и бандитизм. Хуже всего положение было в странах, проигравших войну, но дела у победителей обстояли ненамного лучше.

Несмотря на все это, не только простые люди, но и большинство политиков и военных приветствовали окончание войны. Все надеялись, что наступивший мир вернет обществу многие забытые ценности и позволит со временем обрести, как прежде, спокойный ритм благополучной и сытой жизни. Это было короткое время, когда многих людей объединяло чувство надежды. Ведь еще за полгода до перемирия будущим победителям и побежденным казалось, что война не закончится никогда. Это важно понимать, потому что как немцы не были готовы к поражению, так англичане и французы оказались не готовы к победе. И те и другие, однако, приветствовали прекращение войны, надеясь на установление прочного и справедливого мира. Как же вышло, что всего через двадцать лет люди, прошедшие через все ужасы Первой мировой войны, развязали новую, оказавшуюся еще более разрушительной и кровавой? Попыткой найти ответ на этот вопрос и является предлагаемая вниманию читателей книга.

7 ноября 1918 года на севере Франции, в Пикардии, стояла сырая осенняя погода. День выдался теплым, и воздух, казалось, был пропитан влагой. Иногда начинался мелкий дождь, и тогда трудно было разглядеть что-либо уже в нескольких шагах. Ближе к вечеру дождь прекратился, небо прояснилось и поглощенная за день сырость стала нехотя покидать землю жиденьким стелющимся туманом. Бойцы 171-го пехотного полка французской армии укрылись в руинах, которые в большом количестве имелись вдоль разбитой дороги, шедшей из занятой ими на рассвете коммуны Ла Капель в направлении пограничного с Бельгией города Мобёж. Утром в Ла Капели шел ожесточенный бой. Немцы не выдержали натиска и организованно, без паники отошли. Французы хотели преследовать их и дальше, но получили приказ остановиться в Ла Капели. Теперь немцы готовились к обороне в деревнях, которые при ясной погоде можно было бы легко разглядеть в бинокль. Никто из французов не понимал, почему им велели прекратить наступление. Немцы сохранили дисциплину и организованность, но все равно они были уже не те, что в августе-сентябре 1914 года. В их глазах легко читались обреченность и тоска, и многим было безразлично, возьмут их в плен или нет. Накануне три щуплых боша пробрались на французские позиции с белым флагом и несколькими бутылками раздобытого где-то шампанского. Они все время повторяли «Frieden, Kameraden, Frieden» и лезли обниматься. Французы отобрали у немцев шампанское, а их самих отправили в сборный пункт для военнопленных. Немцы особенно не возражали. Главным для них было остаться в живых. Французы тоже не хотели погибать. До границы с Бельгией оставались каких-нибудь двадцать километров, и никто из них не желал умирать раньше, чем последний немецкий солдат будет изгнан из Франции.

Утром в расположении полка появился майор Бурбон-Бюссе из штаба армии. Говорили, что в его жилах текла голубая королевская кровь, но проверить это за всю войну так никому и не удалось. Штабные старались держаться подальше от боевых действий. Майор прибыл в Ла Капель к десяти утра, через час после того, как немцы были выбиты из города. Он сразу же проследовал в одно из немногих уцелевших в городе зданий. Здание было из красного кирпича, и на нем продолжала висеть немецкая вывеска, написанная красивым готическим шрифтом, — Kommandantur. Потомок побочной ветви Бурбонов тут же вызвал к себе капитана Лулье, который командовал передовым отрядом, только что вышедшим из боя и занимавшимся перегруппировкой, готовясь продолжить наступление. Произошел короткий разговор, после которого капитан, весь покрытый характерной белой грязью местных почв, вернулся к своим солдатам и передал приказ о приостановке дальнейшего наступления. Не вдаваясь в объяснения, капитан закурил и вышел на разбитую дорогу, пристально вглядываясь куда-то в едва различимую даль, а Бурбон-Бюссе, оставшись один, с радостью обнаружил, что покинувшие город в спешке немецкие офицеры не успели толком позавтракать, и теперь в его полном распоряжении остались трофеи — остывший кофе, плитки шоколада и белый хлеб с маслом. Не французский багет, конечно, но выбирать не приходилось.

Накануне, рано утром 6 ноября, произошло важное событие. Дежурный радист французской армии принял в узле связи на Эйфелевой башне сообщение германского Верховного командования. Сообщение, переданное из Спа открытым текстом, было адресовано командующему союзными войсками на Западном фронте французскому маршалу Фердинанду Фошу. В нем говорилось, что для заключения перемирия Германия хотела бы направить делегацию, и спрашивалось, куда немецкие парламентеры должны прибыть, чтобы безопасно пересечь линию фронта. Фоша немедленно разбудили и доложили ему о германском запросе. Ответ, переданный таким же способом по радио, не заставил себя долго ждать. Он гласил: «Если германские полномочные представители желают встретиться с маршалом Фошем и запросить его о перемирии, они должны появиться на передовых постах французской армии, расположенных вдоль дороги Шимэ — Фурми — Ла Капель — Гиз. Французские части в этих местах получат приказ пропустить делегацию и доставить ее к месту, которое будет определено для встречи» ¹. Никакой уверенности в том, что германское сообщение не является «уткой» и немецкая делегация действительно прибудет, у Фоша не было, но, на всякий случай, во все места возможного появления немцев были посланы французские штабные офицеры.