Учитель. Назад в СССР 3 (СИ) - Буров Дмитрий - Страница 23

— Здорово, ребята, — поздоровался с парнями, входя в комнату.

— Здрасте, Егор Александрович.

— Здрасте. А мы ждем, ждем, а вы вот…

Раздалось двойное приветствие.

— Ну как вы тут? — я кинул взгляд на Свирюгина. Парнишка лежал на моей кровати без обуви, поверх покрывала.

— Мы это… уложили…- смущенно забормотал Федька Швец. — Вы извините, что на кровать… на пол как-то некрасиво, а больше некуда…

— Все правильно сделали, спасибо, ребята. Как он? — оглядываясь в поисках еще одной табуретки, которую сколотил своими руками, поинтересовался я.

— Так спит, Егор Александрович. Как привели, уложили, так и спит, — пояснил Волков.

— Ругался? — поинтересовался я.

— Зачем? — не понял Горка.

— Незачем, — согласился с парнем. — Только пьяные через раз все борзые, то ругаются, кто плачут… — уточнил свою мысль.

— А, нет, Вовка он тихий, — улыбнулся Горка. — Он вообще не пьет.

— Ага, не пьет, честное комсомольское, Егор Александрович, — вступил в беседу Швец. — Вы не подумайте, это он первый раз так… Где только взял, — сокрушенно покачал головой Федька.

— Чаю хотите? — спросил у пацанов.

— Чаю? — Швец сбился с мысли и растеряно глянул сначала на меня, затем на товарища.

— Хотим, — решительно согласился Волков.

— Берите вон то покрывало, на порожек кинем, и за мной на кухню, — велел я. — Егор, держи керосинку, зажигай и на крыльцо. Там посидим, чтоб не разбудить товарища. Федор, вон на той полке кружки, доставай. Рядом коробка с сахаром и ложки, — распоряжался я, поджигая плиту, ставя на нее чайник.

— А ложки зачем? — не удивился Федор.

— Так сахар разболтать, — пояснил я.

— А-а-а— … — смутился пацан и загремел посудой.

— Готово, Егор Александрович, — негромко произнес Горка, тенью нарисовавшись на пороге.

— Хорошо, а вот и чайник закипел.

Я щедро сыпанул заварки в чашки, ливанул кипятка, снял с печки миску, завернутую в полотенце.

— А это чего? — шумно сглотнув слюну, поинтересовался Федор.

— Пирожки от тети Степы, фирма́, — улыбнулся я. — Проголодались?

— Ну… не так чтобы… — смутился Горка.

— Но от угощенья не откажемся, — заверил Федор.

— Тогда пошли на крыльцо чай пить с пирогами, — велел я.

— А чего на крыльце-то, Егор Александрович? — полюбопытствовал Горка после молчания, во время которого мы дружно лопали пирожки и прихлебывали горячий чай.

— Так красиво же, — пожал я плечами, задрал голову, посмотрел на небе. — И не разбудим.

— Красиво… — согласился Федор. — Интересно, а там кто-нибудь живет?

— Там — это на звездах? — уточнил у парня.

— Ага…

— Людям это пока неизвестно.

— Не может быть, чтобы никого… Звездей-то много… Неужто мы одни такие в целом мире… — протянул Швец.

— Не звездей, а звездов, — исправил товарища Горка. — Радуйся, что тебя Тамара Игнатьевна н слышит, а то писал бы уже диктант словарных слов и склонял бы каждое.

Пацаны негромко рассмеялись.

— Тогда уж звезд, так правильней.

Мы снова рассмеялись.

— Ребят, что у Володи случилось? — выждав, когда пацаны закончат смеяться, поинтересовался я.

Парни замолчали, насторожились. Несколько раз я ловил на себе задумчивые взгляды, видел, как Швец и Волков переглядываются. «Скажут или нет?» — вот в чем вопрос, думал про себя. Все-таки решились. Сказали.

Рассказывать начал Федор. При этом старался на меня не смотреть, но изредка все равно косился, как будто проверял мою реакцию на свои слова. Когда говорил про отца Володи, дела все время едва заметную паузу, словно стеснялся того, что батя у Свирюгина пьющий.

— У вас там в Москве, небось, так не живут… — вздохнул Швец, закончив рассказ.

— Так — это как? — не понял я.

— Ну… Жизнь другая, театры там всякие, культура… не пьют жеж… все в чистеньком… институты там… музеи… — пояснил свою мысль Федор.

— Ошибаешься, Федор. Страна большая, люди все разные, а проблемы у всех одинаковые. И пьют и бьют, и любят, и книжки читают, и в театры ходят, — ответил парню.

Мы замолчали, думая каждый о своем.

— Почему девочки говорили, что Володю учиться не пускают? — полюбопытствовал я.

— Так это… Семен Семеныч… ну председатель колхоза, — пояснил Горка. — Он давно Вовку обрабатывает. На кой-черт, говорит, тебе та учеба? Сидишь в институте пять лет, ни черта не делаешь… только ум сушат… а потом еще в чужом колхозе работать… отрабатывать значит… — охотно принялся рассказывать Волков. — А тут на всем готовом. Ну, в колхозе нашем, значит «Путь коммунизма», — уточнил Волков.

— На всем готовом — это как? — не сообразил я.

— Так Лиходед его, Вовку в смысле. Он его с руками и ногами сразу после последнего экзамена к себе заберет, оформит. И премии у него и зарплата хорошие будут… у Вовки-то, — с легкой ноткой зависти объяснил мне Горка. — А Вовка, он инженером хочет… А ему Семен Семеныч говорит: зачем? И отцу внушает…

— Какому отцу? — не сообразил я.

— Так Вовкиному, — встрял в разговор Федька. — Он дядь Васе все уши просверлил: мол, не вздумай в город отпускать, испортят только пацана в институтах всяких. Заочно в училище и все дела. Опять жеж, дорого выходит… Да и помогать некому.

— Почему дорого? — удивился я. — Образование в нашей стране бесплатное. Да и Володе, как иногороднему, общежитие должны выделить.

— Ну да… так все одно, помочь продуктами там… еще чего… одежду городскую справить… — пробормотал Федька. — Вот его и не пускают…

— А Вовка что?

— А Вовка… — Горка тяжело вздохнул — Вовка хочет… Я, говорить, хочу изобретателем стать… Вот вы мне скажите, Егор Александрович, что это за профессия такая — изобретатель? Ну, токарь там, ну сварщик, ну пускай даже на инженера… А вот изобретатель — не понимаю, — расстроенно закрутил головой Горка.

— Изобретателем любой может стать, Егор, хоть токарь, хоть слесарь. Но тут талант, чуйка мастеровая нужны, ну и знания конечно. Базовый и профессиональные.

— Это как? — не понял Федор.

— Как в школе. Сначала ты учишься читать и писать, потом дроби всякие, книги посложнее, задачки позаковыристей, затем и вовсе формулы и чертежи. Так и в институте. Сначала база, теория, а затем уже сложные конструкции.

— А, понятно… — отчего-то разочарованно протянул Федька. — Я думал, на изобретателя учат, диплом дают.

— Диплом дают по специальности. Вот, к примеру, у меня диплом учителя. Придумаю новую программу образовательную и стану педагогическим новатором, ну или изобретателем гуманитарным.

— А гуманитарным — это как? — влез Горка.

— Хм… — черт его знает, как оно попроще объяснить. — Гуманитарный — это человечный, бескорыстный, духовный, нравственный. Как-то так.

— Ага… — пробормотал Волков.

— И все-таки не пойму никак… — вернулся я к волнующей теме Володиного образования. — Василий Васильевич…

— Кто? — изумился Волков.

— Свирюгин старший, Василий Васильевич, — терпеливо уточнил я.

— А-а-а, дядь Вася… и что он?

— Неужели отец Володи не понимает, что высшее образование открывает перед его талантливым сыном огромные возможности? В конце концов, карьеру. Володя может стать гениальным ученом в области технологий.

— Не, оно ему не надо, — замотал головой Федька.

— Что конкретно не надо и кому? — не понял я.

— Так бате Вовкиному. Он же скоро того… А на выпивку денег надо. Вовка в город, с ним и вовсе дела престанут иметь. У него уже руки потряхивает. Ну, а карьера эта… и гениальность ученая… Когда еще будет… Тут же все просто, Егор Александрович, — Федька посмотрел на меня, как на несмышлёное дитя. — Тут же деньги живые, почет и уважение, заработок хорошие, план выполнил премию дали. А там что?

— Где? — я потерял нить рассуждения Федора.

— В городе жеж вашем, в институте.

— И что там?

— А там пять лет учись, потом распределение. Ну, может Семен Семеныч и устроит так, что Вовка к нам в колхоз на отработку… Только долго это… А председателю сейчас надобно. Техника-то каждый день ломается… А дядь Вася пьет… запойные он… Его только из-за Вовки может и держат в колхозе. Чтобы, значит… — Федька смутился, но я сообразил, о чем парнишка умолчал.