Рыжий: спасти СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 17

Ну как так-то! Почему голос такой противный? Такой, что только сидеть в туалете и кричать: «Приватизировано!» Хотя молодежи нравилась песня. Я и выбрал из своего скудного репертуара ту, что обязательно должна была зайти сидящим рядом за столом парням и девчонкам. Пацаны с укоризной смотрели на дам, мол, вон оно как в песне, не дождалась солдата, вышла замуж. Девчонки всем своим видом пытались доказать, что это про каких-то других песня, а они не такие…

— А еще? Пожалуйста… Как вас зовут? — посыпались вопросы и просьбы.

— Анатолий Аркадьевич Чубайсов. Работаю я в нашем ПТУ, — усмехнулся я. — Все, молодежь, время позднее, закругляйтесь!

— А возьмите колбаски. Батя кабана бил, с чесночком, — подхватилась одна девчонка, пристальнее остальных меня разглядывавшая, пока я пел.

— Угощусь, но немного и с вами. А брать не буду. Вам самим еще жить, — сказал я и надломил кусочек из предлагаемого кольца колбасы.

Вкусно, но для меня сильно жирно. Впрочем, вслух-то я только нахваливал.

В молодежной среде, особенно в этом времени, ценятся гитаристы, особенно, когда они знают такие близкие для молодежи песни., а не «Шумел камыш». Так что еще очко в карму прилетело, и я могу сказать, что с частью ребят уже нашел общий язык.

Ещё два часа понадобилось, чтобы всё-таки все общежитие улеглось спать. Мне даже пришлось подставлять одному пацану тазик, так его мутило от выпитого. Но алкоголя мне, а после сменившему меня Степану Сергеевичу, удалось еще найти только пять бутылок. В основном же, пили самогон. Не сомкнув глаз, целую ночь мы разговаривали с кумушками, пока не забрезжил рассвет.

Выждав ещё некоторое время, чтобы начал ходить общественный транспорт, я, усталый, но довольный, направился домой. Каждому дежурному в общежитии должен был предоставляться отсыпной день. Чем я и собирался воспользоваться. Ну не идти же невыспавшимся, побитым… Нужно очки солнцезащитные надеть, благо они были.

А я хорошо поработал.

Казалось бы, чем могла бы мне помочь эта гонка за пьяными учащимися, это разнимание малолетних хулиганов? Ну, кроме того, что это правильно, по-человечески? Так ведь из мелочей складывается нечто большее.

Я выполнил задачу, которую поставил передо мной директор училища. Нет, это была даже не задача! Это был вызов — мол, пойди-ка принеси мне яблочек молодильных да меч-кладенец. Он был уверен, что я не справлюсь, что сбегу на следующий день из училища, как побитая собака. Но этого не произойдёт, более того — теперь меня здесь знают. Так что этой ночью я сделал немалый задел для будущих свершений.

Слона надо есть по кусочкам — каждый день пусть маленький, но шаг вперёд. И тогда цель будет становиться всё ближе и ближе, а скорость её достижения растёт. Это как локомотив или автомобиль набирают скорость. Но, разогнавшись, едут быстро.

Меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Взглянув на мерно тикающий колобок, как я назвал свой будильник, я потянулся, нехотя, с ленцой встал с кровати. Сунул ноги в тапки из клетчатой ткани и побрёл к входной двери. Даже в таком полусонном состоянии я не пренебрег безопасностью и сперва внимательно посмотрел в панорамный зрачок.

— Таня, — скорее, всё же с радостью сказал я.

— Бонджорно! — счастливо пискнула девушка, моментально повисая у меня на шее.

— Бон, коль не шутишь, — ответил я, приподнимая девушку и ставя её чуть в сторону.

Я поспешил закрыть дверь. На лестничной площадке напротив проживала Софа Абрамовна, женщина, наделённая исключительным любопытством. Она уже интересовалась, не ходит ли кто-нибудь ко мне в гости, пока родители в отъезде.

Не удивлюсь, если достопочтенная супруга доктора физико-математических наук, профессора Якова Давыдовича Гринштейна, и стульчик поставила уже возле своей двери, чтобы ни в коем разе не упустить момент и узнать, кто же это ко мне наведывается.

Софа Абрамовна, как несомненная глава своей семьи, а также хранительница всей нашей парадной, считала своим долгом знать всё обо всех. При этом семейство-то было незлобивым. Какой-либо пакости от Гринштейнов никто не ожидал. Напротив, вопреки сложившемуся веками стереотипу о евреях, Софа Абрамовна часто выступала активисткой посиделок соседей во дворе в беседке. И зачастую снабжала такое праздничное времяпровождение изрядной долей продуктов, пусть и добытых не без помощи знакомств моего отца.

— Ой! Да что же это такое? — как только я закрыл дверь и во всей красе дал себя рассмотреть Танюше, девушка запричитала.

Я подошёл к телефону, рядом с которым у нас висело зеркало, и посмотрелся.

— Красавец! Жаль, что рыжий, ненавижу рыжих! — сказал я, глядя на себя в зеркало.

Нос чуть припух, у переносицы появился нездоровый синеватый с фиолетовым отливом цвет, сообщавший о гематоме. Но более всего красив был фингал под левым глазом.

— Я поговорю с папой. Он найдёт возможность вытянуть тебя из этой бурсы. Первый день на работе, а уже побитый, — причитала Татьяна.

— Не стоит отвлекать папу от важных дел. Машин в городе уже много, а станций обслуживания всего четыре. Наверняка, у него есть, чем заняться, — сказал я, направляясь на кухню. — Кофе будешь?

— Ну ты меня уж так не обижай, — усмехнулась Таня. — Что ж я, своему побитому герою кофе не сварю?

— И нисколько и не побитому, — во мне на миг проснулась какая-то мальчишеская уязвлённость — гнать ее поганой метлой. — Это ты их не видела! А кофе можно не варить, на полочке, где сахар стоит, есть жестяная баночка с индийским растворимым.

Татьяна пошла колдовать на кухню, уже освоившись, где что лежит, лучше меня, а я всё же решил размяться. Проделав махи руками и ногами, понагибавшись и поприседав, я пошёл в ванную.

Всё же, отец у меня — из тех добытчиков, кто способен из зубов саблезубого тигра отжать овечку. Я так привык чистить зубы дефицитной зубной пастой… Вообще ещё никогда не чистил зубным порошком. А сейчас понял, что в тюбике пасты больше нет. Потому, повздыхав, теперь с горем пополам почистил зубы порошком — правда, часть рассыпалась, да и выходил я, едва ли не отплевываясь. Невкусно!

А вообще неудивительно, что при таком-то блате, Толик рос мальчиком разбалованным. Наверное, чувствовал свою безнаказанность и превосходство.

— Я приготовила завтрак, — сообщила мне Таня таким тоном, который предполагал обязательную похвалу.

— Моя ж ты хозяюшка! — сказал я, обнимая девушку.

— Может, это… — Таня зарделась, опуская глаза в пол.

Удивительно! Сказать о сексе ей сложнее, чем, собственно, заняться этим увлекательным делом.

— Давай позавтракаем, а потом всё будет! Ты же и сама, небось, голодная, — сказал я. — А почему ты не в институте?

— Так что мне там делать? Я сдала марксизм-ленинизм на «пятёрку», следующий экзамен у меня и вовсе автоматом…

— А родители, наверное, об этом и не знают, — усмехнулся я, отпивая кофе. — Думают, что их дочь всё сидит и сидит в библиотеке, готовится к экзаменам.

Если вареную докторскую колбасу я в первое время ел, аж глаза от удовольствия закатывая, а от натурального мороженого с ярким сливочным вкусом входил в экстаз, то с кофе здесь проблема. Единственный более-менее сносный растворимый кофе — это индийский в жестяной банке. За неимением других вариантов сойдёт, хотя сильно уступает тому изобилию кофейных напитков, что появятся в будущем.

Ячмень я пить ещё не додумался. Да, у нас его и дома нет, а цикорий — не сказать что так уж и доступен. Так что кофе в жестяной банке — это очень по-богатому.

Но разве же можно искать негатив в таком утре, когда рядом с тобой красивая девушка, а на толстом ломте небрежно порезанного батона изрядный слой отличного сливочного масла, непонятной жирности, но отчётливой вкусности. А на батоне том финская салями. Не завтрак, по советским меркам, а пир!

И целый день впереди. Прекрасно!

— Толя, я хотела с тобой поговорить, — нерешительно сказала Таня.