Совершенно несекретно (СИ) - Иванов Дмитрий - Страница 4

— Там так красиво! И вообще… тут прямо целый город: почта, переговорный пункт, киоски, экскалаторы везде! — возбужденно сообщает мне вернувшаяся за стол Лена.

Блюдо от шеф повара оказалось жульеном в горшочке.

— Что за грибы? — насторожено спросила девушка, пробуя блюдо. — А вкусно!

— Шампиньоны, — равнодушно ответил я.

— Никогда не ела, даже не слышала!

— Слушай, а что там тебе ещё брат рассказывал? Он кто — милиционер? — решил перейти я сразу к интересующему меня вопросу, но меня перебили.

— О! Вот вы где! — к нам подходит Генка Лешнёв.

— Что-то случилось? — насторожился я. Лешнёв и так парень с характером, а тут его явно задели за живое.

— Да поцапался тут с одним грузином! «Отравили, забили детей и женщин лопатками…» Урод! Хотелось врезать! Не, ну ты слышал, что сегодня сказал этот лысый хрен из Латвии?

Генка был возмущён до крайности. Его пудовые кулаки то сжимались, то разжимались, а в глазах читалось явное желание пустить их в ход. Казалось, только подай ему сюда этого грузина или латвийского оратора, и разговор закончится очень быстро… и больно для одной из сторон.

— У Лены вот брат там был. Знакомься, кстати, — прерываю я Генку. — Лена Миндубаева.

— Очень приятно! — улыбнулась девушка. — Да, у меня брат целый месяц там был. А вообще, он учится на третьем курсе ГВШ МВД в Горьком.

— Любопытно, — произнес Лешнёв, сразу успокоившись, и присел, с интересом разглядывая прокуроршу.

Да что она всех мужчин, как магнит, к себе тянет? Симпатичная, конечно, но не более того: ни буферов, ни задницы. Да даже ног из-под строгой форменной юбки и тех не видно… Улыбка? Вот это — да, приятная.

Тут нам принесли обещанный десерт — тортик «птичье молоко». Заодно взяли талончик и у Лешнева — раз уж пришёл, пусть обедает.

Лена, не забывая о тортике, поведала нам не только о том, что в общем-то я и так знал, но и о том, чего не слышал и в будущем. Вот что значит рассказ очевидца! Например, как военных встретили в Тбилиси — с проклятиями и нападениями, пришлось даже уехать за город. И как происходила уборка улиц после разгона митинга — в КАМАЗ фронтальным погрузчиком грузили горы обуви, сумок, плакатов откровенно антисоветской направленности и всего, что осталось от убегающей «оппозиции». И про «мирных» демонстрантов с дубинками, ножами, цепями и прочим. Или как они потом, после разгона митинга, патрулировали город: движение транспорта и передвижение гражданских после 20−00 было запрещено, поэтому солдаты ходили только по центру проезжей части, т. к. с балконов запросто могли «угостить» цветочным горшком или кирпичом. Такие случаи встречались практически ежедневно. В этих ситуациях, по словам Лениного брата, помогала очередь из автомата в воздух — во всем квартале тут же гасли окна и задергивались шторы…

Про то, что во всем обвинят военных, я помнил из будущего. Мол, это они всё самовольно устроили, без согласования. Но как тот же условный министр обороны Язов мог действовать без санкции Горбачёва? Однако лезть в эти дебри разборок я не собирался: и чин мал, и смысла не вижу. Если честно, я даже рад был, что Кавказ потихоньку отваливается. Мы и без них не пропадём!

— Это что получается — им не нравится в СССР? — возмущенно вопрошал Генка, размахивая руками. —

Да был я у них, в Грузии: тепло, море, фрукты — живут лучше, чем мы! Машины у всех!

Он уже пообедал, мы съели свой десерт, и можно было уходить. Встаем из-за стола, направляемся к выходу… И тут в зал заходит Ельцин. Не один в компании двух мужчин, один из которых мне смутно знаком.

— А Штыба знает, где бутерброды с икрой дают! — увидев меня, обрадовался Борис Николаевич.

Ба! Да он, похоже, выпил. Цвет лица, характерный для таких случаев, и лёгкий, но явный запах алкоголя подтверждали мою догадку. Ну что ж, бывает.

Радости от встречи я не разделяю, но приходится здороваться и знакомить своих спутников с лидером зарождающейся оппозиции. Своих же Ельцин не счел нужным представить, но я уже узнал того, смутно знакомого. Казанник, будущий генпрокурор России!

— Принеси нам что-нибудь! Сам знаешь! — Ельцин, ещё не сев за стол, отдал указания официанту и жестом пригласил меня присесть рядом.

Пока я раздумывал — стоит или нет это делать — ведь места за столиком только для четверых. Лене и Генке, что, стоять за спиной? — Борис Николаевич достал из папки отпечатанные на машинке листы и, положив их на стол, предложил мне:

— Глянь.

На бумагах виднелись правки: подчеркивания, выделения, какие-то стрелочки, кружочки и прочие следы вдумчивой и серьезной работы над документом.

«Считаю главной задачей децентрализацию власти и демонтаж командно-административной системы» — успел прочесть я, прежде чем второй спутник Ельцина прикрыл пачку листов красной папкой с гербом СССР.

— Вот, речь готовлю! Надеюсь, дадут мне слово! — недовольно глянул на услужливого спутника Ельцин и протянул: — Да это Штыба, ему это особо не интересно, да и не побежит Толя никуда… Можно подумать, «он» не знает, о чем я говорить буду!

«Он» — очевидно, Горбачёв, и судя по количеству правок, речь уже давно в работе, и вполне возможно у «него» на столе побывала.

— Дадут, уверен, слово! — пророчествую я, ведь речь эту слушал, и тогда она мне понравилась.

— Молодёжь, берите стулья. Хотите вместе пообедаем? — радушно предлагает Ельцин и ворчит на своего спутника: — Что ты, понимашььь, под руку лезешь?

— Да мы уже поели и, пожалуй, пойдем, — решаюсь я уйти.

Не из-за опаски опальной дружбы, смысла мне нет просто сидеть. Советы давать? Глупо. Попытаться подольститься… А зачем? Он и так ко мне хорошо относится. Попробовать войти в его команду? Вот уж чего точно не надо. По крайней мере, пока. Хоть вот той же Лене знакомство с будущим генпрокурором может пригодиться.

— Ты знаком с Ельциным?

— Тебя Ельцин знает?

Хором выпалили Генка и Лена, когда мы уже спускались вниз. Я невольно усмехнулся. Фразы почти одинаковые, но смысл — совершенно разный. Ведь знакомство с Ельциным — это одно. Его можно списать на случайность… А вот то, что Ельцин знает меня и даже выделяет среди других, — это уже совсем другой уровень.

— Так получилось, — ответил я уклончиво. — Общались несколько раз… По спорту, по МЖК в частности.

А Леночка соображает! Взяла меня за руку, ведь на каблучках трудно по ступенькам спускаться. Ну или просто захотела пококетничать. Генка глядит с завистью: выбрали не его. Но он выше меня, и миниатюрной Лене с ним идти было бы ещё более неудобно, чем со мной.

— А вы, Анатолий, полны сюрпризов, — задумчиво протянула девушка.

— Это… он ещё олимпийский чемпион по боксу, — похвастался Лешнёв с таким видом, будто это он чемпион.

— Да? Надо же! У меня муж боксом занимается! — простодушно удивилась прокурорша.

— Муж? — хором спросили мы с Генкой, причем разочарования в Генкином голосе явно было больше, чем в моем.

— А кольца нет, — обвиняюще произнес Лешнёв, как будто поймал девушку на обмане.

— Я замужем… Пока замужем, — лукаво, но как мне показалось, с грустью пояснила Лена и посмотрела на меня так выразительно, что я задумался: — «А может, ну его к черту? Замутить с прокуроршей? Ну, чисто для разрядки?»

— А почему так? — оживился Генка, совершенно не заботясь о том, насколько бестактно звучит его вопрос.

— Изменял мне! Ненавижу изменщиков! — серьёзно сказала Ленка, гордо вскинув подбородок, а мне стало стыдно.

На свои места возвращаться ещё было рано, а потому мы, поддавшись стадному чувству любопытства, незаметно примкнули к небольшой кучке депутатов. Там косматый дядя в мятом костюме читал свои стихи.

— Ты в какой гостинице остановился? — тихонько шепнула мне на ухо девушка, и я понял, что мой к ней интерес взаимен.

— В «Москве», но я там бываю редко, — ответил я сдержанно, стараясь не показать лишнего. — У друга ночую, тоже боксёр отличный.