Троецарствие (СИ) - Алексин Иван - Страница 33

Подопригора вернулся через две недели. Ввалился в боярские хоромы, что я в Переяславое Залесском занял, поклонился, косясь на напрягшегося было Никифора.

— Не поймал, значит, — сделал я вывод, разглядывая мрачного воеводу.

— Почти поймал, — передёрнулся всем телом Подопригора, с трудом сдерживая бешенство. Никифор со своими подручными придвинулся ближе, беря скалившегося воеводу в кольцо.

— Почти в данном случае не считается, — заметил со вздохом я. — Лисовский либо мёртв, либо живой. И в последнем случае — это проблема.

— Мы их догнали под Дмитровым. Почти всех порубили. Только двое и ушли. Но Йонас ни Лисовского, ни Чаплинского среди убитых не нашёл.

— Вот же тварь живучая! — не смог сдержаться я.

На Чаплинского мне было плевать. Сейчас ускользнул, позже свою судьбу встретит. Но вот Лисовский. Разгром всего его войска я бы не раздумывая разменял на жизнь самого полковника. Что в том войске? Он себе ещё людишек наберёт. А вот другого такого гения партизанской войны у ляхов точно нет. Вернее, теперь есть. И где его в будущем ловить, я теперь не знал. Дальше история пойдёт по иному пути.

— Как же от тебя воняет, святой отец! — Сигизмунд III поднёс к лицу батистовый платок, брезгливо морщась. — Я же просил, не приходить прямо сюда из пыточной.

— От меня пахнет людскими страданиями, сын мой, — ничуть не смутился отец Барч. — А значит, этот запах угоден Господу. Ведь страдание очищает душу от грехов. Господин канцлер, — оглянулся иезуит на вошедшего следом Льва Сапегу. — Открой окно. Его величеству душно.

Литвин, изобразив кивком головы поклон королю, не спеша, прошествовал через комнату, распахнул окно, впустив в комнату уличный шум.

— Сюда сейчас ещё его преосвященство придёт, — сообщил он Сигизмунду. — За ним уже послали.

— Сведения настолько важны? — удивился король. — Может Ходкевич отбил у Делагарди Ригу? — не удержался он от возможности уколоть канцлера великого литовского.

— У гетмана для этого просто нет сил, — пожал плечами Сапега. — Вы же знаете, ваше величество, что сейм отказал в выдачи денег на эту войну. Пан Ходкевич платит наёмникам из собственных средств. Этого совершенно недостаточно для осады города, тем более, что шведский король всегда сможет прислать подкрепление и продовольствие осаждённым с моря.

— И он их пришлёт, — поддержал канцлера отец Лаврентий, входя в кабинет короля. — Карл прекрасно понимает важность обладания Ригой.

— Но мы же собрались здесь не для того, чтобы говорить о Риге, — поморщился Сигизмунд. — она уже давно взята. Надеюсь, отец Барч, вы пришли сюда не для того, чтобы сообщить эту новость. Мы знаем об этом уже больше месяца!

— Разумеется, ваше величество, — поклонился королю иезуит.- Я решился побеспокоить вас по другому поводу. Мои люди привезли одного из тех, кто воевал в составе того странного отряда, что ворвался в Эстляндию.

— Неужели? — встрепенулся король. — Вы узнали, кто их туда послал? В то, что это был Ходкевич, даже я даже верю.

— Любопытно, — поддержал короля отец Лаврентий. Кроме того, что он был епископом хмельнинским, иезуит ещё носил титул подканцлера великого коронного, фактически стоя у руля польской дипломатии. — И кто же стоит за спиной этих варваров?

— Фёдор Годунов.

— Это подло! — тут же взорвался Сигизмунд. О том, что именно он поддержал первого самозванца, польский король уже забыл. — Разве возможно вот так отправлять в набег отряд, выдавая его за польский? Хотя о чём я? Московиты варвары!

— Действительно варвары, — согласился с королём епископ. — Но эти точные сведенья, отец Барч?

— Куда уж точнее — сконил голову исповедник короля. — Этот отступник сам разговор их воеводы с одним из подручных слышал. Годунов их послал, чтобы нас со шведами стравить.

— А если о том сообщить Карлу? — предложил епископ.

— А смысл? — ожил у окна Сапега. — Шведы нам не поверят, а если даже и поверя, что им теперь Ригу обратно отдавать?

— Ригу нам не отдадут, — согласился с ним отец Лаврентий.

— Но что-то делать нужно! — начал горячится король. — Ты, отец Барч обещал мне, что с Годуновым будет покончено. Но прошёл уже почти год, а он до сих пор жив!

— Жив, — не стал отрицать свою вину священник. — Мы послали к Тихвину Лисовского, чтобы захватить сестру царя. — Годунов сильно привязан к царевне Ксении. — пояснил иезуит остальным. — Мы надеялись с её помощью заманить царя в западню. Но Фёдор нас опередил.

— И теперь вредит, стравливая нас со шведами, — сделал вывод из выше сказанного, отец Лаврентий. — Мне докладывают, что он крепко сел на Севере Московии, беря под свою руку один город за другим.

— Нужно покончить с этим схизматиком, — заметил из своего угла Сапега. — Покончить раз и навсегда. Мой двоюродный брат, Ян Сапега, собрал большой отряд. Если на то будет воля вашего величества, он готов наказать московитов за их дерзость.

— А помочь Ходкевичу под Ригой он не готов? — поинтересовался король.

— Я уверен, что гетман и сам сможет справиться со шведами, — дипломатично ушёл от ответа Сапега.

— Да будет так, — в свою очередь не стал обострять вопрос король. Нет у него власти над всеми этими магнатами. Хочет Сапега за свой счёт к московитам вторгнуться, и Господь с ним. Он может лишь платочком ему вслед помахать. Дело то, богоугодное!

— Ну, а мы попробуем ударить с другой стороны, — потёр переносицу отец Барч. — Мне тут от Густава, что в Ярославле томится, весточку привезли.

3 августа 1608 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— Государь, там это. Тот свей, что в городе живёт, — Никитка Сысой замялся, бережно прижимая к груди толстый, прямоугольный предмет, обёрнутый в шерстяную материю.

— Что, опять с приставом лается? Или ко мне на приём просится?

Вообще-то, сплавив ещё в прошлом году шебутного шведа в Ярославль, я и содержанием Густава не обидел, и свободу передвижения в пределах города не ограничил. Всё-таки, хоть пользы от недопринца практически никакой нет, небольшим козырем во взаимоотношениях с Речью Посполитой и Швецией, он оставался. А вдруг в будущем удастся эту карту разыграть?

Но очень уж этот заморский гость беспокойный. И всё лично побеседовать со своим царственным братом рвётся, явно собираясь огорошить очередным «прожектом». Поэтому я и в прошлый раз, заехав в Ярославль перед началом «охоты» на отряд Лисовского, и сейчас, вернувшись в город ради встречи с нормандским оружейником, велел Густава ко мне не подпускать. Шибко занят, мол, государь. Вот одолеет ворогов, тогда…

— Нет, царь-батюшка. Гостинец он тебе прислал, — опроверг мои версии секретарь, нежно проведя по свёртку рукой. — По всему видать, понял, что ходу ему к тебе нет. Вот и пытается подарком задобрить. Книгу печатную преподнёс.

— Какую книгу? — заинтересовался я. То, что Фёдор Годунов умел читать сразу на нескольких языках и являлся завзятым книжником, великим секретом не было. Вот только где Густав мог найти что-то по-настоящему ценное, что было бы достойным для подарка царю? Хотя, что-то с собой он из Европы в Россию привёз, а после воцарения Шуйского, всё что было изъято из личного имущества, шведу вернули. — А ну, покажи.

Сысой бережно положил свёрток на стол, развернул материю, открыв обтянутый кожей переплёт. Фолиант! И явно довольно старинный, судя по сделанным из пергамента страницам. Сейчас западные типографии повсеместно на более дешёвую бумагу перешли.

Бережно открываю титульный лист, вчитываюсь в большие, выбитые в готическом стиле поверх изящной иллюстрации буквы, выдыхаю, восхищённо матерясь. Действительно дорогой подарок! «Парамирум» самого Парацельса да ещё и 1534 года выпуска! Наверняка один из первых напечатанных экземпляров великого целителя и философа. Только откуда она у принца? Хотя о чём я? Густав, несмотря на свою ветренность и легкомыслие, был прекрасно образован и весьма сведущ в медицине и алхимии. И очень гордился своим прозвищем «второго Парацельса». Деньги у него время от времени, благодаря высоким покровителям, появлялись. Вот и выкупил фолиант у какого-нибудь впавшего в нужду университетского профессора, не считаясь с ценой. Потому, по итогу, нищим в Москву и приехал, что не умел соразмерять свои хотелки с финансовыми возможностями.