Троецарствие (СИ) - Алексин Иван - Страница 21

— Здрав будь, Фёдор Борисович. Многие лета тебе.

— Тебе того же, Илейко, не пожелаю. — усмехнулся я, останавливая коня. — Уж не обессудь.

— А почто так, государь? — хитро прищурился самозванец. — Я вроде супротив тебя не бунтовал. Царевичем объявился уже в ту пору, когда о твоей гибели слухи по Руси пошли и Гришка Отрепьев на московском троне восседал. Против него и бунт поднял.

— Ты ещё скажи, что за мою гибель самозванцу отомстить хотел.

Я погладил коня по шее, тем самым держа руку ближе к торчащему из чехла пистолю. Опасная эта штука — переговоры, когда перед тобой два вооружённых до зубов казака гарцуют, а у тебя за спиной только Порохня за этими головорезами бдит. Если до схватки дойдёт, они оба в меня метить будут. Хотел я было без оружия предложить встретится, но не стал; на слово я бы ЛжеПетру не поверил (с него станется что-нибудь под одеждой припрятать), а на односторонний обыск он вряд ли согласится. Позволить же обыскать себя — это такой урон царской чести будет, что меня потом самый распоследний воин в моём войске уважать перестанет. Вот и решили всё как есть оставить и по одному спутнику с собой взять.

Я позвал с собой Порохню. И дело даже не в том, что тот умелый воин. Сыщутся в моей армии и бойцы и получше. Просто разговор предстоял непростой. Раз неведомый мне самозванец о Насте и моих с ней взаимоотношениях знает, то может и другими сведениями о моём прошлом располагать. А мне некоторые детали моего загран путешествия хотелось бы в тайне сохранить. Вот пусть Порохня, если что, и слушает. Он и так почти всё о тех событиях знает.

— Нет, — весело засмеялся Илейко. — Врать не буду; погулять с хлопцами по Волге захотелось. Царевичем оно как-то сподручнее было! Да и потом, когда по призыву князя Шаховского на помощь Болотникову пришёл, тоже не за нового самозванца бился. Чем он лучше меня? Казак добычей славен. Вот я за тем к большому воеводе и пристал.

— И ты вот так, при нём, — кивнул я на спутника Илейко, — в том, что самозванец сознаёшься?

— Так-то, Фёдор Бодырин, государь, — вновь засмеялся ЛжеПётр. — Атаман тверских казаков. Они меня на круге царевичем и выкликнули.

— Твой верный сторонник, государь, — обозначил поклон атаман.

Сторонник, значит. Ни слуга, ни холоп, а почти союзник. Ну, ну. Таких сторонников иметь, врагов не нужно.

— А твой ближник… — Илейко сделал паузу, выразительно скосившись в сторону Порохни. — Он знает?

— Данила Порохня, — веско обронил я в ответ. — Куренной атаман запорожских казаков… Он знает.

— Я же говорил тебе, Фёдор, что Годунов казаков привечает, — новость о том, что у меня в доверенных людишках казак, Илейко явно воодушевила. — Глядишь и мы о службе сговоримся.

— О службе потом, — выдавил я на губах улыбку. — Сначала всё, что о Насте знаешь, сообщи. Или ты её именем воспользовался, чтобы меня сюда позвать?

— Что ты, государь, — возмущённо взмахнул рукой мой собеседник, неприятно оскалившись. Сквозь маску напускного добродушия тут же проступили черты жестокого, хладнокровного хищника. — Я её в Туле встретил. Тебя там искала, после того, как дом, где она у родителей какого-то Тараски жила, тати пограбили. Пришлось с собой взять. За ней теперь в Арзамасе мои людишки приглядывают.

— В Арзамасе, значит, — я убрал вспотевшую ладонь с рукояти пистоля. Очень уж мне эти Илейкины махания руками не понравились. Чуть зазеваешься, а в тебя уже нож летит. — А чего это ты о ней такую заботу проявить решил?

— Так не чужая она мне. Сколько вместе по Степи прошли! И не только с ней. Разве о таком забудешь? А помнишь, государь, как мы с тобой из плена ногайского сбежали. Вырвались! Не дали из себя басурманам рабов сделать.

— Сбежали… Каждый в свою сторону.

— Так там по-другому нельзя было, государь, — пожал плечами лжецаревич. — В одиночку больше надежды было на то, что уйти от погони получится.

— Пусть так, — мотнул я головой, решив не развивать эту тему. То, что было в прошлой, уже не важно. Важно то, что сейчас произойдёт. — Говори, зачем звал.

— Так под руку к тебе пришёл проситься, Фёдор Борисович. Покуда не было на Руси истинного царя, можно было и погулять. А вот как ты объявился — иное дело! Я как о том узнал, сразу к тебе мыслить стал. Вот и увёл из-под Тулы терских казаков да по пути сюда народишко собрал. А как услышал, что ты к Нижнему Новгороду с войском идёшь, тоже сюда заспешил. Скрывать не буду, — вновь по-звериному оскалился Илейко. — Сам хотел город взять да им тебе поклонится. Но видно не судьба. Вместе теперь его брать будем.

Вместе значит. Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться Илейке в лицо. Ишь, шустрый какой! Грабить и убивать под именем царевича стало слишком опасно. Поприжали тебя основательно. Под Тулой Шуйский стоит, на Севере я хозяйничаю, на Юге скоро Дмитрий, который, даром что сам такой, других самозванцев не жалует, скоро объявится. Вот и решил ты на мою сторону переметнутся и уже от моего имени продолжить грабить.

— И что ты хочешь в награду за службу?

— Так в бояре нас с Фёдором пожалуй да вотчинами награди, — алчно блеснули глаза у Илейки. — Ну, и казаков, что с Терека со мной пришли, деньгой да мехом надели. А мы сполна отслужим! Только прикажи, по тем уездам, что твою руку не держат, пройдём и к покорности приведём.

Ага. Видел я, как вы к покорности деревеньки приводите. Там после вас даже собаки не тявкают.

— Быть посему, — решительно киваю я, разворачивая коня. — И вас двоих по заслугам вознагражу, и остальных без царской милости не оставлю. Гостинцев у меня на всех хватит. Ждите.

— Зачем они тебе, Фёдор? — недовольно проворчал в спину Порохня, стоило нам немного отъехать. — Там добрых воинов сотни три наберётся, не больше. Остальные сброд, что по дорогам разбойничать бродит.

— Больше бродить не будут, — зло огрызнулся я в ответ, подъезжая к стройным рядам своего войска. — Иван, — поворачиваюсь к подъехавшему большому воеводе. — Труби атаку. И проследи, чтобы никто из этих воров не ушёл. Всех царскими гостинцами надели!

Вскоре всё было кончено. Разношёрстное, плохо вооружённое войско самозванца развалилось, практически не оказав сопротивления. Лишь небольшой отряд казаков, ловко уйдя из-под удара кирасиров, затем сумел пробиться сквозь ряды поместной конницы. Но лишь затем, чтобы полечь под выстрелами рейтар Ефима. В плен, вспомнив глаза Степаниды, я велел никого не брать.

27 августа 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

.— Да нет его нигде, царь-батюшка, — развёл руками Ефим. — Мои люди всех убитых осмотрели. Кто хоть немного похож, Порохню опознать звали. Атамана, что этого злодея сопровождал, нашли, а самого нет. Видно в Волге утонул. В неё воры прямо с конями с отчаяния бросались.

— Утонет он, как же! — выплюнул я слова, с ненавистью смотря на высоченные стены города. — Говно не тонет. И эти ещё смотрят!

У, сволочи! Густо облепили всю крепостную стену и глазели, как гибли мои воины, отряд одного из воров уничтожая. Интересно им! Ну, ничего. Сейчас я с вами в ту же игру сыграю. На противоположном берегу Оки уже мои полки нового строя толпятся, осадные пушки ставят. Наверняка и баржа, по максимуму забитая чугунными чушками с порохом, неподалёку наготове стоит. Мне бы ещё задуманное представление перед горожанами разыграть и можно начинать.

Хотя начинать как раз и не хочется. Будь ты проклят, отец Иоиль! Мне уже «доброжелатели» доложили, что именно архимандрит Печёрского Вознесенского монастыря во главе оппозиции стоит. И именно он, упирая на моё отлучение Гермогеном и угрожая закрыть храмы и церкви, решение об отказе перехода города под мою руку, продавил. И теперь эта его твердолобость большой кровью обернуться может!

А тут ещё этот Илейко запропастился. Если выживет, наверняка отомстить попытается.

— Порохня, — оглянулся я на воеводу. — Возьми свои две тысячи да скачи к Арзамасу. Скажешь, что самозванец Илейко, что терскими казаками в царевичи был выкликнут, мной под Нижним Новгород разбит, а сам царь следом за тобой идёт. Сдавшимся мою милость обещай. Если ворота откроют, найди Настю и сюда привези, нет, на штурм не лезь. Окружи городок и никого туда не пускай.